Родственные проекты:
|
Воспоминания
ТОМ I
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Годы скитаний
(1895-1905)
9. АББАЦИЯ И СМЕРТЬ ПЛЕВЕ (1904)
Я воспользовался предстоявшей поездкой на Балканы, чтобы, по дороге,
встретиться с моей семьей после годичной разлуки 1903-1904 г. Мы условились
съехаться в прелестном уголке Кварнерского залива, в двух шагах от Фиуме
(по-славянски Риека), в курорте Аббация, огражденном от ветров плоскогорием
Истрии. На узком побережье залива горный климат Крайны круто переходит здесь
к мягкой температуре и к роскошной растительности Средиземного моря. Я
попадал здесь, притом, в самое средоточие национальной борьбы между
итальянцами, населявшими западный берег Истрии, и славянами; здесь проходила
также граница между двумя славянскими народностями, словенцами и хорватами.
От Триеста и Фиуме шел дальше на юг и на восток сплошной славянский
хинтерланд (нем., глубинка – ldn-knigi). Исходная точка для поездки по
восточному побережью Адриатики на западные Балканы определялась таким
образом сама собою.
Жена приехала в Аббацию из Швейцарии, где лечились мои младшие дети. Со
старшим сыном она встретила меня у пристани пароходика, совершавшего рейсы
между Аббацией и Фиуме. Радость встречи была взаимная. Они уже начали свои
утренние купания. Я не мог регулярно сопровождать их, так как занят был
подготовкой к предстоявшей поездке. Только к вечеру мы выходили вместе на
прогулки по парку и по местному побережью. В небольшом отеле, где мы
поселились, оказались соседями русские: интеллигентные пожилые старики
оторванные от России, но знавшие меня по имени. С ними до поздней ночи мы
вели оживленные политические беседы, и я устанавливал свои оптимистические
прогнозы на ход начинавшейся революции.
{224} Неожиданное — или, точнее, очень ожиданное, — обстоятельство
подтвердило эти прогнозы. 29 июля, выйдя навстречу семье, возвращавшейся с
утреннего купания, я увидел издали в руках жены лист газеты, которым она мне
махала с признаками сильного волнения. Я ускорил шаг и услыхал ее голос:
«Убит Плеве»! Я прочел телеграмму.
Да, действительно, Плеве взорван бомбой по дороге к царю с очередным
докладом!.. И эта «крепость» взята.
Плеве, который боролся с земством, устраивал еврейские погромы, преследовал
печать, усмирял порками крестьянские восстания, давил репрессиями первые
проявления национальных стремлений финляндцев, поляков, армян — проявления,
пока еще сравнительно скромные, — Плеве убит революционером. Он, который
сказал Куропаткину: «Чтобы остановить революцию, нам нужна маленькая
победоносная война». Война оказалась не маленькой и не победоносной; перед
смертью Плеве как раз русские войска испытывали поражения — и вот ответ
русской революции!
Здесь, очевидно, русская борьба против «осажденной крепости» самодержавия
вступала в новую фазу. Как отзовется правительство на новый удар?
Через несколько дней пришел в Аббацию № 52-й «Освобождения» от 1-го августа
и в нем я прочел строки своей собственной статьи, посланной еще до убийства
Плеве. «Плеве, несомненно, дискредитирован в глазах всей России, и его
падение есть только вопрос времени».
Струве, в редакционной статье номера, выражался откровеннее: «С первых же
шагов преемника убитого Сипягина, назначенного на его место два года тому
назад, вероятность убийства Плеве была так велика, что люди, понимающие
политическое положение и политическую атмосферу России, говорили: «Жизнь
министра внутренних дел застрахована лишь в меру технических трудностей его
умерщвления»... И этот человек, два года назад, разговаривал со мной —
правда, по приказу царя, по-человечески! Теперь радость по поводу его
убийства была всеобщая. Другой сотрудник «Освобождения» говорил по этому
поводу в том же номере о «моральной противоестественности чувства радостного
удовлетворения», вызванного «в сердцах многого множества русских людей»
исчезновением Плеве; но он {225} признавал, что чувство это «вполне
естественно при противоестественных условиях русской жизни». О моей
политической реакции на попытку правительственной уступки после убийства
Плеве я говорю на дальнейших страницах этих воспоминаний.
Было очевидно, что наша политическая борьба с этого момента должна была
перейти на новые рельсы. И намеченная мною летняя поездка на Западные
Балканы врывалась в ход моих собственных политических переживаний, которые
уже во время заграничных скитаний слились в одну определенную линию.
Благодаря моему участию в нашем оппозиционном журнале «Освобождение», эта
линия, намеченная уже в совещаниях с группой И. И. Петрункевича весной 1902
г., развивалась мной дальше самостоятельно, отчасти в идейном контакте с
моими единомышленниками из круга «Земцев-конституционалистов», отчасти же и
в полемике с их правым, а потом и с левым крылом, когда уже в мое отсутствие
движение разрослось и втянуло в себя разные и отчасти противоречивые
политические настроения. На выработке этой политической линии я должен буду
остановиться, ибо она послужила для меня переходом от литературного
сотрудничества к активному участию в политической борьбе. При этом мне
придется вернуться несколько назад и забежать вперед в общем ходе моих
воспоминаний. Но предварительно я должен, соблюдая хронологию, рассказать об
осуществлении своей ближайшей цели — балканской поездке, от которой, как и
от обещанного Крейну курса о западных славянах, я не считал себя вправе
отказаться.
Вернуться к
оглавлению
Милюков П.Н. Воспоминания (1859-1917). Под редакцией М. М. Карповича и Б. И.
Элькина. 1-2 тома. Нью-Йорк 1955.
Далее читайте:
Милюков Павел
Николаевич (1859-1943), депутат III и IV Дум от Петербурга,
председатель кадетской фракции.
|
