РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

А.Л. Никитин

-

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА

А: Айзатуллин, Аксаков, Алданов...

Б: Бажанов, Базарный, Базили...

В: Васильев, Введенский, Вернадский...

Г: Гавриил, Галактионова, Ганин, Гапон...

Д: Давыдов, Дан, Данилевский, Дебольский...

Е, Ё: Елизарова, Ермолов, Ермушин...

Ж: Жид, Жуков, Журавель...

З: Зазубрин, Зензинов, Земсков...

И: Иванов, Иванов-Разумник, Иванюк, Ильин...

К: Карамзин, Кара-Мурза, Караулов...

Л: Лев Диакон, Левицкий, Ленин...

М: Мавродин, Майорова, Макаров...

Н: Нагорный Карабах..., Назимова, Несмелов, Нестор...

О: Оболенский, Овсянников, Ортега-и-Гассет, Оруэлл...

П: Павлов, Панова, Пахомкина...

Р: Радек, Рассел, Рассоха...

С: Савельев, Савинков, Сахаров, Север...

Т: Тарасов, Тарнава, Тартаковский, Татищев...

У: Уваров, Усманов, Успенский, Устрялов, Уткин...

Ф: Федоров, Фейхтвангер, Финкер, Флоренский...

Х: Хилльгрубер, Хлобустов, Хрущев...

Ц: Царегородцев, Церетели, Цеткин, Цундел...

Ч: Чемберлен, Чернов, Чижов...

Ш, Щ: Шамбаров, Шаповлов, Швед...

Э: Энгельс...

Ю: Юнгер, Юсупов...

Я: Яковлев, Якуб, Яременко...

Родственные проекты:

ХРОНОС

ФОРУМ

ИЗМЫ

ДО 1917 ГОДА

РУССКОЕ ПОЛЕ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ПОНЯТИЯ И КАТЕГОРИИ

А.Л. Никитин

ОСНОВАНИЯ РУССКОЙ ИСТОРИИ

Мифологемы и факты

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ

Одним из центральных сюжетных «блоков» ПВЛ является история крещения и последующего просвещения Русской земли, связанная с именами Владимира Святославича и Ярослава Владимировича, а равным образом и с историей первых русских святых, Бориса и Глеба. В определенном смысле она оказывается «краеугольным камнем» русской историографии, получившим свой окончательный вид под пером «краеведа-киевлянина» не ранее первой четверти XII в., на котором в последующие века строилась русская историография вообще и история русской Церкви в частности. В первой ее части излагается история вокняжения Владимира в Киеве, упоминаются его походы на окрестные племена и государства, обстоятельства его личного крещения и крещения «земли Русской», рассказывается о его реформах в области просвещения, юрисдикции, церковного и городового строительства. Вторая часть открывается смертью Владимира, последовавшей за ней братоубийственной борьбой за киевский престол между Святополком и Ярославом, которая завершилась победой Ярослава и заключенным им соглашением с Мстиславом, а после смерти последнего - единовластным княжением Ярослава в Киеве и его широкой церковной и градостроительной деятельностью.

Такое расположение материала о деятельности Ярослава, оказавшегося при последующем хронометрировании ПВЛ под 6545/1037 г., дало основание А.А.Шахматову предположить, что данной статьей заканчивался Древнейший киевский летописный свод, созданный сразу же по завершении строительства киевского храма Софии, и лишь значительно позднее пополненный известием о смерти князя и указанием, что «жить же всехъ леть Ярослав 70 и 6» [Ип., 151], тем самым позволяя считать датой его рождения 978 г.' Основанием такого ограничения послу-

___________________

1 Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908, с. 414-416.

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________235

жило историку как завершение под 1037 г. рассказа о деятельности Ярослава, так и наличие в «хронологической» статье 6380/852 г. определенного обособления княжений Ярополка, Владимира и Ярослава («Ярополкъ княжи леть 8; Володимеръ княжи леть 37; Ярославъ княжи леть 40») как от предшествующей группы князей (Олега, Игоря, Святослава), где употреблена синтагма «от перваго лета... до перваго лета...», так и последующей, указывающей сумму лет «отъ смерти... до смерти...» [Ип., 13].

Оставляя в стороне вопрос о существовании Древнейшего киевского свода, я считаю более корректным говорить о сочинении, которое, во-первых, несло на себе безусловный отпечаток работы «краеведа-киевлянина», что вместе с использованием лексемы "варяги" относит создание этого блока известий к первой четверти XII в., а, во-вторых, являло собой единый, ныне разнесенный по годовым статьям текст, в котором, наряду с другими интерполяциями, самой явной и крупной оказывается «Повесть об убиении Бориса и Глеба», разорвавшая единый рассказ о вокняжении Святополка под 6523/1015 г. Текст этот, как я покажу ниже, не был отграничен от предшествующего повествования об Ольге и Святославе, будучи связан с ним стилистически и структурно, тогда как расчет времени княжения, в чем легко убедиться, основан уже на «сетке лет», приобретенной ПВЛ значительно позднее.

Действительно, указание на сорокалетние княжение Ярослава соответствует времени от его первого упоминания в Новгороде (1014 г.) до момента смерти в 1054 г., оставляя читателя в неведении относительно того, что он делал и где был на протяжении 36 предшествующих лет. При этом выясняется, что в ст. 6522/1014 г. Ярослав назван всего только «посадником» («и тако даху вси посаднице новьгородстии, а Ярославъ поча сего не даяти» [Ип., 115]), вызывая вопрос: с какого же момента следует исчислять «княжеский стаж» Ярослава — с упоминания его «посадником новгородским», или же с занятия им киевского «стола»? Ни та, ни другая дата не согласуются с обозначенной, показывая, что для обработчика этого материала предшествующая история Ярослава оставалась совершенно неизвестна. Соответственно, и роспись сынам Владимира и их княжениям, находящаяся в конце ст. 6496/988 г., которая поместила Ярослава сначала в Ростове, а затем пересадила его в Новгород, могла появиться не ранее XII в., будучи попыткой обрисовать исходную ситуацию на основании представлений этого времени. Последнее тем более любопытно, что в тексте ПВЛ Ярослав со своим отказом выпла-

236__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

ты «2000 гривенъ отъ года до года Кыеву» [Ип., 114-115] появляется как deus ex machina в конфликтной ситуации, чтобы в результате последовавшей за смертью Владимира долгой братоубийственной войны установить свое «единовластие» в Руской земле.

Однако не будем забегать вперед.

Как я уже отмечал, история Владимира в тексте ПВЛ начинается не с его столкновения с Ярополком, а гораздо раньше. Впервые его имя упомянуто вместе с именами Ярополка, Олега и их бабки Ольги в «печенежской» новелле 6476/968 г., посвященной воеводе Претичу, где указано их нахождение «в Киеве» [Ип., 53]. Уже следующее упоминание Владимира в ст. 6478/970 г. выдвигает его на передний план, поскольку вся она посвящена его происхождению и причинам, по которым он стал новгородским князем («придоша людие новъгородьстии, просяще князя со-бе»). Одновременно с ним на сцене появляется его «уй Добрыня». Так впервые читатель узнает, что «Володимиръ бо бе от Малуши, милостьнице Ольжины, сестра же бе Добрыня, отець же бе има Малъко любчанинъ, и бе Добрыня оуи Володимиру» [Ип., 57]. Любопытно, что в отличие от Ярослава начало «княжеских лет» Владимира, согласно приведенной «росписи», приходится не на 6478/970 г., а только на 6486/978 г., который вообще ничем не отмечен в ПВЛ, заставляя предполагать, что и в данном случае перед нами такой же хронометрический сдвиг, как тот, что можно наблюдать в описании событий княжения Олега и Игоря. С другой стороны, здесь можно предполагать наличие последующих сокращений, в результате которых из текста исчезло описание событий биографии Владимира, предшествовавших его схватке с Ярополком и захвату Киева.

Подтверждением такой возможности служит упоминаемая в начале ст. 6488/980 г. история с отвергнутым сватовством Владимира к Рогнеде, дочери полоцкого князя Рогволода, помещенная между сообщением о возвращении Владимира в Новгород с «варягами» и его походом на Киев. Поскольку такая последовательность действий Владимира в исторической реальности представляется маловероятной (в этом убеждает развитие действия, когда, отправив к Ярополку его посадников со словами «Володимиръ вдеть на тя, пристраивайся противу битися», Ярослав «седе в Новегороде и посла к Роговолоду» со сватовством, после чего предпринимает военную экспедицию не на Киев, а на Полоцк), остается думать, что здесь мы имеем дело со следами значительного сокращения текста, излагавшего сюжет, хронологически предшествующий конфликту между Ярополком и Владимиром.

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________237

Правомочность такого заключения подтверждает ст. 6636/1128 г. Лаврентьевской летописи, находящаяся за пределами собственно ПВЛ [Л., 299-301], которая содержит более подробный и законченный рассказ о полоцком походе. Суть его в том, что, получив отказ при сватовстве к Рогнеде, дочери полоцкого князя Рогволода, «пришедшего из-за моря», Владимир со своим «уем Добрыней» подвергает разгрому Полоцк и беспощадно расправляется с родителями и братьями Рогнеды (по версии, сохранившейся в Лаврентьевском списке, перед этим он по требованию Добрыни насилует Рогнеду на глазах ее родителей2). В такой ситуации весьма странной оказывается причина похода: Владимиру отказывает не Рогволод, а сама Рогнеда, «желающая Ярополка», хотя о каких-либо матримониальных притязаниях Ярополка к Рогнеде ничего не известно. Более того, в статье 6485/977 г. определенно сказано, что у него уже есть «жена грекиня», поэтому фраза о том, что «в се же время хотяху вести Рогънедь за Ярополка» [Ип., 64], вызывает естественное недоумение.

Разобраться во всём этом помогает сопоставление «канонического» текста о полоцком походе в статье 6488/980 г. с его более полной версией, сохранившейся в Лаврентьевском списке, где главным действующим лицом оказывается не Владимир, а его «уй» Добрыня, а также фраза, что Владимир «седе в Новгороде и посла к Рогволоду Полотьску, глаголя: хощу пояти дщерь твою жене». Она заставляет думать, что первоначально конфликт между сыновьями Святослава возник не из-за притязаний Ярополка на абсолютную власть в «Руской земле», както инкриминировалось последнему, чтобы обелить Владимира в его притязаниях на Киев, а из-за отвергнутого сватовства Владимира к «Рогнеде, дщери Рогъволоже», которая в окончательной редакции ПВЛ становится матерью не только Изяслава, но и Ярослава [Ип., 67]. Между тем, в ошибочности последнего утверждения убеждает заключительная фраза рассказа о насилии над Рогнедой ст. 6636/1128 г. Лаврентьевского списка, из которой видно, что ее автор не считал Изяслава сыном Владимира, поскольку потомки Изяслава (Владимировича) — «роговоложи внуци» — противопоставлены им «Ярославлим внуком» («и оттоле мечь взимають Роговоложи внуци противу Ярославлим внуком» [Л., 301]). Из этого можно сделать ряд выводов, а именно: во-первых, рассказ о полоцком походе имел самостоятельное хождение в составе цикла рассказов о Владимире и Добрыне и лишь потом был адаптирован в состав ПВЛ в соответствии с за-

___________________

2 О противоречиях текста см.: Лихачев Д.С. Комментарии. // Повесть временных лет, т. II. М.-Л., 1950, с. 320-322.

238__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

мыслом «краеведа-киевлянина», следы работы которого явственно проступают во всех этих фрагментах; во-вторых, он возник не ранее XII в., поскольку речь в нем идет уже о «внуках» Изяслава и Владимира, но до обработки текста ПВЛ, поскольку в изначальном его тексте [Л., 299-301] отсутствует упоминание о «варягах», которых не знает предшествующий цикл рассказов об Ольге, Святославе и Олеге Святославиче.

Но это еще не всё. Рассказ о сватовстве Владимира к Рогне-де, поставленный в связь с походом на Ярополка, оказывается анахронизмом в самой биографии Владимира, потому что описывает событие, которое должно было произойти вскоре после переезда Владимира с Добрыней из Киева в Новгород. На это указывает фраза, сохранившаяся в редакции Лаврентьевской летописи «Роговолоду держащю и владеющу и княжащю Полотьскую землю, а Володимеру сущю Новегороде, детьску сущу еще и погану» [Л., 299], от которой в Ипатьевской летописи осталось только слова «и седе в Новегороде» [Ип., 63], выдающие попытку очередного редактора сменить акценты мотивации отказа Рогнеды: в ПВЛ Рогнеда просто предпочитает Ярополка Владимиру, тогда как в первоначальном (лаврентьевском) варианте она предпочитала киевского князя «робичичу» («не хочю розути робичича, но Ярополка хочю» [Л., 299]).

Установив первоначальную хронологию сюжетов (поставление Владимира новгородцам и «поимание» Рогнеды), можно вернуться к братьям Владимира, рассказ о которых полностью переработан «краеведом», если судить по «Свенельду» (который был воскрешен под Доростолом, чтобы послужить причиной конфликта и затем исчезнуть так же внезапно, как появился) и по характерным для этого автора топографическим уточнениям («город, рекомый Вручий», «и бяше мость чрезъ гроблю к воротамъ городнымъ», «и есть могила его у Въручего и до сего дни»3, «и стояше Володимиръ, обрывся на Дорогожичи, и есть ровъ и до сего дне», «и есть притча и до сего дне» и пр.). По-видимому, воскрешение Свенгельда потребовалось автору, чтобы объяснить существование «Свенгельдиця», убитого Олегом на охоте, а по-

___________________

3 В качестве курьеза можно отметить, что, на основании ст. 6552/1044 г. о перезахоронении Ярополка и Олега, именно эту, проходную фразу А.А.Шахматов приводил в качестве доказательства работы летописца «до 1044 г.» (Шахматов А.Л. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908, с. 415), тогда как на самом деле она появилась много позднее, как и во всех остальных местах, «маркированных» лексемами «краеведа-киевлянина».

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________239

следующее нападение Ярополка на Олега - следствием проведенной Свенгельдом интриги. После этого «Свенгельд» окончательно выпадает из повествования, и в следующей новелле, принадлежащей уже истории Владимира, воеводой Ярополка выступает Блуд, заставляя думать, что, даже если схватка Ярополка с Олегом является историческим фактом, в ПВЛ мы находим ее сугубо литературное, т.е. не адекватное, отображение.

Вероятно, то же самое следует сказать и по поводу новеллы 6488/980 г., ибо трудно предположить реальность человека по имени «Блуд», единственной функцией которого является передача Киева и Ярополка в руки Владимира, чтобы дать повод автору начала XII в. разразиться обличительной тирадой по поводу «то суть неистовии, иже приимъше отъ князя или отъ господина своего честь и дары, ти мыслять о главе князя своего на погубление, горьше суть таковыи бесовъ; якоже и Блудъ предасть князя своего, приимъ отъ него чести многы, сь бо бысть повиненъ крови тои» [Ип., 65]. Вполне вероятная догадка, что весь этот пассаж, как и развертка сюжета, метили в кого-то из современников автора, не облегчает задачи исследователя отыскать в этом тексте отражение событий последней четверти X в., поскольку не только «варязи», но и «поставление кумиров», и картины «блуда» Владимира («бе бо женолюбець, яко и Соломонъ»), похоже, являются не историческими фактами, а только представлениями автора.

Так, у Владимира оказываются от Рогнеды четыре сына (Изяслав, Мстислав, Ярослав, Всеволод) и «две дщери»; от«гре-кыни» — Святополк; от одной «чехыни» Вышеслав, от другой — Святослав; от «болгарыни» — Борис и Глеб; кроме того, 800 наложниц в трех гаремах вокруг Киева — в Вышгороде, Белгороде и на Берестовом. Долгое время господствовало мнение, что изображение Владимира в качестве «сексуального маньяка» («и бе несытъ блуда, и приводя к себе мужьскыя жены и девици, растля я» [Ип., 67]) требовалось автору ПВЛ, чтобы тем ярче выделить его преображение после крещения («благодать»), а, вместе с тем, сопоставить его с Соломоном, представляющим «ветхий закон», который «мудръ же бе, а на конець погибе; сь же бе невегласъ, на конець обрете спасение» [Ип., 67]. Главным аргументом в пользу такого мнения, кроме уже приведенных цитат, было отсутствие подобных прецедентов у других князей, поскольку все они в ПВЛ предстают правоверными моногамными семьянинами, что не раз подчеркивалось исследователями.

240__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

Но это вряд ли верно. Помимо того, что сам Владимир оказывается «робичичем от Малуши» (от кого появились Олег и Ярополк нам просто неизвестно), наличие института наложничества и многоженства, с которым постоянно боролась Церковь на протяжении X-XI вв. у чехов, болгар, венгров и поляков, не говоря уже о прибалтийских славянах, отмечено во многих хрониках 4, а о гареме «владетеля Матархи» (Тмуторокана) в XIII в. сообщал в своих записках известный монах Юлиан 5. Поэтому можно считать, что в описании нравов Владимира сохранились реальные черты, вполне согласные с нравами той эпохи, хотя в отношении числа «гаремов» несколько преувеличенные. Стоит напомнить также, что на крайнюю распущенность Владимира указывал в своей хронике и его современник, архиепископ мер-зебургский Титмар, называвший его «величайшим сластолюбцем» и «прелюбодеем» 6.

Вместе с тем, можно обнаружить, что единый текст, разнесенный в настоящее время по ст. 6485/977 и 6488 гг., как и описанный в нем конфликт сначала между Ярополком и Олегом, а затем между Владимиром и Ярополком, выполняет определенную сверхзадачу в этом блоке известий ПВЛ, готовя читателя к неизбежным в дальнейшем «преступлениям Святополка». Так, после сообщения о гибели Олега, безо всякого на то повода «краевед» сообщает, что «и у Ярополка жена грекини бе, и бяше была черницею, юже бе привелъ отець его Святославъ и въда ю за Ярополка, красы деля лица ея» [Ип., 63.]. Эту же тему он развивает и далее, когда, покончив с Ярополком, «Владимир же залеже жену братьню грекиню, и бе не праздна, от нея же роди Святополка. От греховнаго бо корене злой плодъ бываеть, понеже была бе мати его черницею, а второе, Володимиръ залеже ю не по браку; прелюбодейчищь бысть убо, темьже и отець его не любяше, бе бо от двою отцю, от Ярополка и от Володимира» [Ип., 66].

Последовательность событий — «залеже ю... и бе не праздна», так же как и фиксация результата - «от нея же [Владимир] роди Святополка», безусловно указывает, что Святополк был сыном

___________________

4 Успенский Ф. Первые славянские монархии на Северо-Западе. СПб., 1872, с. 165; Нидерле Л. Славянские древности. М., 1956, с. 188-189.

5  Юлиан. «О существовании Великой Венгрии, обнаруженном братом Рихардом во время господина папы Григория IX» {Аннинский С.А. Известия венгерских миссионеров XIII-XIV вв. о татарах и Восточной Европе. // Исторический архив, вып. III. M.-JI., 1940, с. 78).

6 Thietmari Merseburgensis episcopi chronicon (далее — Thietmari chronicon), VII, 72 и 73 {Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники IX-XI веков. М., 1993, с. 140 и 141).

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________241

именно Владимира, от которого его мать «была не праздна», тогда как формула «от двою отцю» здесь же и объясняется тем обстоятельством, что «Володимиръ залеже ю не по браку». Факт этот в высшей степени важен, поскольку безусловно снимает все сомнения в отцовстве Владимира, возвращая Святополку его подлинное отчество «Владимирович», которое В.Л.Янин и многие следом за ним поспешили изменить на «Ярополкович» 7. Вместе с тем, данное обстоятельство требует пересмотра выдвинутой историком схемы развития лично-родовых знаков русских князей X-XI вв., причем как в отношении Святополка, так и в отношении Изяслава Владимировича. Последнему без каких-либо серьезных оснований Янин усваивает «древнейшую русскую печать Х века», связывая ее изображение с «тамгой Владимира Святославича», имеющую с ней весьма отдаленное сходство 8.

Указанием на время сложения всего повествования о «Владимире в язычестве» могло бы служить описание языческих треб «на холъму вне двора теремного», поскольку автор тут же отметил, что «преблагыи Богь не хотяи смерти грешникомъ: на том холме ныне церкы есть святаго Василья, якоже последе скажем» [Ип., 67], тем более, что в ст. 6496/988 г., завершая рассказ о крещении Русской земли, он сообщил, что Владимир «постави церковь святаго Василья на холме, идеже стояша кумири Перунъ и прочии». Однако единственная церковь св. Василия в Киеве, которую знают южнорусские своды («яже стоить в Киеве на Велицемь дворе»), была священа «великимъ священиемъ» только 1-го января 1183 (сентябрьского) года [Ип., 634], хотя можно допустить, что речь могла идти о ее предшественнице. Однако действительным хронологическим индикатором здесь оказывается фраза о «дворе теремном», который первый раз появляется в комментариях «киевлянина-краеведа» к первой мести Ольги, а затем фигурирует в рассказе о западне, приготовленной Блудом Ярополку, и участие в расправе над Ярополком «двух варягов», что переносит весь текст в первую четверть XII столетия. В связи с этим встает вопрос и о достоверности рассказа о «кумирах Владимира», перечень которых вполне мог быть почерпнут «краеведом» из учительной литературы или из окружающей его действительности, если правы в своих выводах о структуре и да-

___________________

7 Янин В.Л. Актовые печати Древней Руси, т. 1, М., 1970, с. 38-40 и др.

8 Янин В.Л. Древнейшая русская печать X в. // КС ИИМК, 57, М., 1955, с. 39-46; он же. Актовые печати..., т. I, с. 41 и 166; с. 249, тб. 1, рис. 2; с. 281, тб. 33, рис. 2.

242__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

тировке языческих святилищ этого времени изучавшие их И.П.Русанова и Б.А.Тимощук9.

Тому же времени и той же руке принадлежит рассказ о мучениках-варягах под 6491/983 г., на что указывают как употребленные здесь лексемы «невегласи» и «варяги», ни разу не встреченные в текстах раннего происхождения, так и морализирующее заключение, ставящее данный фрагмент в один ряд с подведением итогов крещения Ольги (ст. 6463/955 г.), описанием ее смерти (ст. 6477/969 г.), сентенциями по поводу предательства Ярополка Блудом (ст. 6488/980 г.) и сравнения Владимира с Соломоном. Однако главная его роль в повествовании о Владимире заключалась в предвосхищении последующего обновления «земли и человеков»: как на месте идольского капища Владимир воздвигает «церковь св. Василия», так и в данном случае о «варяге» сказано, что «бе дворъ его, идеже бе церкви святыя Богородица, юже създа Володимиръ» [Ип., 69].

Что же касается походов Владимира (на ляхов и вятичей в 6489/981, на вятичей в 6490/982, на ятвягы в 6491/983 гг.), то вряд они имели место в действительности. В первую очередь это относится к походу 6489/981 г., достоверность которого и даже саму возможность подобных военных действий категорически отрицал следом за своими предшественниками В.Д.Королюк10. Столь же малодостоверно сообщение о походе на вятичей, поскольку сделанное здесь же замечание, что Владимир их «победи и възложи на ня дань от плуга, якоже отець его ималъ» [Ип., 69], сразу ставит его в один ряд с таким же походом Святослава и напоминает о дани вятичей козаром «по щелягу от рала» под 6472/964 и 6474/966 гг. Более любопытны сюжеты ст. 6492/984 г. о походе на радимичей и ст. 6493/985 г. о походе на болгар. Судя по стилистике, они заимствованы из того же цикла рассказов о Владимире и Добрыне, что и рассказы о «выборе Владимира» новгородцами и поставлении Добрыней кумира Перуна над рекою в Новгороде, т.е. принадлежат к области литературы и тому же хронологическому пласту, как и другие подобные сюжеты. Последнее подтверждается присутствием «торков», сопровождающих флотилию Владимира по берегу. Как известно, торки впервые отмечены возле Киева на Днепре лишь в 50-х гг. XI в., селить их по р. Рось стали еще позднее, поэтому описанная ситуация могла возникнуть не ранее конца XI или первой четверти XII в., что еще раз подтверждает вероятное время сложения

___________________

9  Русанова И.П., Тимощук Б.А. Языческие святилища древних славян. М., 1993.

10 Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь. М, 1964, с. 79-82.

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________243

владимиро-добрынинского цикла, отразившего на страницах ПВЛ историю «язычника Владимира».

Совсем иным предстает этот князь в последующей подготовке крещения руси/Руси.

Я сознательно оставляю в стороне вопросы об обстоятельствах и времени действительного крещения Владимира, о возможной истории текста «испытания вер» и «речи философа» — всё то, чему посвящена обширная литература. Как известно, АА.Шахматов предположил, что история обращения Владимира списана с предания о Борисе-Михаиле болгарском, а «русское сказание перелицевало болгарское; русский компилятор поступил почти так же, как Нестор, воспользовавшись для составления жития Феодосия — болгарским переводом жития Саввы, почти так же, как писец Изборника 1073 года, заменивший в послесловии имя болгарского царя Симеона именем князя Изяслава (Святослава)» 11.В определенной мере этот вывод филолога поддержал А.С.Львов, который нашел в «речи философа» элементы западнославянские, восточноболгарские, греческие и русские, заключив, что первоначально текст был написан на греческом языке, переведен для мораван, использован в Болгарии, а затем попал на Русь 12.

Однако самое примечательное в этом рассказе о знаменательном событии в русской истории - совершенно иной образ Владимира, испытующего веры и осаждающего Корсунь, чем Владимира языческого периода. И дело здесь не в замысле или тенденциозности автора-обработчика, каким оказывается всё тот же «краевед-киевлянин» с его полемическими выпадами по поводу места крещения Владимира («се же не сведуще, неправо глаголють, яко крестился есть в Кыеве, инии же реша - в Василеве» [Ип., 97]), о «конех [первоначально — иконах? — А.Н.] медяны» («иже и ныне стоять за святою Богородицею, якоже не ведуще мнятся мраморяны суща» [Ип., 101]), а в исходном материале, которым он пользовался, в изначальной независимости текстов, заставляющих порою полагать, что они повествуют о разных исторических личностях. Владимир «корсунской легенды» не женат, не знает «варягов» и окружен русами, т.е. обрисован в пол-

___________________

11 Шахматов А.А. Один из источников летописного сказания о крещении Владимира. // Сборник статей по славяноведению, посвященных проф. Марину Степановичу Дринову (Сборник Историко-филологического общества, состоящего при Императорском Харьковском университете, т. XV). Харьков, 1908, с. 74.

12 Львов А. С. Исследования Речи философа. // Памятники древнерусской письменности. М„ 1968, с. 333-396).

244__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

ном соответствии с греческими и арабскими источниками, описывающими обстоятельства его крещения и женитьбы13.

В том, что автор ПВЛ в данном случае только обрабатывал, а то и прямо использовал уже существовавшие до него тексты, может служить упоминание апостола Павла в качестве учителя не «руси», что с такой страстностью защищал этот автор в сюжете о «преложении книг», а «немцев», т.е. латынян, пришедших «от Рима», по поводу которых в поучении после крещения Владимиру было сказано «не принимай же от латыне учения, их же учение развращено» и пр. [Ип., 100], заставляя полагать здесь интерполяцию антилатинской ревизии, возможность которой К.К. Висковатый допускал для Киева не ранее второй половины или конца XII в. 14

Не подвергая специальному критическому рассмотрению вопрос о действительном месте крещения Владимира, хочу здесь обратить внимание будущих исследователей на некоторые факты, которые необходимо иметь в виду. Обработчик «корсунской легенды», в котором легко обнаружить «киевлянина-краеведа» по излюбленным оборотам речи (напр., что «полата Володимеря [в Корсуни] воскрай церкви стоит и до сего дни»), местом крещения называет «церковь святой Софии» и протестует против мнения несведущих, что князь крестился в Киеве или же «в Василеве». Попытку Д.СЛихачева истолковать последний топоним в качестве неправильно понятого одним из переписчиков термина "базилика", т.е. 'церковь'15, вряд ли можно считать продуктивной. Учитывая значение, которое придавалось крещению князя росов и его беспрецедентной женитьбе на византийской принцессе (в первую очередь, получение Константинополем срочной военной помощи в виде десятитысячного корпуса росов), можно полагать, что обе церемонии (крещение князя и бракосочетание) имели место в центральном храме столицы империи, Цесареграде, что является точной калькой греческого « » 16 , который при последующей редактуре и превратился в «Василев». Последнее тем более вероятно, что по-

___________________

13 Розен В.Р. Император Василий Болгаробойца. Извлечения из летописи Яхьи Антиохийского. СПб., 1883; Васильевский В.Г. Труды, т. II, вып. 1. СПб., 1909, с. 81-83.

14 Висковатый К. К вопросу об авторе и времени написания «Слова к Изяславу о латинех». //Slavia, XVI. Praha, 1938, S. 535-567.

15 Лихачев Д.С. Комментарии. // Повесть временных лет, т. 2. М.-Л., 1950, с.338

16 Львов А.С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975, с. 196-197.

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________245

ход исторического Владимира под Корсунь имел место спустя несколько лет после крещения.

Возвратив новообращенного Владимира в Киев, «краевед» не забыл выполнить предвозвещенную читателям ранее программу: низвержение Перуна, построение церкви св. Василия, крещение киевлян, не забыв и «дьявола», в рассказе о мучениках-варягах надеявшегося найти себе здесь жилище, поскольку «зде бо не суть учили апостоли, ни пророци прорекали» [Ип., 70], теперь же напоминавшего, что «зде бо мнехъ жилище имети, яко зде не суть учения апостольская» [Ип., 102]. Соответствующая версия о «низвержении кумиров» по образцу киевского сказания, похоже, была разработана и для Новгорода (на Волхове?), где главным действующим лицом выступал «Аким/Иоаким корсунянин» 17, точно так же спускающий идола Перуна вниз по течению реки.

Но если с идолами расправиться было сравнительно легко, то приходилось считаться с наличием у Владимира детей, оказывавшихся на положении внебрачных, причем если в статье 6488/980 г. у него показано 8 сыновей и две дочери [Ип., 67], то по второй версии сыновей оказывается уже 12 [Ип., 105], которых надлежало «развести» из Киева 18. Насколько изложенное в тексте распределение «столов» соответствует представлениям первой четверти XII в., показывает тот факт, что Святополку Владимировичу достался г. Туров, где в конце XI в. находился другой Святополк, сын Изяслава Ярославича [Ип., 199 и 208]. Естественно, что исследователь не имеет права использовать эти перечни имен и распределение княжений в качестве исторического источника, не доказав предварительно их достоверность или хотя бы возможность данных княжений и не ссылаясь на «припоминания» поздних списков ПВЛ, как то делается до сих пор весьма часто. К тому же стоит помнить, что современник Владимира, Титмар из Мерзебурга, знает о наличии у него только трех сыновей, из которых один — Святополк — был женат на дочери Болеслава I Храброго 19.

___________________

17 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов, М.-Л., 1950, с. 159-160; в Иоакимовской летописи его функцию исполняют Добрыня и Путята {Татищев В.Л. История Российская, т. I. М.-Л., 1962, с 112-113.

18 Искусственность последнего списка в подражание «12 сыновьям Измайловым» продемонстрирована И.Н.Данилевским (Данилевский И.Н. Библеизмы Повести временных лет. // ГДРЛ, сб. 3. М., 1992, с. 93).

19 Thietmari chronicon, VII, 72 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные..., с. 140).

246__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

Последняя часть повествования о Владимире столь же скудна фактами, как и две первые. Оставляя в стороне две новеллы из «печенежского цикла» (о юноше-кожемяке под 6501/993т. и о знаменитом «белгородском киселе» под 6505/997 г.), связанные не столько с Владимиром, сколько с легендами о новопостроенных городах «по Десне, Устрьи, по Трубешеви, и по Суде, и по Стугне» [Ип., 106], главным здесь оказывается разорванный ими текст рассказа о построении «церкви святыя Богородица», предвосхищенного новеллой о мучениках-варягах. Он является продолжением рассказа о корсунском крещении, поскольку Владимир «поручивъ ю Настасу Корсунянину, и попы корсуньския пристави служити вь неи, вда ту все, еже бе взялъ в Корсуни, иконы, и съсуды церковныя, и кресты» [Ип., 106]. Этот рассказ, распространенный сведениями о «десятине», установлении праздника Преображения Господня, о нищелюбии Владимира, о любви к дружине (известная сентенция, что «яко серебромъ и златомъ не имамъ налести дружины, а дружиною налезу сребро и злато» использована под 6583/1075 г. по поводу сокровищ Святослава Ярославича [Ип., 190]), о попытках изменения уголовного законодательства, оказывается итоговым для князя, после чего Владимиру остается только умереть, что и происходит 15.7.1015 г. во время подготовки похода на Ярослава.

Насколько сложен состав комплекса известий о Владимире, сохранившийся в ПВЛ, показывает наличие в ее тексте трех фрагментов, каждый из которых является своего рода итогом повествования об этом князе. Так, в ст. 6488/980 г. подводится итог повествованию о Владимире-язычнике, братоубийце, лю-бострастнике, идолопоклоннике, однако в конце ее дается примечательное сравнение с Соломоном, который «мудръ же бе, а на конець погибе; сь (т.е. Владимир. — А.Н.) же бе невегласъ, на конец обрете спасение» [Ип., 67-69]20; в ст. 6499/991 и 6504/996 гг. рассказывается о Владимире — храмоздателе, просветителе, благотворителе и законодателе, обретшем веру и страх Божий, причем повествование несколько нелогично (видимо, сохраняя заключительные фразы какого-то использованного текста) заканчивается словами, что «живяше Володимиръ по строенью дедню и отню» [Ип., 112], хотя всё сказанное перед этим прямо опровергает такой вывод; наконец, в ст. 6523/1015 г., содержащей описание смерти и погребения Владимира, читатель обнаруживает панегирик покойному князю, объясняющий языческие грехи Владимира словами: «идеже умножися грехъ, ту

___________________

20 См. об этом у И.Н.Данилевского (Данилевский И.Н. Библеизмы..., с. 75-103).

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________247

изобильствуеть благодать; аще бо преже в невежьстве етера быша сгрешения, последи же расыпашася покаяньемь и милостынями» и

пр. [Ип., 115-118]. Таковы три итога «жизни Владимира», похоже, представляющие этапы ее осмысления на протяжении всего XI и начала XII вв. в сознании древнерусских историографов, постепенно вытесняющих историческую (или же историко-литературную) реальность сюжета реальностью агиографического порядка.

С другой стороны, в этих напластованиях и интерполяциях, связанных как с обработкой материалов «краеведом», так и с последующей редактурой более позднего времени, (антилатинские инвективы, вставленные в поучение по крещении, рассказы о юноше-кожемяке и о закладке Белгорода, разорвавшие повествование о создании Десятинной церкви), можно уловить следы двух безусловно независимых друг от друга источников сведений о Владимире. Первый из них, древнейший, связан с этнонимом "русь", с историей осады Корсуня, крещением Владимира, женитьбой на византийской принцессе и последующем «крещением руси». Заключающиеся в нем сведения в целом соответствуют столь же скупым сведениям о Владимире, которые содержатся в греческих и восточных источниках. Второй источник, безусловно более поздний, что отмечено использованием в его тексте лексемы "варяги", восходит к XII в., отмечен именем Добрыни (происхождение Владимира, сватовство к Рогнеде, во-княжение в Киеве, установление культа Перуна, возможно, крещение новгородцев, если канонический текст ПВЛ дополнить известиями Иоакимовой летописи21) и рассказывает о Владимире-язычнике.

Примечательно, что оба эти комплекса не имеют между собой никакой связи, отличны по лексике, но одинаково заканчиваются росписью «детей Владимира» [Ип., 67 и 105], причем одинаково недостоверными. Наряду с ними существовал, похоже, самостоятельный «печенежский цикл», отдельные сюжеты которого сохранились в ст. 6476/968 г. (осада Киева и воевода Претич), 6501/993 г. (юноша-кожемяка), 6505/997 г. (белгородский кисель), а также в статье 6488/980 г. в связи с историей убийства Ярополка (Варяжько, который бежал в печенеги и «мьного воева с печенегы на Володимира», чье имя, к слову сказать, тоже указывает на XII в. как на время обработки текста). Положение этих сюжетов, разрывающих уже имевшиеся тексты, свидетельствует об их более позднем появлении, чем, к при-

___________________

21 Татищев В.Н. История Российская, т. I. М.-Л., 1962, с. 112-113.

248__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

меру, рассказ о храмоздательной деятельности Владимира (статьи 6499 и 6504 гг.), разорванный ст. 6500-6503 гг.

Как это всё относится к исторической реальности? Практически, никак. Вот что писал Яхья Антиохийский о византийском императоре Василии II, который летом 988 г., пытаясь подавить восстание доместика схол Варды Фоки, оказался в таком положении, что «побудила его нужда вступить в переписку с царем русов; они же были его врагами; и он просил у него помощи. И царь русов согласился на это, и просил свойства с ним. И женился царь русов на сестре Василия, царя греков, после того, как он (Василий) поставил условием принятие христианства, и отправил к нему митрополитов, которые обратили в христианство его и весь народ его владений. И не было у них до этого времени религиозного закона и не веровали они ни во что. И они — народ великий, и с этой поры все они стали христианами по сие время. И отправился царь русов со всеми войсками своими к услугам царя Василия и соединился с ним. И оба они сговорились пойти навстречу Варде Фоке и отправились на него сушею и морем и обратили его в бегство, и завладел Василий всем своим государством и победил Варду Фоку и убил его 3-го мухаррама 379 года (т.е. 12 апреля 989 г.)»22. По сообщению армянского историка Стефана Таронского корпус росов/русов насчитывал 6 тысяч человек23.

Самое примечательное в этом сообщении — личное участие Владимира в военной экспедиции и его прибытие в Константинополь во главе войска, что делает предположение о его крещении и венчании в Софии «Василевской» (т.е. Константинопольской), о чем я писал выше, в высшей степени вероятным. Характерно, что о присутствии Владимира в Царьграде с войском сообщают и другие арабские историки — Джирджис Ибнуль Амид ал-Мекин и Ибн-ал-Атир, причем последний прямо сообщал, что «и женился он (царь русов) на ней (т.е. на сестре царя Василия) и пошел навстречу Вардису, и они сражались и воевали» 24. С другой стороны, не менее знаменателен и тот факт, что, как писал М.В.Левченко, «сопоставляя показания Льва Диакона о небесных явлениях 989 г. с сообщениями Яхьи и Алъ-Мекина, можно установить с достоверностью, что Херсонес был взят русскими

___________________

22 Васильевский В.Г. Труды, т. II, СПб., 1909, с. 81.

23  Васильевский В.Г. Труды, т. I. СПб., 1908, с. 200. Эту же цифру подтверждает другой армянский историк, Асохик (Там же, т. И, СПб., 1909, с. 91).

24 Васильевский В.Г. Труды..., т. II, с. 91.

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________249

(т.е. росами. — А.Н.) в 989 г., в промежутке времени между апрелем и половиной июня» 25, т.е. уже после одержанной победы над Вардой Фокой.

М.В.Левченко обратил внимание еще на один факт из реальной истории Владимира — наименовании его жены, Анны, повсеместно «царицей», что подразумевает получение Владимиром после крещения и женитьбы титула «василевс», подтверждением чему могут служить императорские инсигнии, с которыми он изображен на своих монетах26.

Последние два упоминания о Владимире в византийских источниках связаны опять-таки с Крымом и относятся ко времени после его смерти. Первым из них, по-видимому, следует считать известие Скилицы-Кедрина о том, что «когда умерла на Руси сестра императора, а еще раньше ее муж Владимир, то Хрисохир («Золотая рука», т.е. 'щедрый'. — А.Н.), какой-то сородич умершего, привлекши к себе 800 человек и посадив их на суда, пришел в Константинополь» и пр. Вторым, относящемся к 1016 г., является известие о том, что «Василий II послал в Хазарию (т.е. в Крым. - А.Н.) флот под командой Монга, сына Андроника, и с помощью Сфенга, брата Владимира, завоевал эту страну» 27.

Как можно видеть, сведения об обстоятельствах крещения и женитьбы Владимира и даже о взятии Корсуня нашли определенное отражение в «корсунской легенде» ПВЛ, сохранив правильную дату крещения, хотя все остальное остается на совести автора повествования. Примерно так же соотносятся сведения Титмара из Мерзебурга, современника Владимира, с другим комплексом сведений об этом князе — Владимире-язычнике, «распутнике и сластолюбце» 28, основные военные предприятия которого были обращены не на юг, а на запад, как об этом свидетельствуют и тексты ПВЛ. В отличие от греков, Титмар знает, что Владимир не только пережил «царицу Анну», но и женился еще раз, поскольку в числе пленников Болеслава I, захватившего в августе 1018 г. Киев, кроме «жены и сестер» Ярослава, он называет и его «мачеху» 29. Хронология событий, излагаемых у

___________________

25 Левченко М.В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956, с. 360.

26 Там же, с. 367-368.

27 Там же, с. 388 и 384.

28 Thietmari chronicon, VII, 74 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязыч-ные..., с. 141).

29 Там же, с. 142-143.

250__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

Титмара, в том числе и время смерти русского князя, не противоречит хронологии ПВЛ, так что порой возникает ощущение, что речь идет как бы о «двух Владимирах», слитых воедино на страницах исторического повествования о прошлом киевской Руси. Между тем, ПВЛ, кроме «полузаконной» Рогнеды, знает только одну греческую жену Владимира. По ее сведениям, «царици Володимеряа Анна» скончалась за четыре года до смерти Владимира Святославича, т.е. в 6519/1011 г. [Ип., 114], тогда как Скилица совершенно определенно пишет, что Владимир, ее муж, умер раньше «сестры императора» 30, поэтому В.Т.Пашуто, следом за Н.Баумгартеном, полагал, что речь идет о женитьбе Владимира «около 1012 г. на внучке Оттона I, младшей дочери графа Куно фон Энниген и Ришлжты, дочери Генриха II» 31. Но почему она осталась после смерти Владимира в Киеве, зачем была нужна Ярославу и что с ней произошло в дальнейшем — никто не знает.

То же самое можно сказать о сыновьях Владимира, из которых греческие авторы не называют ни одного, а Титмар указывает только трех: два из них, Ярослав и не названный по имени, после смерти Владимира разделили отцовские земли, тогда как третий, Святополк, женатый на дочери Болеслава I, был при жизни Владимира посажен с женой в темницу, откуда «впоследствии ускользнул, оставив там жену, и бежал к тестю»32.

Попробуем в этом разобраться.

Если говорить о сыновьях Владимира, то достоверными сведениями историк располагает, действительно, только о троих: о Святополке, зяте Болеслава I, который неоднократно фигурирует у Титмара и засвидетельствован эмиссией серебряных русских монет; о Ярославе, точно так же известном Титмару, отмеченном монетной эмиссией, свинцовой буллой, граффито на стенах киевской Софии и внелетописными текстами; наконец, о Судиславе, который в 6542/1034 г. был посажен Ярославом «в порубь... вь Плескове» [Ип., 139], освобожден из него в 6567/1059 г. своими племянниками, «водивше и ко кресту», после чего был пострижен [Ип., 151] и скончался в 6571/1063 г. чернецом, будучи погребен «во церкви святаго Георгия» [Ип., 152]. Последние факты, которые не вызывают сомнения уже потому, что изложены в кратких записях хроникального характера и не являются

___________________

30 Левченко М.В. Очерки по истории..., с. 388.

31 Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1986, с. 122.

32  Thietmari chronicon, VII, 73 {Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные..., с. 141).

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________251

сюжетами новелл, убеждают, что Судислав играл достаточно серьезную роль в событиях русской истории после смерти Владимира, заставив Ярослава считаться с ним на протяжении почти двух десятков лет после смерти их общего отца. Все остальные сыновья Владимира, в том числе и «Мстиславъ, иже зареза Редедю», не находят себе места в событиях 1015-1036 гг. Более того, фраза ст. 6542/1034 г., в которой сообщается, что по смерти Мстислава «прия власть его Ярославъ, и бысть единовластець Рускои земли» [Ип., 138], опережает сообщение о заточении Судислава под этим же годом, заставляя предполагать, что «Мстислав», попавший на страницы ПВЛ, быть может, даже из поэмы Бояна, мог заменить здесь Судислава, на протяжении долгих лет вместе с Ярославом разделявшего власть в Руской земле33.

Такая «избыточность» Мстислава подтверждается и его неустойчивым положением в «росписи детей», поскольку в первой из них оказывается сразу два «Мстислава» — от Рогнеды («Изеслав, Мьстислав, Ярослав, Всеволод»), что, похоже, опровергается новеллой о «сватовстве Владимира» к Рогнеде, и от «чехыни другия» («Святослав и Мьстислав»), причем для того, чтобы освободиться от «Святослава», автор «Повести об убиении Бориса и Глеба» сделал его жертвой Святополка («Святополкъ же оканьный злой уби Святослава, пославь кь горе Угорьской, бежащу ему вь угры» [Ип., 126]). Что же касается остальных «сыновей Владимира», то в настоящее время историки не располагают ни одним сколько-нибудь весомым доказательством их существования. Поэтому, приступая к анализу событий, представленных ПВЛ по смерти Владимира, исследователь обязан исходить из свидетельства Титмара, согласно которому «[Владимир], имея трех сыновей, дал в жены одному из них дочь <...> герцога Болеслава, вместе с которой поляками был послан Рейберн, епископ колобжегский. <...> Упомянутый король [Владимир], узнав, что его сын по научению Болеслава намерен тайно против него выступить, схватил того [епископа] вместе с этим [своим сыном] и [его] женой и заключил каждого в отдельную темницу. <...> После этого названный король умер в преклонных летах, оставив всё свое наследство двум сыновьям, тогда как третий до тех пор находился в тем-

___________________

33 Это не означает, что в пределах «черноморской руси» не мог действовать какой-то «Мстислав, сын Владимира», если там был официально признанный Константинополем «брат Владимира, Сфенг», о котором нам более вообще ничего не известно.

252__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

нице; впоследствии, сам ускользнув, но оставив там жену, он бежал к тестю»34.

По всей видимости, сложные отношения между Святопол-ком и Владимиром, о которых говорит Титмар, нашли свое отражение в странной, на первый взгляд, фразе рассказа 6488/980 г. о Святополке, что «отець его не любяше», тогда как версию о во-княжении Святополка в Киеве по смерти Владимира опровергает и перечень киевских князей ст. 6360/852 г., расценивая его пребывание на киевском «столе» в 1018-1019 гг. после победы над Ярославом на Буге, по-видимому, лишь в качестве временной оккупации поляками Киева.

Таким образом, все сведения о Святополке и его действиях по смерти Владимира можно посчитать полностью вымышленными автором «Сказания о Борисе и Глебе» 35, но я к ним вернусь позднее, в связи с анализом легенды о князьях-мучениках. Это дает возможность сейчас обратиться собственно к «герою повествования», Ярославу, против которого накануне своей смерти собирался выступить его отец, Владимир Святославич.

Однако можем ли мы с уверенностью считать Ярослава сыном Владимира? Этот вопрос, при всей кажущейся абсурдности, имеет определенное право на существование. Напомню, что расчет возраста Ярослава (умер в 1054 г., княжил 40 лет, всего прожив 76 лет) показывает, что он должен был родиться в 6486/978 г. Реальность таких расчетов, как и отмеченная в новелле 6524/1016 г. присущая ему от рождения хромота («и нача воевода Святополчь, яздя вьзле берегъ, оукаряти Новгородом, глаголя: что приидосте с хромьцемъ симь» [Ип., 129] были подтверждены еще в 1939 г. всесторонним обследованием парного погребения (с остатками младенца) в беломраморном саркофаге, сохранившемся в Софии Киевской 36. Последнее означает, что Ярослав был старшим сыном Владимира, хотя всё говорит за то, что действительно старшим был Святополк, тогда как весь эпизод с Рогнедой принадлежит легенде. На это указывают, во-первых, заимствование данного сюжета из цикла рассказов о Владимире и Добрыне, во-вторых, указание, что сам Владимир в то время «детьску сущу еще», в третьих, отмеченная легендой наследственная вражда между потомством Рогволода и Ярослава

___________________

34  Thietmari chronicon, VII, 72, 73 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные..., с. 140 и 141).

35 «Съказание, и страсть и похвала святюю мученикоу Бориса и Глеба» (Успенский сборник XII-XIII вв. М., 1971, с. 42-58).

36 Гинзбург В.В. Об антропологическом изучении скелетов Ярослава Мудрого, Анны и Ингигерд. // КС ИИМК, VII, М.-Л., 1940, с. 57-66.

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________253

(«и оттоле мечь взимають Роговоложи внуци противу Ярославлим внуком» [Л., 301]), в четвертых, тот факт, что, несмотря на временные победы киевских князей над полоцкими, их пленение, ссылку в Византию и заточение в Киеве, вплоть до 1128 г. они не подчинялись киевским князьям и были неизменными противниками Новгорода на Волхове37.

В такой ситуации особенно примечательны становятся «Роговоложи внуци», поскольку в средневековье родство по женской линии учитывалось, но не отсчитывалось, т.е. «линия», как таковая, прерывалась, становилась побочной. Поэтому упоминание здесь Рогволода позволяет предположить, что изначально в легенде он был не отцом, а мужем Рогнеды и отцом ее детей, наследовавших Полоцкое княжение. Что же касается приписки под 6508/1000 г. в ПВЛ «въ се же лето преставися и Рогънедь, мати Ярославля» [Ип., 114], то она является безусловно поздней и вряд ли достоверной, будучи приурочена к общей картине событий, поскольку в указанном году сам Ярослав мало кого интересовал (естественнее было бы здесь упоминание об Изяславе), а формуляр «въ се же лето» не имеет аналогов в этой части ПВЛ, появляясь только в заметках конца XI в., как я покажу в соответствующем месте.

Определенное сомнение в родстве Ярослава с Владимиром, а затем и в зависимости Новгорода от Киева, вызывают также монеты Ярослава, ничего общего не имеющие с типами монетных выпусков, осуществленных Владимиром, Святополком и неким «Петросом» (вар. «Петор»), в котором В.Л.Янин предложил видеть того же Святополка38, забывая, что крестильное имя, известное в семейном кругу и духовнику, обычно не использовалось в официальных документах, тем более, в отрыве от основного, мирского имени. Однако все эти сомнения, хотя и складываются в систему, не имеют надежного фактического обоснования, поскольку происхождение Ярослава от Владимира надежно фиксируется в «Слове о законе и благодати» митрополита Ила-риона, и о нем, как о сыне Владимира, уверенно пишет Титмар. И хотя возможность поздней интерполяции в «Похвале Владимиру», как я показал в этюде об Игоре, существует, поскольку эпитет этого князя «старый» опирается только на ошибочную хронометрию ПВЛ, Ярослава можно уверенно считать наследником киевского престола, а не его узурпатором, хотя последнее больше отвечает характеру имеющихся о нем известий.

___________________

37 Алексеев Л.В. Полоцкая земля в IX-XIII вв. ML, 1966, с. 237-261..

38  Янин В.Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. Домонгольский период. М., 1956, с. 166.

254__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

С такими же трудностями и противоречиями сталкивается исследователь, приступающий к рассмотрению событий, связанных со смертью Владимира и последующей борьбой Ярослава за Киев в изложении ПВЛ, в которой перипетиям борьбы Ярослава со Святополком посвящено четыре новеллы — 6523/1015 г., где рассказывается о его приготовлениях в Новгороде, 6524/1016 г., повествующей о битве при Любече, 6526/1018 г., рассказывающей о поражении Ярослава на Буге от Болеслава, и 6527/1019 г., в которой Ярослав окончательно разбивает Святополка и изгоняет его из Русской земли. За исключением последней новеллы, принадлежащей изначально «Сказанию о Борисе и Глебе», первые три являют собой части единого текста, причем упоминание в них Новгорода (в качестве исходного пункта действия) и «варягов» дает возможность признать новгородское происхождение его возможного архетипа, время сложения которого не старше первой половины XII в.

Немотивированность ситуации, в которой авторы ПВЛ выводят на сцену Ярослава Владимировича, начиная с отказа платить «новгородский урок» и кончая причиной его похода на Киев как мести за убитых братьев Святополку, бросается в глаза. По счастью, в настоящее время можно с уверенностью считать повесть «Убиение святых новоявленнихъ мученикъ Бориса и Глеба» от слов «и созва кыяны и нача имение имь даяти» до «Свя-тополкъ же оканьны нача княжити в Кыеве» [Ип., 118-127] вставкой первой половины XII в., разорвавшей первоначальный, уже разделенный на статьи 6522-6523 гг. текст, в котором поход Ярослава на Святополка объяснялся не местью за братьев, а смертью Владимира и вокняжением Святополка в Киеве. Пожалуй, это одна из немногих интерполяций, позволяющая говорить о наличии двух хронологических пластов ПВЛ - первого, более раннего, который синхронен «Сказанию о Борисе и Глебе» и, вероятнее всего, принадлежит тому же автору, поскольку в повествование уже введен Святополк, занявший киевский престол после смерти Владимира, и последующего, когда при переписке эта же ст. 6523 г. была разорвана вставкой сокращенного варианта «Сказания...», дополненного стихирами новоявленным мученикам. И тот, и другой пласты относятся безусловно к первой половине XII в., когда уже было написано «Сказание...», а в повествование были введены «варяги». В этом плане особенный интерес представляет первая новелла о Ярославе, начало которой читается под 6522/1014 и 6523/1015 гг., сохранившая, как мне представляется, признаки своего протографа, позднее переработанного в соответствии со «Сказанием...».

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________255

Основной сюжет этой новеллы — конфликт сначала новгородцев с «варягами», собранными Ярославом, которых избили горожане, а затем Ярослава с новгородцами, «лучших мужей» которых он избил, обманом заманив в свою загородную резиденцию в Ракоме, после чего в ту же ночь получил известие от сестры Передславы из Киева о смерти Владимира и необходимости «блюстись» Святополка. Избиение «варягов» «на дворе поромони» [Л., 140; НПЛ, 174], было понято всеми без исключения редакторами и переписчиками ПВЛ в качестве указания на то, что действие происходило на дворе некого «новгородца Поромона», однако в действительности здесь использована калька греческого прилагательного "верные", которое было синонимом «варангов» в византийской исторической литературе (« »), как это показывает Никита Хониат 39. «Двор Парамонов» являлся местообитанием «варангов», что, в свою очередь, ставит вопрос о происхождении данного фрагмента, адаптированного повествованием о Ярославе, поскольку в Новгороде на Волхове или в Киеве в первой половине XII в. варягов/варангов вряд ли именовали «парамонами».

Всё остальное, что рассказывает ПВЛ о походе на Киев, можно признать литературным отражением реальных событий, в котором действительные факты мешаются с домыслом автора и обработчика. Так, например, сообщение Предславы/Передславы о смерти Владимира находит косвенное подтверждение в упоминании тем же «краеведом» «сельца Предславина на Лыбеди» [Ип., 80], а об отвергнутом сватовстве польского короля к одной из сестер Ярослава и о последующем насилии над ней Болеслава говорит как Галл Аноним40, так и Титмар из Мерзебурга41, хотя ни один из них не называют ее по имени.

Наоборот, текст ее послания Ярославу в Новгород («отець ти умерл, а Святополкъ седить в Киеве, послав уби Бориса и Глеба, а ты блюдися сего повелику» [Ип., 128]; вар. Хл. списка: «убив Бориса и по Глеба посла» [там же]; «отець ти умерлъ, а братья ти избиена» [НПЛ, 174]), является безусловным вымыслом автора «Сказания о Борисе и Глебе» и несет на себе следы правок последующих редакций. В том, что известие, полученное Ярославом, могло содержать только сведения о смерти Владимира и

___________________

39 Васильевский В.Г. Труды, т. I. СПб., 1908. с. 370.

40 Галл Аноним. Хроника и деяния князей или правителей польских. М., 1961, с. 35-36.

41  Thietmari chronicon, VIII, 32, 33 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные..., с. 142-143).

256__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

вокняжении в Киеве Святополка, убеждает последующий рассказ о битве при Любече, выделенный хронометристом в ст. 6524/1016 г., но на самом деле являющийся продолжением предыдущего текста, написанного с позиций новгородцев, где ни о каком «отместии» речь не идет и, более того, ни разу не упомянуты «варяги» [Ип., 129]. В этом плане интересно сравнение данной новеллы ПВЛ Ипатьевского и Лаврентьевского изводов с компиляцией НПЛ, соединившей воедино все три описания сражений Ярослава со Святополком (так в рассказ о битве при Любече перенесены фразы, описывающие «битву на Альте»: «и бысть сеча зла, оже за рукы емлющеся сечаху и по удолиемъ кровь течаше» [НПЛ, 175]; «и бысть сеча зла, аки же не была в Руси, и за рукы емлюще сечахуся» [Ип., 132]), а в ряде случаев сохранившей фрагменты, выпавшие при сокращении в других списках (напр., присутствие «благожелателя Ярославова» в лагере Святополка). Наличие в этом же тексте «воеводы Святополча, именемъ Волчий Хвостъ», заставляет вспомнить о существовании воеводы с таким же именем у Владимира в походе на радимичей под 6492/984 г. [Ип., 71], что в свою очередь с неизбежностью поднимает вопрос, какие тексты и для чего были использованы: повествовавшие о Ярославе, для рассказа о Владимире, или же, на-;: оборот, для описания битвы при Любече использован текст, первоначально рассказывавший о схватке Владимира с Яропол-ком («стояние на Дорогожичи»).

Впрочем, вопрос этот решается сравнительно просто. Поскольку заметка под 6492/984 г. несет на себе явный отпечаток авторства «краеведа» (комментарий и указание «до сего дне»), следует заключить, что в данном случае для рассказов о Владимире «краевед» использовал ткань рассказов о Ярославе. При этом отличия между списками Ипатьевским (тождественным Лаврентьевскому) и НПЛ определяется не разницей изводов, а различием сокращений общего архетипа, почему при наличии общих мест они сохранили разные фрагменты текста, дополняющие друг друга.

С кем бы ни бился Ярослав на Днепре при Любече, он одержал победу, хотя мы остаемся в неведении, как он был принят киевлянами, поскольку в ПВЛ об этом сказано более, чем лаконично под 6525/1017 г.: «Ярославъ ввоиде в Кыевъ, и погореша церкви» [Ип., 130]. Тот факт, что Киев в 1017 г. пережил большой пожар, сообщает и Титмар, правда, ограничиваясь указанием только на «собор святой Софии», который к августу 1018 г. уже был восстановлен 42. Связывать этот пожар со вступлением в

___________________

42 Thietmari chronicon, VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные..., с. 142.)

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________257

Киев Ярослава у нас нет никаких оснований, во всяком случае, оснований хронологических. Смерть Владимира 15 июля 6523/1015 г. во время подготовки похода на Новгород, который мог начаться не ранее поздней осени, когда «дороги станут», т.е. уже в новом 6424 (сентябрьском) году, должна была вызвать немедленную экспедицию Ярослава на Киев не позднее конца августа того же года. В таком случае сообщение о том, что битва при Любече по прошествии трех месяцев противостояния произошла «уже в заморозь», приурочивает ее к концу ноября или началу декабря 6424/1015 г., поэтому в Киев Ярослав мог войти или в декабре 6424/1015 г., или же в январе 6424/1016 г., так что пожар 1017 г., скорее всего, был связан или с обычным для древнерусских городов несчастным случаем, или же с набегом печенегов, о чем писал Титмар в связи с занятием Киева Болеславом: «На город Киев, чрезвычайно укрепленный, по наущению Болеславову часто нападали враждебные печенеги, пострадал он и от сильного пожара» 43.

Наиболее содержательной и любопытной для исследователя ПВЛ оказывается новелла 6526/1018 г. Она содержит три сообщения — о причинах поражении Ярослава на Буге, его бегстве в Новгород и рассказ об исходе Болеслава I из Киева, — из которых первое и последнее поддаются проверке независимыми источниками.

В плане литературном рассказ ПВЛ о сражении на Буге 22.7.1018 г. представляет собой как бы зеркальное отражение рассказа о сражении при Любече, что может вызватьлодозрение в его «клишировании», совершенно не оправданное уже по тому только, что, как я покажу ниже, общая схема реальных событий сохранена как у Титмара, так и у Галла Анонима. Наоборот, можно думать, что именно эта диспозиция и имена действующих лиц оказали влияние на сюжетную канву как «битвы при Любече», так и на рассказ о борьбе Владимира с Ярополком, одинаково являющихся творчеством «краеведа-киевлянина». Войска противников в ожидании сражения точно так же располагаются на противоположных берегах реки, однако теперь зачинщиком выступает «воевода Будый», оказывающийся «кормильцем Ярослава». Такая номинация, с одной стороны, сразу вызывает в памяти «воеводу Блуда» в новелле 6488/980 г., а с другой — «уя Добрыню» ст. 6636/1128 Лаврентьеской летописи или Асмуда ст. 6453/945, «кормильца» Святослава. Однако, если Святослав был «вельми детеск», то Ярославу к моменту сражения на Буге было ровно 40 лет, так что его «кормилец» должен был быть уже в бо-

___________________

43 Там же.

258__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

лее чем преклонных летах. Между тем, по словам «краеведа», Будый начал «укарять» Болеслава, на что тот не стерпел и «вседъ на конь, вьбреде в реку, а по немь вои его» [Ип., 130]. Ярослав не успел «исполчиться», и разгром оказался настолько сокрушителен, что «к Новгороду» Ярослав прибежал «с четырми человекы» [Ип., 130].

Сходную версию развития событий представил в своей хронике Титмар. Однако по его сведениям зачинщиками были поляки, которые, «дразня близкого врага, вызвали [его] на столкновение, [завершившееся] нечаянным успехом, так что охранявшие реку [русские] были отброшены. Узнав об этом, Болеслав ободрился и, приказав бывшим с ним немедленный сбор, стремительно, хотя и не без труда, переправился через реку. Вражеское же войско, выстроившись напротив, тщетно старалось защитить отечество, ибо, уступив в первой стычке, оно не оказало более серьезного сопротивления. Тогда пало там бесчисленное множество бегущих, победителей же — немного»44.

Третью, уже совсем анекдотичную версию начала сражения изложил Галл Аноним. Отметив ту же диспозицию противников по обеим берегам реки и отнеся перебранку на счет самих королей, он сообщает, что на следующий день наступил праздник, и Болеслав решил отложить сражение. Однако именно на следующий день возникла перебранка между русскими воинами и слугами рыцарей, которая перешла в перестрелку, а затем и в потасовку, куда оказалось вовлечено и всё войско Болеслава. Последнее, «построившись рядами, обрушилось на врагов»45.

Таким образом, можно убедиться, что все три источника рисуют практически идентичную картину, не оставляющую сомнений в реальности и последовательности происходившего. Внимание к новелле ПВЛ привлекает имя воеводы Ярослава — «Буды/Будый», которое, как и производные от него, широко представлены в «Славянском именослове» М.Морошкина46, позволяя предполагать, что мы имеем дело с реальной исторической фигурой. Это, в свою очередь, заставляет усомниться в реальности «воеводы Блуда» ст. 6488/980 г., созданного по образцу «Будыя» и действующего в соответствии со своим именем,

___________________

44 Thietmari chronicon, VIII, 31 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные..., с. 142).

45 Галл Аноним. Хроника и деяния князей или правителей польских. М., 1961, с. 40 (1,П).

46 Морошкин М. Славянский именослов или собрание славянских личных имен в алфавитном порядке. СПб., 1867, с. 28-29.

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________259

что еще раз подтверждает определенную зависимость «варяжского цикла» известий о Владимире от соответствующего повествования о Ярославе. Такая зависимость проявляется в новелле 6526/1018 г. также и на сюжетном уровне, поскольку в Новгороде бежавшего Ярослава встречает «посадникъ Констянтинъ, сын Добрыни», который, узнав о намерении Ярослава «бежать за море», вместе с другими новгородцами «расекоша лодья Ярославле, рекуще: можемъся еще битись по тобе с Болеславомъ и сь Святополкомъ; и начата скотъ брати отъ мужа по четыре куны, а от старосте по 10 гривенъ, а отъ бояръ по осмидесят гривен; приведоша варягы, и вдаша имъ скотъ».

В отличие от «уя» Владимира, Добрыни, которого не знают списки новгородских посадников, составленные в первой четверти XV в.47, (смерть первого посадника с именем «Добрыня» отмечена НПЛ в 1117 г. [НПЛ, 20]), «Константин» в них указан следующим за «Гостомыслом» и перед «Остромиром» [НПЛ, 164], что заставляет подозревать в нем такую же легендарную для Новгорода на Волхове личность, как и его предшественник. Об этом отчасти свидетельствует и Комиссионный список НПЛ, содержащий в своем составе перечень новгородских князей («А се в Новегороде: пръвыи князь по крещении Вышеславъ, сынъ Володимирь; и по нем брат его Ярослав, и володеше землею; и идя къ Кыеву, и посади в Новегороде Костянтина Добрыница. И родися у Ярослава сынъ Илья, и посади в Новегороде, и умре. И потомъ разгневася Ярославъ на Коснятина и заточи и, а сына своего Володимира посади в Новегороде» [НПЛ, 161]. Эти сведения XV в. А.А.Шахматов полагал вполне историческими, что дало основание сначала ему самому48, а затем и его последователям49 разработать вполне фантастическую историю «потомков Свенельда», в числе которых оказывается и «Константин Добрынин».

Мне представляется, что об этой «генеалогии» можно говорить только в плане формирования литературного сюжета, не более, поскольку всё указывает на сложение «владимиро-добрынинского» и «ярославо-константиновского» циклов историко-литературных повествований, получивших свое отражение в ПВЛ, откуда их герои проникли на страницы других летопис-

___________________

47 Янин В.Л. Новгородские посадники. М., 1962, с. 36-43.

48 Шахматов А.А. Разыскания..., с. 340-378.

49 Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.-Л., 1947, с. 102-112.

260__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

ных сводов уже в качестве исторических персонажей, не ранее первой половины XII в., причем не в Киеве, а в Новгороде на Волхове. В связи с этим самого пристального внимания заслуживает происхождение Владимира от дочери «Малко любчанина», в котором В.Н.Татищев с известным основанием видел не «князя Мала», помещенного Ольгой в Любеч на Днепре, как то, вслед за Д.И.Прозоровским считал А.А.Шахматов50, а именитого купца из города Любека 51. Последнее тем более интересно, что смерть первого «посадника Добрыны», открывающего перечень реальных новгородских посадников, в Синодальном списке НПЛ показана 9.12.6625/1117 г., а первого «посадника Кьснятина (Мосеовиця)» — в 6627/1119 г. (в отношении «Остромира», как показал ВЛ.Янин, существуют противоречия датирующих документов52), позволяя думать, что в рассказе о Ярославе отразилась именно эта последовательность, имевшая место в Новгороде на Волхове при Мстиславе Владимировиче.

Однако вернемся к исходному тексту. Столь красочная и, с литературной точки зрения, убедительная картина — испуганный князь, готовый бежать из города, решительные действия посадника («расекоша ладья») и заявление от лица всего Новгорода («можемься еще битись по тобе») — плохо согласуется с реальной историко-географической обстановкой, даже если речь идет о бегстве Ярослава не с Буга, а из Киева, где он оставил свою «мачеху, жену и девять сестер», как о том писал Титмар 53. О каких «лодьях Ярослава» в Новгороде на Волхове могла идти речь, если «за море» можно было отправиться только из Ладоги? Или использованный для новеллы текст, общий с тем, в котором находились «парамоны», рассказывал о каком-то другом Новгороде, от берега которого можно просто оттолкнуть ладью, чтобы отправиться «за море»? Ответа на эти вопросы нет. Но прежде чем последовать за Ярославом в повествовании ПВЛ, следует вернуться в Киев, занятый войсками Болеслава I и Святополком.

По словам Титмара, «хотя жители и защищали его [т.е. Киев. — А.Н.], однако он быстро был сдан иноземному войску: оставлен-

___________________

50 Шахматов А.А. Разыскания..., с. 374.

51  «В Новеграде знатные фамилии любчан находились, как о матери Владимира 1-го сказано, что была дочь Малки любчанина» (Татищев В.Н. История..., т. I, с. 340).

52 Янин В.Л. Новгородские посадники..., с. 47-50.

53 Thienmari chronicon, VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные..., с. 142.

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________261

ный своим обратившимся в бегство королем (т.е. Ярославом. — АЛ), [Киев] 14 августа [1018 г.] принял Болеслава и своего долго отсутствовавшего сениора Святополка, благорасположение к которому, а также страх перед нашими обратили [к покорности] весь тот край»54. Кроме поляков, у Болеслава было 300 немецких рыцарей, 500 венгров и 1000 печенегов, все они были отпущены по домам, получив щедрую плату из сокровищ Киева. Тогда же Болеслав сделал своей наложницей одну из сестер Ярослава, как об этом пишет Галл Аноним 55, хотя Титмар облекает это сообщение в более благопристойную форму и, упоминая «девять сестер» Ярослава, сообщает, что «на одной из них, которой он и раньше добивался, беззаконно, забыв о своей супруге, женился старый распутник Болеслав» 56.

Перечень живых трофеев Болеслава раз и навсегда разрешает вопрос об отношении Ярослава к Владимиру, поскольку в пользу его «законного сыновства» свидетельствуют «сестры», являющиеся дочерями Владимира, и, в особенности, «мачеха». То обстоятельство, что в своем бегстве из осажденного Киева Ярослав мог оставить за его стенами не только всех их, но и свою жену, нисколько не удивительно, как потому, что он мог положиться на неписанный рыцарский кодекс того времени, так и в расчете на то, что город продержится до его прихода с войском. Интереснее другое: отсутствие в( Киеве жены Святополка, дочери Болеслава, в обмен на которую Болеслав, как сообщал Титмар, готов был вернуть всех членов семьи Ярослава57. Поскольку в Киеве ее не было, это означает, что и Святополк был заключен Владимиром в каком-то другом месте, что окончательно дискредитирует версию о его присутствии в Киеве в момент смерти Владимира и его последующем «вокняжении», несмотря на всю убедительность картины, созданной автором повествования («Святополкъ же седе в Киеве по отци своемь, и созва кыяны, и нача имение имь даяти, а они приимаху, и не бе серце ихъ с нимь» [Ип., 118]; «Святополкъ же оканьны нача княжити в Кыеве, и созвавъ люди, и нача даяти овемь корьзна, а другимъ кунами, и раздая множьство» [Ип., 127]). Однако такая картина

___________________

54 Thietmari chronicon, VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные..., с. 142.

55 Галл Аноним. Хроника..., с. 36.

56 Thietmari chronicon, VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные..., с. 142.

37 Thietmari chronicon, VIII, 33; (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные..., с. 143.

262__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

представится весьма достоверной, если в изначальном тексте она была связана с его вокняжением в августе 1018 г., когда Святополк впервые смог взойти на киевский престол при поддержке Болеслава I.

В отличие от предположений ряда историков, оккупация Киева поляками продолжалась не один месяц. Точное время называет Галл Аноним: «Болеслав в течение десяти месяцев владел богатейшим городом и могущественным королевством русских и непрерывно пересылал оттуда деньги в Польшу; а на одиннадцатый месяц, так как он владел очень большим королевством, а сына своего Мешко еще не считал годным для управления им, поставил там [в Киеве] на свое место одного русского, породнившегося с ним, а сам с оставшимися сокровищами стал собираться в Польшу»58. В новелле ПВЛ виновником ухода Болеслава представлен «безумный Святополк», который дал приказ избивать «ляхов» по городам, в результате чего Болеслав «бежа ис Кыева, воизма имение и бояры Ярославле и сестре его, и Настаса пристави десятиньного къ имению, бе бо ему вьверилъ лестью» [Ип. ,131]. Вряд ли так могло быть. Комментируя этот странный приказ Святополка, который вошел в Киев «на польских пиках», А.А.Шахматов предположил здесь отражение ситуации 1069 г., связанной уже с Болеславом II, сделанное «лицом, пережившим события 1069 г.»59.

Подтверждением такой датировки данного рассказа (т.е. после 1069 г.) может стать упоминание о судьбе «Настаса десятиньнаго», являющееся логическим завершением истории «Анастаса Корсунянина», который периодически возникает на страницах ПВЛ, начиная с описания осады Корсуня и кончая построением церкви Богородицы Десятинной в Киеве, что с несомненностью указывает на руку уже известного читателю «киевлянина-краеведа». Таким образом, и в этом случае литературная версия событий (ограбление Киева, увод людей) находит подтверждение у двух независимых от ПВЛ хронистов. Вместе с тем, Галл Аноним позволяет установить примерное время ухода Болеслава: если тот вступил в Киев 14.8.1018 г., то указание «на одиннадцатый месяц» может означать только вторую половину июня 1019 г., после чего, по словам летописца, «Святополкъ же нача княжити в Кыеве, и поиде Ярославъ на Святополка, и победи Ярославъ Святополка, и бежа Святополкъ вь печенегы» [Ип., 131].

___________________

58 Галл Аноним. Хроника..., с. 36.

59 Шахматов А.Л. Разыскания..., с. 440-441.

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________263

Но почему не к Болеславу? На это можно ответить совершенно определенно: чтобы Ярослав мог разгромить окончательно Святополка на Альте, месте убиения Бориса. И здесь исследователь сталкивается с новой проблемой, поскольку весь этот рассказ, помещенный в качестве отдельной годовой статьи - 6527/1019 г. - оказывается списком соответствующей новеллы «Сказания, и страсти, и похвалы Борису и Глебу»60, оставляя в неизвестности, где этот текст является исходным, первичным, а где — заимствованным.

При всём параллелизме текстов, который распространяется и далее на описание кончины Святополка «в пустыне межи чяхы и ляхы», единственной приметой первичности рассказа ПВЛ по отношению к «Сказанию...» может служить замечание «и есть могыла его и до сего дне» 61, характерное для «киевлянина-краеведа», которое сохранилось в Лаврентьевском списке ПВЛ [Л., 145], а в Ипатьевском дано в несколько измененном виде: «есть же могила его в пустыни той и до сихъ днии» [Ип., 132]. Так получается, что новелла ПВЛ была использована автором «Сказания...», хотя существует более вероятное объяснение, что «Сказание...» было написано (или переработано) тем же самым «краеведом-киевлянином», которому принадлежит основной массив текстов этой части ПВЛ. Впрочем, и в этом случае остается вопрос, который сейчас не поддается разрешению: что от чего зависит - убийство Бориса на Альте от места последней битвы, или место этой битвы от места убийства Бориса, — поскольку их взаимная обусловленность в «Сказании...» не подлежит сомнению.

Вот почему я считаю фразу, завершающую в ПВЛ новеллу 6526/1018 г. (как мы теперь выяснили — 1019 г.), «поиде Ярославъ на Святополка, и победи Ярославъ Святополка», своего рода итоговой, результатом стараний «Константина Добрынича» и новгородцев, заявлявших «можемься еще битись по тобе» и собиравших «скот» (от «муж», от старост», от «бояр») для найма «варягов». Но чему предшествовали эти сборы? Дело в том, что заключительные фразы первоначального окончания этой новеллы читаются в компиляции НПЛ под 6524/1016 г., когда Ярослав, окончательно изгнав Святополка, «седе на столе отца своего Володимира и нача вой свои делити (т.е. оделяти), старостамъ по 10 гривенъ, а смердомъ по гривне, а новгородцомъ по 10 гривенъ всемъ, и отпусти ихъ всехъ домовъ, и давъ имъ правду, и уставъ списав» [НПЛ, 175]. Таким образом, речь идет не только о расче-

___________________

60 Успенский сборник ХП-ХШ вв. М, 1971, с. 54-55

61 Там же, с. 55.

264__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

те Ярослава с новгородцами, но и о получении ими приведенного затем текста Правды Руской, как следует из Комиссионного списка НПЛ. Никаких «варягов» здесь нет, хотя, согласно ст. 6526/1018 г., деньги («скот») собирались именно для найма «варягов», а это, в свою очередь, противоречит приведенному выше заявлению «Константина Добрынича» о готовности именно новгородцев «битись с Болеславомъ и Святополкомъ».

Действительно, несмотря на постоянное упоминание «варягов», в битвах Ярослава за Киев ударной силой выступают исключительно новгородцы, как в битве при Любече, так, судя по всему, и в походе 1019 г., заставляя думать, что сюжет с наймом «варягов», разошедшийся по тексту, первоначально представлял самостоятельную новеллу из жизни Ярослава, где «варяги» выступали в качестве единственной силы на стороне Ярослава. Вероятность такого предположения подтверждает рассказ ПВЛ под 6532/1024 г. о столкновении Ярослава с Мстиславом у Листвена, когда у Ярослава оказываются только «варяги», тогда как у Мстислава, кроме дружины, оказываются еще и «северы», в которых обычно видят черниговцев. Блестящее описание ночного сражения («и бывъши нощи, бысть тьма, и громове, и молънья, и дождь... и блисташася оружья, и бе гроза велика» [Ип., 135-136], превратившее эту маленькую новеллу о Красавчике Акуне/Якуне («и бе Акунъ лепъ, и луда у него златом истыкана») в один из немногих шедевров древнерусской стилистики первой четверти XII в., тем не менее, не дает ответа на вопрос, почему в решающее сражение «за землю Русскую», за право ею обладать, Ярослав вступает с горсткой «варягов», будучи не только новгородским, но уже и киевским князем, как следует из ПВЛ.

Но был ли в это время Ярослав киевским князем? При всей кажущейся неуместности такого вопроса ответ на него не может быть однозначным, поскольку вплоть до смерти Мстислава в 6542/1034 г. (который, как мы помним, является и годом заключения Судислава в «порубь»), основным местом пребывания Ярослава остается Новгород, откуда он воюет с Полоцком, ходит «кь Берестью», в Суздаль и пр. При этом единственной причиной, которая могла его удерживать в Новгороде, вдали от Киева, мог быть только третий наследник Владимира, по всей видимости, Судислав, которому Ярослав вынужден был уступить Киев. Если учесть, что битва при Листвене, точно так же, как и битва при Любече, происходила на подступах к Чернигову, т.е. на пути из Новгорода в Киев, появление здесь Ярослава и Красавчика Акуна/Якуна с «варягами», нанятыми на деньги

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________265

новгородцев (после поражения Акун/Якун «иде за море»), можно рассматривать только как закончившуюся провалом попытку захвата Чернигова или Киева. В пользу этого говорит и «сеча в ночи», поскольку обычные сражения, вовлекавшие большие массы людей, происходили только в светлое время суток. Таким образом, при любом раскладе битва при Листвене оказывается схваткой двух братьев за Киев, причем действительное количество сыновей Владимира, или, более точно, количество «действительных», т.е. безусловно законных сыновей, заставляет подозревать в противнике Ярослава именно Судислава, которого даже после четвертьвековой отсидки в «порубе» необходимо было не только постричь в монахи, но еще и «привести к кресту» для утверждения его действенной лояльности по отношению к наследникам Ярослава [Ип., 151].

Предвидя возможные возражения по поводу замены Мстислава — Судиславом и не имея возможности объяснить появление Мстислава в тексте ПВЛ кроме как заимствованием его имени из каких-то «тмутороканских хроник», попавших в поле зрения «краеведа» в конце XI в., я могу предложить к рассмотрению только следующую версию: Мстислав был неизвестен Титмару, однако он был сыном Владимира, т.е. обладал наследственными правами. Но в таком случае, как расценить его равнодушие к наследству на протяжении целых девяти лет? Подобные прецеденты для той эпохи мне неизвестны, так что я не вижу возможности сколько-нибудь удовлетворительно объяснить этот странный феномен. Наоборот, предположение о том, что Мстислав появился исключительно под пером «краеведа», вроде бы подтверждается тем обстоятельством, что все упоминающие о нем тексты, начиная со ст. 6530/1022 г., где новелла о его единоборстве открывается трафаретным, отмечаемым только с начала 90-х гг. XI в. оборотом «вь си же времена...» [Ип., 134], так или иначе отмечены его стилистическими особенностями, начиная от синтагмы «и до сего дни» и кончая первым в этой череде «портретом»: «бе же Мьстиславъ дебелъ теломъ, черменъ лицемъ, великы име очи, храбръ на рати и милостивъ, и любяше дружину повелику, а имения не щадяще, ни питья, ни ядения не браняше» [Ип., 138.]

И все же предположение, что тмутороканско-черниговский Мстислав может быть лишь литературным персонажем, «фигуры не имеющем», опровергается его упоминанием в «Слове о полку Игореве», куда он, по-видимому, также, как и в ПВЛ, попал из какого-то произведения Бояна.

266__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

В ст. 6542/1034 г., сообщающей о смерти Мстислава, замечателен фрагмент, точно так же несущий на себе обработку «краеведа», который рассказывает о нападении печенегов на Киев в то время, когда Ярослав находился по своему обыкновению в Новгороде, т.е. за полторы тысячи километров бездорожья от места событий. Однако он не только успел собрать «воя многы, варягы и словены», но и прибыть в Киев, «войти в город свой», а затем, «исполчи дружину и постави варягы посреде, а на правей стране кыяны, а на левемъ криле новгородце» (заставляя вспомнить о таком же уподоблении «словен» — «новгородцам» в новелле о приходе Рюрика), выйти и стать перед городом. Сражение произошло «на месте, идеже есть ныне святая Софья, митрополья руская: бе тогда поле вне града», после чего бежавшие печенеги «тоняху в Ситомли» (той самой, где в 6573/1065 г. рыбаки выволокли детище со срамными удами на лице) «и тако погибоша, а прокъ их пробегоша и до сего дни» [Ип., 138-139]. Примечательность этого текста состоит в том, что, во-первых, он сохраняет явственные лексические приметы работы «краеведа» («до сего дни», тождество «словен» новгородцам), пренебрежение пространственно-временными дистанциями (вспомним такую же осаду Киева печенегами в ст. 6476/968 г., когда Святослав «вборзе» приходит с Дуная), любовь к топографическому комментированию («идеже есть ныне... бе поле вне града»), а, во-вторых, дает представление о принципах конструирования сюжета (если только это не результат позднейшей редактуры и перестановки фрагментов), поскольку данный эпизод должен был иметь место значительно ранее, в период использования печенегов Болеславом I против Ярослава и Киева, о чем писал в свое время Титмар, т.е. между 1016 и 1019 гг.62

Коснувшись методов работы «краеведа», следует остановиться на особенности, присущей всем новеллам о Ярославе, — его постоянным возвращениям в Новгород и обращениям за помощью к «варягам». Впервые на это его подвигнул конфликт с отцом, затем — необходимость похода на Святополка после того, как уже приглашенные «варяги» были избиты новгородцами, в третий раз — поражение от Святополка и Болеслава на Буге. Но только в четвертый раз эти безликие «варяги» персонифици-

___________________

62 М.Х.Алешковский совершенно правильно датировал это событие 1017 г., когда, судя по всему, и «погорели церкви» в Киеве, указав на хронологическую путаницу событий, однако совершенно напрасно, как мне представляется, относил это к гипотетическому «своду Всеволода» (Алешковский М.Х. Первая редакция Повести временных лет. // АЕ за 1967 г. М., 1969, с. 29-30).

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________267

руются в образе «Красавчика Якуна в золотом плаще», «варяжского князя», который терпит поражение в битве при Листвене и уходит «за море». Конечно, ситуации могут повторяться, сохранившийся текст ПВЛ представляет собой только отрывки когда-то большого и стройного сочинения, ныне разорванного интерполяциями и сокращениями, но если просмотреть все четыре новеллы, в основе которых заложена одна и та же схема (Новгород, приглашение «варягов», поход на юг, возвращение в Новгород), возникает ощущение, что перед нами описания разных событий на основе одного прототекста. В этом убеждает как Акун/Якун, так и «двор парамонов».

Последний оказывается слишком характерной исторической приметой, чтобы она могла быть походя придумана древнерусским книжником. Поэтому мне представляется возможным, что изначально «двор парамонов» присутствовал в тексте, содержавшем рассказ об избиении «варягов», конфликте Ярослава с новгородцами, его выступления с Акуном/Якуном (без новгородцев), поражении, возвращении в Новгород и попытке бегства «за море», выступлении «Константина Добрынича» и о последующем победоносном походе на Киев, после которого новгородцы получили свою «правду» и «устав». Другими словами, сбор денег с новгородцев был связан с походом на Киев и завоеванием Киева, тогда как выступление Ярослава с Акуном/Якуном, скорее всего, последовало после конфликта с новгородцами. Отталкиваясь от фактографии такого прототекста и используя его реалии, «краевед» смог создать не только свой цикл рассказов о борьбе Ярослава со Святополком, но и продублировать их в сюжетах о Владимире и Ярополке.

Впрочем, подобная реконструкция событий — всего только одна из возможных моделей, призванных не столько примирить и согласовать факты, сколько показать противоречивость и полисемантичность ситуаций, открывающихся в текстах ПВЛ, описывающих действия Ярослава. Сложность заключена в том, что мы не представляем себе источников, из которых авторы и редакторы ПВЛ (тот же «краевед») черпали факты и заимствовали тексты, хотя уже наличие таких лексем, как «варяги» и «двор парамонов», будучи безусловным анахронизмом в исторической ситуации первой четверти XI в. не только на Руси, но и в Константинополе, с неизбежностью отодвигает маркированные ими тексты к середине XII в., когда они входят в быт новгород-ско-ладожского региона Руси.

Обращение к последующим статьям ПВЛ, связанным с периодом княжения Ярослава в Киеве вплоть до его смерти в

268__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

6562/1054 г., приводит к заключению, что Ярослав, как таковой, и его деятельность вовсе не были объектами специального внимания автора. Собственно деятельности Ярослава в этом комплексе посвящено немного места. Это фактографическая заметка о заложении «города», т.е. крепости Киева, св. Софии, церкви Благовещания на Золотых вратах, монастыря св. Георгия и церкви св. Ирины под 6545/1037 г., что позволило «краеведу» не только прокомментировать это сообщение, но и присоединить к нему знаменитый панегирик книгам, связав это, в свою очередь, с любовью самого Ярослава к просвещению и устроению церковному; затем краткие сообщения о походах Ярослава на ятвягов под 6546/1038 г., на литву под 6548/1040 г., на мазовшан под 6549/1041 и 6555/1047 гг., на ямь под 6550/1042 г. и под 6551/1043 г.— его сына Владимира на греков. Заметка о поставлении Илариона митрополитом позволила «краеведу» поместить тут же историю создания Печерского монастыря, сообщив при этом, что сам он поступил в него 17-ти лет от роду. Наконец, под 6562/1054 г. за заметкой о смерти Ярослава следует рассказ о его завете сыновьям «жить в любви» и о распределении между ними «столов», после чего рассказывается об обстоятельствах смерти Ярослава и об особенной его любви к Всеволоду. Вот и всё.

Тот факт, что в отличие от Владимира Ярослав не удостоился даже панегирика, а в отличие от Мстислава — посмертного портрета-характеристики, свидетельствует, что «краевед», чья рука просматривается во всех без исключения новеллах этого цикла, не задавался целью сколько-нибудь полно отразить деятельность и фигуру Ярослава на страницах своего сочинения даже со стороны церковной жизни. Для рассказов о событиях 1015-1019 гг. он использовал только те материалы, которые у него оказывались, комбинируя их, расширяя, перерабатывая, однако у него самого не было целостного представления ни о Ярославе, ни о жизни Киева в то время. Более того, можно заметить, что его работа определялась уже имевшимися датированными краткими фактографическими заметками, которые он использовал в качестве отправных точек для собственной работы, о чем я скажу подробнее в разделе о хронологии и структуре ПВЛ, ограничившись сейчас только несколькими примерами.

Так рассказ о единоборстве Мстислава с Редедею оказывается подсоединен к заметке 6530/1022 г., что «приде Ярославъ кь Берестью», к чему сам «краевед», по-видимому, не мог добавить ничего существенного. Заметка под 6545/1037 г. «заложи Ярославъ городъ великыи Кыевъ» позволила ему перечислить все по-

ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ__________________________________________________269

стройки, которые возникли при Ярославе, но далее он пишет «панегирик книгам». Заметка под 6559/ 1051 г. «постави Ярославъ Лариона митрополитом Руси святеи Софьи, собравъ епископы» стала поводом поместить под ней существовавший отдельно рассказ о Печерском монастыре, а сообщение 6562/1054 г., что «преставися князь рускии Ярославь» позволила напомнить о нарушенном сыновьями «завете» и присовокупить описание похорон, характерное для «краеведа»: «спрята тело <...> вьзложивъ на сани <...> попове по обычаю песни певше» и пр. В определенном смысле Ярослав, похоже, оказался для него более загадочной фигурой, чем Владимир, отдаленность жизни которого во времени и наличие двух комплексов о нем сведений («владимиро-добрынинский» цикл и «корсунская легенда») открывали простор для творческой фантазии писателя.

Другими словами, предположение А.А.Шахматова, что все предшествующие смерти Ярослава статьи ПВЛ являют собой остатки Древнейшего киевского летописного свода, созданного при Ярославе по случаю построения св. Софии и Ярославу посвященного 63, не находит подтверждения, причем очень многое, что позднее стало усваиваться Ярославу (напр., основание культа Бориса и Глеба, его активная церковная политика в спорах с Константинополем, взаимоотношения с братьями и пр.), не получило здесь никакого отражения, заставляя думать, что всё это относится уже к области легенд, а не исторической действительности.

Еще больше сомнений в аутентичности вызывает повествование о «языческом периоде» жизни Владимира. Повод к ним подают неожиданно воскресший Свенельд, «воевода Блуд», «варяги», являющиеся безусловным анахронизмом для той эпохи, но более всего — действия Владимира, которые оказываются своего рода сколком с действий Ярослава. Очень похоже, что «краевед» в отношении Олега, Владимира и Ярослава использовал одно литературное «клише»: герой нанимает в Новгороде «варягов» и с ними спускается по Днепру, захватывая Киев, причем в качестве образца был использован рассказ о Ярославе и его «варягах». Соответственно, это подрывает доверие к рассказам о Ярополке и Олеге, тем более, что заметка под 6552/1044 г., относящаяся к текстам, предшествовавшим работе «краеведа», — «выгребена быста 2 князя, Ярополкъ и Олегъ, сына Святославля, и крестиша кости ею, и положиша я вь церкви святыя Богородица, в Володимери», — заставляет полагать, что оба князя были

___________________

63 Шахматов А.Л. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908, с.414-416.

270__________________________________________________ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

погребены вместе и в доступном для эксгумации месте, во всяком случае, не «в Деревах», где указывал могилу Олега «и до сего дня» в конце XI или в начале XII в. «краевед».

Всё это вынуждает признать, что исследователь, обращающийся к ПВЛ как к историческому источнику для периода последней четверти X и первой четверти XI в. (за исключением, может быть, отдельных хроникальных заметок), располагает, по большей части, не историческими фактами, а всего только их интерпретацией, сделанной, скорее всего, уже в первой четверти XII в., как то показывает зависимость летописных текстов от «Сказания о Борисе и Глебе», история Рогнеды, существующая за пределами ПВЛ, и отражение в цикле сказаний о Ярославе последовательной смены новгородских посадников первой четверти XII в. Последнее серьезно подрывает доверие к историкам, которые следуют за догадками Б.А.Рыбакова и видят в рассказе ПВЛ о войне Ярослава со Святополком «обилие невыдуманных деталей, отсутствие литературных штампов, хорошую осведомленность об обстановке в стане противников (т.е. Святополка, Болеслава и Ярослава. — А.Н.) и ходе битвы», свидетельствующих, «что [его] автор — непосредственный участник или современник событий»64.

___________________

64 Куза А.В. «Повесть о князе Ярославе и о мужах новгородских». // Древняя Русь и славяне. М., 1978, с. 235.

Вернуться к оглавлению

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании всегда ставьте ссылку