Игорь Рассоха

Первый и самый очевидный вывод из Таблицы 4 — это то, что целый ряд языков мира однозначно не является ностратическими, хотя о них и высказывались подобные гипотезы. Это в первую очередь эскимосские и алеутский языки.

Кроме того, если корякский язык выглядит ностратическим, то ительменский язык в отличие от корякского оказался не-ностратическим, хотя и сходным с бореальными. Из этого следует, что ительменский язык не родственен другим чукотско-камчатским. Впрочем, относительно родства языка ительменов (камчадалов) с корякским и чукотским у лингвистов и ранее были большие сомнения: «Существуют две точки зрения относительно генетической принадлежности И.я. Гипотеза А: И.я. и другие чукотско-камчатские языки восходят к одному праязыку; резкие отличия И.я., отмеченные на всех уровнях, объясняются интенсивным иноязычным влиянием; предполагается, что И.я. поглотил какой-то иной, нечукотско-камчатский язык (В. Г. Богораз, В. И. Иохельсон, П. Я. Скорик). Гипотеза Б: И.я. генетически не связан с другими чукотско-камчатскими языками; элементы общности представляют собой результат конвергентной эволюции (Д. Уорт, А. П. Володин, А. С. Асиновский); таким образом, есть основания считать И.я. генетически изолированным, противопоставленным в чукотско-камчатской группе безусловно родственным чукотско-корякским языкам. Генетической связи между И.я. и языком айнов (южные соседи ительменов) также нет» [87]. Наши данные подтверждают эту гипотезу Б.

Точно так же не подтверждается родство на каком-либо уровне между бореальными по виду папуасскими языками семей трансновогвинейской и сепик-раму, с одной стороны, и “контрольной” по виду семьей торричели, с другой. Данная точка зрения также вовсе не нова: “Папуасское население Океании образовалось в результате нескольких последовательных миграций, поэтому многие языки папуасов не связаны между собой. ...К самым многочисленным семьям трансновогвинейской и сепик-раму относятся народы, связанные своим происхождением с наиболее поздним слоем папуасских мигрантов. ...К древнейшему слою папуасов относятся народы семьи торричелли... а также народы более мелких семей” [167, с. 126]. Эта точка зрения нашла свое очевидное подтверждение.

Также очевидным является отсутствие родства между так называемыми америндскими языками, куда часто включают все индейские языки за исключением семьи на-дене. Впрочем, в данную концепцию сегодня и так верит мало кто из лингвистов. Среди т. н. “америндских” языков обнаружены языки всех основных выделенных нами групп: ностратические, сино-кавказские, “гибридные”, бореальные и “контрольные”, а их ностратический коэффициент колеблется от 50 у киче до 94 у апачей. Абсолютно не подтверждается и некритически позаимствованная в русскоязычные обзоры классификация Гринберга [120], объединившего собственно семью пенути и ряд других с языками майя в макросемью “макро-пенути”. Если верить нашему методу, то языки мивок (пенути) и киче (из группы майя) в принципе не могут быть родственными: у мивок “ностратический коэффициент” составляет 82, а у киче – 50.

Не менее очевидно выглядят совершенно искусственными группами все три так называемые африканские “макросемьи” - нигеро-кордофанская, нило-сахарская и койсанская.

Совершенно очевидно, что нило-сахарская надсемья в ее принятых ныне границах является искусственным объединением неродственных языков. Собственно, это подозревал и С. А. Старостин: «Нигер-конго — самая большая языковая семья в мире, там примерно полторы тысячи языков, и с точки зрения изученности и исторической реконструкции это тоже катастрофично, потому что практически ничего не сделано... Затем есть нило-сахарские языки, с которыми совсем плохо. Существенно хуже, чем с нигер-конго. На конференции говорили: у койсанских языков характерное — это кликсы, они все время щелкают, у нигер-конго характерное — это именные классы. Там, начиная с банту, видна эта система, у них есть по 15 и больше именных классов, в каждом существительном — префикс единственного и множественного числа, это все согласуется с глаголом и так далее. А все языки, которые не имеют именных классов и кликсов, относятся к нило-сахарским, естественно, географически» [78].

Более того, выглядят искусственными объединениями даже дробные подразделения этой макросемьи. Так, К. Эрет предложил кир-аббайскую семью в составе восточносуданской надсемьи нило-сахарских языков. В состав этой кир-аббайской семьи он включил в частности нилотские и темейнские языки [168]. Но согласно нашему исследованию языки темейн и нилотские очевидно не являются родственными. У нилотских языков туркана и маа “ностратический” коэффициент составляет 68 — 69, а у языка темейн — 56.

Не менее искусственной выглядит и нигеро-кордофанская “макросемья”. Это наглядно видно из следующей таблицы:

Таблица 6. Нигеро-кордофанские языки:

№

языки

ностратические слова:

очевидные / вместе с предполагаемыми

ностратический коэффициент

сино-кавказские слова:

очевидные / вместе с предполагаемыми

общие ностратические и сино-кавказские слова / только сино-кавказские слова

ностратические

без латинского

26-42 / 46-64

73-104

7-18 / 13-34

5-21 / 2-18

1

манинка (манде)

32 / 59

91

12 / 23

13 / 10

2

нафаанга (сенуфо)

28 / 54

82

6 / 20

16 / 4

3

басса (кру)

26 / 51

77

13 / 27

10 / 17

4

волоф (зап. - атлантические)

34 / 62

96

9 / 24

16 / 8

5

санго (адамава-убанги)

34 / 55

89

12 / 25

13 / 12

6

дагбани (гур)

30 / 56

86

18 / 34

16 / 18

прочие

бореальные

21-27 / 40-46

62-71

7-17 / 13-30

5-15 / 7-19

7

ампари па (догон)

24 / 42

66

10 / 20

12 / 8

8

бангиме

26 / 42

68

7 / 13

6 / 7

9

точо (Кордофан)

26 / 43

69

9 / 16

7 / 9

«контрольные»

15-22 / 33-43

50-59

5-14 / 12-29

5-17 / 7-19

10

суахили (банту)

18 / 36

54

5 / 20

7 / 13

11

йоруба (бенуэ-конго)

16 / 35

51

8 / 20

7 / 13

12

эга (ква)

17 / 41

58

5 / 24

9 / 15

13

мейн (иджо)

15 / 43

58

7 / 18

9 / 9

«уровень шума»

7-19 / 29-35

38-50

6-12 / 10-27

4-11 / 2-18

Как видим, отсутствие генетического родства между различными языками “нигеро-кордофанской макросемьи” доказано однозначно. Скажем, языки волоф (ностратический коэффициент 96) и йоруба (ностратический коэфициент 51) не могут быть родственными ни при каких условиях. Отметим, что объединение столь разнородных языков в единую “макросемью” и ранее поддерживали далеко не все исследователи. Так, известный советский лингвист-африканист Д. А. Ольдерогге писал: “Языки манде отличаются от всех остальных языковых групп Тропической Африки настолько, что их считают особой языковой семьей, отличной от всех других африканских языков” [66, с. 62].

Впрочем, относительно койсанских языков наше исследование может сделать лишь один вывод: язык хадза точно не родственен остальным койсанским. Он явно бореальный. Из этого не следует, что остальные койсанские языки не могут быть все родственными. Кроме того, довольно очевидным оказался нойский характер этих “щелкающих” языков, которые в последнее время стали часто считать резко отличными от всех прочих языков Земли. Эта теория в целом нами не подтверждается.

Хадза – это народ охотников и собирателей, сохранивших исключительно древние черты первобытной культуры. “Происхождение хадза не вполне ясно. Так как антропологически они относятся к негрской малой расе с небольшим количеством капоидных черт, их традиционно рассматривали как остаток койсанских народов в Восточной Африке. Но недавнее генетическое исследование показало, что они, фактически, больше связаны с западноафриканскими пигмеями. Согласно Knight et al. (2003) [81], Y-гаплогруппы хадза главным образом представлены субветвью B2b (52%), то есть той же самой субветвью, которая присутствует у типичных представителей пигмеев — народов мбути и бака. Большая доля E3a (30%) показывает известную примесь банту. Остальные Y-гаплогруппы представлены другими E-субветвями. Митохонриальная ДНК (мтДНК) представлена гаплогруппами L2 (главным образом L2a1, пигмейского происхождения) и L3 (преимущественно L3g, восточно-африканского происхождения), и ни одна из них не совпадает с таковыми койсанских народов Южной Африки” [82]. Между прочим, в литературе встречаются упоминания о том, что языки пигмеев мбути и биака – тоже “щелкающие”, как и собственно койсанские [84].

Существенная примесь крови банту тут не должна смущать: этнографы описывают, что даже в наше время (!) образ жизни охотников-собирателей подчас оказывается привлекательнее образа жизни земледельцев (скотоводство на родине хадза было невозможно из-за мухи цеце): “Основным отличием Менданы от других поселений пигмеев, где мы побывали, было то, что кроме пигмеев (12 человек, пять семей), здесь жили и банту (22 человека, семь семей). Причем, если обычно пигмеи перенимают у банту навыки земледелия и начинают вести оседлый образ жизни, то в Мендане произошло наоборот. Банту пришли к пигмеям, оставив земледелие, и занялись охотой и собирательством” [83].

Возможно, когда-то таким же образом некая пришлая (возможно, даже не из Африки) группа носителей прабореального языка передала свой язык предкам хадза. Скорее всего, это было еще в конце палеолита. Примерно тогда же носители прабореальных языков могли оказаться и в Австралии, а также на Новой Гвинее и в Америке. В любом случае в отношении “бореального” единства языков речь однозначно должна идти еще об эпохе палеолита и ледниковом периоде.

Наконец, относительно отсутствия родства весьма интересен результат по языку хмонг из семьи мяо-яо в Юго-Восточной Азии. В отличие от соседних австроазиатских, тайских и австронезийских языков хмонг выглядит скорее бореальным; хотя все это не слишком надежно, ведь разница в ностратическом коэффициенте не так уж велика. “Миф о происхождении от собаки связывает народы Южного Китая и Юго-Восточной Азии с древними северными народами, расселенными по соседству с Центральной Азией и занимавшихся в основном скотоводством. В этнографическом плане особый интерес представляет тяготение мифа и черт материальной культуры народов мяо и яо к этой северной зоне” [175, с. 164].

В своем учебнике С. А. Бурлак и С. А. Старостин оставили под вопросом ностратический характер эскимосско-алеутских, эламского, юкагирского, чукотско-камчатских языков [36, с. 334, 337, 382]. Г. С. Старостин посвятил проблеме принадлежности эламского языка отдельную статью [37]. Мы критически проанализировали эту статью в последней электронной версии нашей монографии, где показали, что приведенные самим Г. С. Старостиным аргументы свидетельствуют скорее о ностратическом характере эламского языка [38]. Но составить для него полноценный 100-словный список пока не представляется возможным. Из остальных перечисленных языков с помощью нашего метода ностратическая принадлежность ительменского, эскимосских и алеутского языков не подтвердилась. Зато полностью подтвердилась ностратическая принадлежность прочих чукотско-камчатских и юкагирского языков. Не стала таким уж сюрпризом и ностратическая принадлежность японского языка (алтайская принадлежность которого доказана С. А. Старостиным), а также изолированных нивхского и шумерского языков.

Обратим при этом внимание, что относительно изолированных языков, подобных нивхскому и шумерскому, “ступенчатая реконструкция” невозможна в принципе. Это значит, что единственным методом определения их дальнего родства может служить только сравнение их лексики с лексикой глубоких реконструкций, подобных ностратической и сино-кавказской.

В определенной мере ожидаемым было и доказательство ностратического характера индейских языков из макросемьи пенути, на примере языков мивок и цимшиан.

Вообще ситуация с семьей пенути имеет довольно интересную историографию. Н. С. Трубецкой еще в 1958 году поставил под сомнение генетическое родство индоевропейских языков, высказав предположение, что их общие черты могли возникнуть конвергентно, в результате тесного общения (наподобие языкового союза). Он дословно писал: “Для доказательства принадлежности данного языка к индоевропейскому семейству, (...) необходимо наличие следующих шести структурных признаков, свойственных всем известным нам индоевропейским языкам (живым и вымершим):

1. Отсутствие гармонии гласных.

2. Число согласных, допускаемых в начале слова, не беднее числа согласных, допускаемых внутри слова.

3. Слово не обязано начинаться с корня.

4. Образование форм осуществляется не только при помощи аффиксов, но и при помощи чередования гласных внутри основы.

5. Наряду с чередованиями гласных известную роль при образовании грамматических форм играет и внешне не обусловленное чередование согласных.

6. Подлежащее непереходного глагола трактуется совершенно так же, как подлежащее глагола переходного.

Каждый из перечисленных выше шести структурных признаков встречается порознь и в неиндоевропейских языках, но все шесть вместе - только в индоевропейских. Язык, не обладающий всеми шестью названными признаками, не может считаться индоевропейским, даже если словарь его заключает в себе много элементов, совпадающих с индоевропейским. И, наоборот, язык, заимствовавший большую часть своих словарных и формативных элементов из неиндоевропейских языков, но представляющий перечисленные выше шесть признаков (наряду с хотя бы небольшим числом слов и аффиксом, общих другим индоевропейским языкам), должен быть признан индоевропейским. Из этого следует, что язык может сделаться индоевропейским или, наоборот, перестать быть индоевропейским” [118].

С. А. Старостин и С. А. Бурлак в своем учебнике для вузов “Сравнительно-историческое языкознание” в опровержение этого “антикомпаративистского” построения привели именно индейские языки пенути как пример языков, обладающих всеми перечисленными Н. С. Трубецким свойствами индоевропейских [36, с. 155]! В своей критике Н. С. Трубецкого они были безусловно правы. Но все-таки, исходя из нашего метода, родство языков пенути с прочими ностратическими (включая и индоевропейские) налицо. И, кроме того, Е. А. Хелимский уже высказывал предположение о том, что языки пенути могут быть ностратическими [179, с. 41-42].

Достаточно ожидаемым был и результат относительно семьи языков на-дене в Северной Америке. В частности, то, что язык тлинкит из этой семьи выглядит очевидно сино-кавказским. “Во второй половине ХХ в. различные лингвисты (Э. Сепир, С. Старостин, Э. Вайда, Дж. Гринберг, М. Рулен и несколько десятков других) независимо друг от друга пришли к выводу о связи языков на-дене с сино-кавказскими и енисейскими языками” [169].

Однако нами был получен весьма спорный и, честно говоря, неприятный с точки зрения общей убедительности нашего метода результат относительно однозначно относимого к семье на-дене языка апачей, а также уверенно относимого к сино-кавказским языка бурушаски в Гималаях. Они попали в сводной Таблице 4 в разряд “гибридных”, сочетающих очевидные черты ностратических и сино-кавказских. Исходя из ситуации с языками на-дене и бурушаски, по нашему мнению, подобные “гибридные” языки следует относить к сино-кавказским.

Если исходить из данной гипотезы, то следует предполагать сино-кавказский характер не только языков тлинкит и баскского, но и языков бурушаски, апачи, а также айнского языка (Япония), и семьи канури (сахарской) в Африке.

Но не исключено, что в некоторых случаях речь действительно идет о гибридных языках, с чертами как сино-кавказских, так и ностратических. Характерно, что в “гибридных” языках в целом гораздо выше число слов, общих и с ностратической, и с сино-кавказской реконструкциями. «Ясно, что [языковые] законы могут иметь исключения, но компаративист должен исходить из презумпции поиска законов, не знающих исключений. На их основе объясняется максимум фактов, а затем уже приходится думать, как объяснить то, что никак не подпадает под действие законов» [116, с. 14].

Наиболее неожиданный и в определенной мере сенсационный результат данного исследования: нами установлен очевидно ностратический характер значительной части языков Тропической Африки, в частности, шести языковых семей “нигеро-кордофанской макросемьи”: манде, сенуфо, гур, адамава-убанги, кру и западно-атлантической. Данный результат может и должен быть проверен традиционными для компаративистики методами (в частности, методом “ступенчатой реконструкции”). При этом следует обратить внимание на “почти гибридный” результат по языкам гур.

Географически пять групп этих ностратических африканских языков (мы будем их условно называть афро-ностратической языковой макросемьей) — манде, кру, гур, сенуфо и западно-атлантическая — представляют собой компактный массив на юго-западе Западной Африки, граница которого проходит через Кот-д-Ивуар. Переселение далее на восток народов фульбе и буса произошло уже в позднее время. Языки группы адамава-убанги также занимают компактную территорию в пределах Центрально-Африканской республики и прилегающих районов Заира, Судана и Камеруна. С теми и другими граничит огромный массив семьи языков бенуэ-конго или, иначе, “южная группа семей вольта-конго”, которую, по нашему мнению, только и следует называть (вероятно, вместе с ква) языковой семьей вольта-конго, с народами банту в качестве самых типичных представителей.

Этот раздел Западной Африки на два принципиально разных языковых региона полностью совпадает с таким же культурным разделом, проходящим через Кот-д-Ивуар:

“Те, кто искал в лесу убежища от северных завоевателей, обосновались к западу от реки Бандама (южные манде, племена кру), а отступавшие с востока — к востоку от нее. Бандама, таким образом, разделила миграционные потоки и стала важной этнической границей. Народы, живущие к востоку от реки Бандама, ведут свое происхождение от суданских народов, которые на протяжении веков продвигались к лесной зоне и далее к Атлантическому океану. Смешавшись с коренным населением, они образовали совершенно особую этническую провинцию. ...Аньи и бауле, некогда переселившиеся с востока и происходящие от акан, имеют вековые традици возделывания ямса и многолетних культур. Ямс занимает особое место в традиционном укладе этих групп. ...Народы, живущие к западу от Бандамы, принадлежат к так называемой цивилизации риса. Рисоводство — характерное традиционное занятие народов, относящихся к гвинейско-либерийскому этническому массиву. Граница между территориями, где распространены культуры ямса и риса (по р. Бандама), делит не только Кот-д-Ивуар, но и всю Западную Африку на две зоны земледелия, отражающие различные этноисторические влияния” [170, с. 100, 102].

По нашему мнению, разведение риса пришло в районах с влажным экваториальным климатом на смену разведению проса в более северных засушливых районах Сахеля, откуда пришли предки афро-ностратических народов. Т. е. речь идет о традиции разведения злаков в противовес культуре ямса у народов вольта-конго. Скажем, о народах сенуфо, обитающих на севере того же Кот-д-Ивуар, сказано так: “Сенофо и бобо-лоби на севере страны — типичные жители саванны, издавна занимающие свою нынешнюю территорию. ...Сенуфо выделяются весьма высокой культурой земледелия. ...В северной подзоне, с ее затяжным (до 5 месяцев) сухим сезоном лучше всего удаются относительно скороспелые культуры, среди которых важнейшее значение имеют просо и сорго” [170, с. 102, 97]. Схожая культурно-историческая ситуация сложилась и в регионе народов адамава-убанги. Читаем о самом крупном из них, народе банда: “Банда — выходцы из Судана. Спасаясь от работорговцев, но и находили убежище на убангийских землях в горных районах Котто и Шинко. Постепенно банда расселились по всей стране. Главное их занятие — земледелие. ...Основная их пища — маниок и просо... из просяной муки делают лепешки” [171, с. 230].

Мы в прежней своей работе [38] подчеркивали, что просо, не известное на ранних неолитических памятниках Ближнего Востока, скорее всего было самостоятельно введено в культуру еще в конце мезолита предками ностратических народов, носителями кукрекской культуры на юге Украины. Помимо выращивания проса “визитной карточкой” ностратических народов было разведение одомашненного на юге Украины еще в эпоху мезолита крупного рогатого скота [73; 74]. О том, что подобное население, первоначально европеоидное по антропологическому типу, проникло в Тропическую Африку в конце эпохи неолита, наглядно свидетельствуют знаменитые сахарские фрески “скотоводческого периода” в горах Тассили-Анджер. Там наряду с огромным количеством рисунков быков и коров были найдены также и сцены выращивания злаков (очевидно, именно проса) [172, с. 79]. (Примеры фресок даны на обеих сторонах обложки этой книги).

Причем для первооткрывателей этих фресок была очевидна их связь как раз с говорящим на афро-ностратических языках населением запада Западной Африки, в частности, c фульбе [172, с. 12], а также с упомянутыми ранее сенуфо: “На фреске, выполненной в основном охрой кирпичного цвета, изображен человек. Его тело заштриховано, лицо покрыто маской, напоминающей стилизованную голову антилопы. Под рогами — большой закругленный колпак, две параллельные черточки по бокам обозначают уши. Мне вспоминается, что подобные маски существуют в Западной Африке. И действительно, когда позднее в Париже я занялся изучением коллекции Музея Человека, то к моему изумлению, оказалось, что в наши дни масками такого типа пользуются во время обрядов инициации племена сенуфо, живущие на Берегу Слоновой Кости” [172, с. 56].

С. А. Старостин указывал, что единственной общей чертой всех “нигеро-кордофанских” языков лингвисты считают наличие системы именных классов. Но наличие этих классов в афро-ностратических языках можно легко объяснить влиянием субстрата местных языков вольта-конго. Тот же С. А. Старостин отмечал в своем учебнике: “Система грамматических категорий креольского языка может быть частично заимствована из субстратного языка. Например, гаитянский креольский язык грамматически более сходен с эве — тем африканским языком, который был родным для большинства гаитянских рабов, - чем с французским, послужившим для этого языка основным источником лексики” [36, с. 65 - 66]. Не то ли происходило и в процессе завоевания Судана скотоводами Сахары?

Сравним: система именных классов существует и в сугубо ностратических дравидских языках. Но почему-то их на этом основании никто не объединяет в в одну языковую макросемью с народами банту. В то же время в очевидно родственном языкам банту языке йоруба именные классы и роды отсутствуют...

Вопрос о принадлежности “контрольных” по виду языков иджо предстоит решить лингвистам, но в любом случае языки иджо должны быть ближе к языкам вольта-конго. Что же касается языков догон и вероятно родственного им бангиме, а также кордофанских, то их родственников очевидно следует искать среди “нило-сахарских” бореальных языков.

Самый сложный вопрос — об очевидно ностратических и сино-кавказских по виду языках индейцев Южной Америки. Исходя из всей совокупности наших данных, переселение ностратических народов в Америку не могло произойти ранее конца мезолита, а сино-кавказских — ранее неолита. Понятно, что при продвижении через Северо-Восток Сибири они должны были утратить навыки скотоводства и земледелия. Хотя сама традиция создания регулярных запасов пищи у них и должна была бы сохраниться. Сино-кавказские племена на-дене явно происходят с Северо-Запада Северной Америки или даже непосредственно с Аляски, т. е. находятся неподалеку от Берингового пролива. Племена семьи пенути жили отчасти на том же Северо-Западе (цимшианы). Можно понять, как они попали оттуда в Калифорнию.

Куда труднее объяснить ностратический характер базовой лексики народа аймара в Андах, на территории современной Боливии. Гипотезы о ностратическом характере аймара нам неизвестны, за исключением следующего замечания: “Фразы на аймара дают стойкое ощущение, что язык почти родной - грамматика не "инопланетная", не чуждая” [173]. По крайней мере, от Калифорнии (где жили ностратические народы пенути) совсем недалеко до Мексики. «Пытаясь объяснить столь, казалось бы, неожиданное возникновение [в IX в. до н. э.] чавинской культуры, вызвавшей коренной переворот в жизни индейцев области Анд, некоторые из американистов высказали предположение, что истоки этой культуры следует искать в других областях Америки, и прежде всего в Мексике. Дело в том, что в Тлатилько, неподалеку от Мехико, была найдена керамика, весьма напоминающая керамику чавинян и примерно того же возраста» [174, с. 125]. А от Перу уже совсем недалеко и до Амазонии, где обнаружился совершенно сино-кавказский по виду язык намбиквара. Без сомнения, это самый загадочный результат нашего исследования. Проверить его — дело специалистов.

Вернуться к оглавлению

И.Н. Рассоха. Методика выявления древнейшего родства языков путем сравнения их базовой лексики с ностратической и сино-кавказской реконструкциями. Харьков, ХНАМГ, 2010.

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

Библиотека портала ХРОНОС: всемирная история в интернете

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

> ПОРТАЛ RUMMUSEUM.RU > БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА > КНИЖНЫЙ КАТАЛОГ Р >

Игорь Рассоха

2010 г.

Родственные проекты:

Методика выявления древнейшего родства языков путем сравнения их базовой лексики с ностратической и сино-кавказской реконструкциями

5. Анализ результатов: выводы и предположения

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании всегда ставьте ссылку