Родственные проекты:
|
Великая Война и Февральская Революция
1914-1917 гг.
Книга 1
{51}
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1914 год. — Поездка Государя на Кавказ. — Наместник Кавказа граф
Воронцов-Дашков. — Государь в Екатеринодаре. — Казачий Круг. — В женском
институте. — По пути к Дербенту. — В Дербенте. — Кавказская простота. — Встреча
в Баладжарах. — Приезд в Тифлис. — Посещение соборов и мечетей. — Государь и
Муфтий Гуссейн Эфенди Гаибов. — Государь у Наместника. — Генерал Мышлаевский. —
Второй день. — Третий день. — Государь у дворян. — Четвертый день. — Прием
депутаций со всего Кавказа. — Царь и юнкера. — Прием Государя городским
самоуправлением. — Поездка на Кавказский фронт. — В крепости Каре. — Слова
Государя об укреплении Карса. — В Сарыкамыше. — Поездка в Меджингерт. — На
границе с Турцией. — Царский смотр героям. — Опасный обратный путь в Сарыкамыш.
— Возвращение. — Остановка в Дербенте. — Владикавказ. — Остановка в Ростове на
Дону. Прощальная телеграмма Наместнику. — На Кавказском фронте спустя две
недели.
Наместником Кавказа был член Государственного Совета, генерал-адъютант граф
Илларион Иванович
Воронцов-Дашков.
Прослушав лекции в Московском университете, граф начал службу в Конной
Гвардии еще при Императоре
Александре II.
Он был флигель-адъютантом, участвовал в Туркестанском походе, за что имел крест
Св. Георгия, командовал лейб-гвардии Гусарским Его Величества полком и во время
Русско-Турецкой
войны 1877-1878 г. командовал кавалерией в Рущукоком отряде
Наследника Цесаревича
Александра
Александровича.
Граф был дружен с покойным Наследником Николаем Александровичем и после его
преждевременной смерти стал другом Наследника Александра Александровича. С
воцарением Александра III, граф был назначен Начальником Охраны Его Величества,
а с августа 1881 года и министром Императорского Двора, каковую должность
занимал в течение всего царствования Александра III. Государь любил графа.
Императрица
Мария Федоровна рассказывала старшей дочери графа,
графине Александре Илларионовне, что однажды она читала такую запись в дневнике
своего августейшего супруга: „Сегодня был у меня дорогой Илларион Иванович.
Каждый раз, когда я его вижу, у меня становится светлее на душе".
С годами дела Министерства Двора как бы уже не удовлетворяли графа. Его
широкий государственный ум требовал большего размаха.
В тогдашнем Комитете министров голос министра Двора имел первейшее значение.
На него равнялись. Он был как бы первый министр, дававший тон министрам, как
знающий намерения и пожелания Государя.
Оставшись министром Двора и после воцарения Императора
Николая II, граф просил
об увольнении его после {52}
Ходынской катастрофы,
но Государь отклонил эту просьбу. Граф отпросился в деревню, где и жил до
окончания расследования. Однако, и в это время, собираясь в путешествие по
России и за границу, Государь просил графа сопровождать его.
Летом 1897 года граф был назначен членом Гос. Совета, а на его место был
назначен его однополчанин барон Фредерикс.
На эту смену оказала влияние молодая Императрица, с которой граф не сходился
по некоторым хозяйственным вопросам, связанным с расходами и, кроме того,
говорили, что у Императрицы не могло не остаться по адресу графа некоторой
горечи за неласковый прием ее в 1889 году, в чем, правильно или неправильно, но
обвиняли позже и графа, и его супругу. И даже вспоминали это много позже, когда
престарелая графиня так красиво и мужественно встала на защиту Императрицы зимою
1913 года против некоторой группы русской аристократии, о чем будет сказано в
своем месте.
В 1905 году граф был назначен наместником на Кавказ. Он принес туда весь свой
обширный житейский и государственный опыт и по всем своим личным качествам как
нельзя больше подходил к новому посту. Это был поистине большой боярин,
действительный вельможа, оставшийся на службе государевой, несмотря на свои
несметные богатства. Знавши Государя Николая Александровича с колыбели, носивши
его некогда, в буквальном смысле, на руках, старый граф перенес на молодого
монарха всю любовь верноподданного с оттенком отеческой нежности человека много
более старшего его по годам. Государь же питал к графу особое уважение и любовь,
согретую теплыми детскими воспоминаниями; ведь Государь рос и играл с детьми
графа. И это чувство не ослабевало к графу до самой его смерти. Смотреть край и
войска, порученные этому замечательному человеку-вельможе и ехал теперь Государь
Император.
В 1 ч. дня 24-го ноября Государь приехал в столицу области Кубанского Войска —
Екатеринодар. Наказной атаман генерал Бабич, депутации, среди которых была даже
{53} депутация от англичан, проживавших в Области и почетный караул казаков с
юбилейным войсковым знаменем и хором музыки, встречали Государя. Все по-особому,
не как везде.
Приняв встречи, пропустив казаков церемониальным маршем, Государь с атаманом в
автомобиле медленно направился в собор. Масса народа стояла по пути. За
автомобилем скакал взвод казаков. Около собора собрался Войсковой «Круг». Старые
знамена и значки, бунчуки и перначи Запорожцев, грамоты, жалованные казачеству
(Черноморскому и Линейцам) и даже мундир, пожалованный Императором Александром
II — все эти реликвии были вынесены в Круг на встречу Державному Хозяину земли
Русской. Государь был в Кубанской форме. А кругом теснилась несметная толпа
женщин, детей-казачат и глубоких стариков. Понаехали со всей области. Все
взрослое, молодое было на войне. После молебна в соборе, Государь посетил два
госпиталя, Женский Мариинский институт и Сиротский приют.
Институтки встретили Государя гимном „Боже Царя храни", а затем лихо спели
старую казачью песню:
„Засвистали казаченьки в поход сполуночи,
Заплакала Марусенька свои ясны очи..."
Как к месту, как по моменту подходила теперь эта песня и какой грустью
отдались ее последние слова уходящего на войну казака:
„Не плачь, не плачь Марусенька, не плачь не журися,
Той за свово миленького Богу помолися..."
Юные красавицы проводили Государя с неподдельным горячим восторгом.
В 5 час. Государь отбыл из Екатеринодара. Путь лежал через Терскую область и
Дагестан, в обход кавказского хребта, мимо Каспийского моря и через Баладжары на
Тифлис. На следующий день мой сосед по купе, генерал Дубенский разбудил меня
спозаранку, говоря, что грешно спать, когда настолько хорошо то, что мы
проезжаем. И действительно, погода была дивная, весенняя. Справа виднелись
кавказские горы, слева расстилались степи. Проезжали Терскую область. На каждой
маленькой станции было полно народа, детворы. Все махали папахами, платками,
шапками, кричали ура...
{54} Гуссейн Эфенди Гаибов, глухой старец 85 лет со слуховым аппаратом в руках,
который он, в ожидании Государя, в волнении то и дело прикладывал к уху,
встретил Государя во главе духовенства своего толка и сказал краткую речь. Это
было при входе. Государь подал старцу руку и прошел в утопавшую в коврах мечеть.
Древний муфтий был так растроган встречей с Государем, его лаской и вниманием,
что поднял руку и, показывая ее окружающим, повторял: „Это ведь не шутка. Сам
Государь подал руку. Это ведь не шутка".
Посещение Государем мечетей в узких восточных улицах, где едва проезжал
автомобиль, произвело огромное впечатление на туземное население. Оно горячо
обсуждалось простым народом.
Объехав храмы, Государь проехал во дворец. Его Величество прошел в комнату, где
лежал больной Наместник и долго у него оставался. Во дворце разместились из
свиты только: граф Бенкендорф, Воейков и граф Шереметьев (флигель-адъютант, зять
Наместника). Всей свите во дворце места не хватало и на вопрос графа, кого в
числе трех поместить там, Государь назвал именно этих лиц.
После завтрака Государь посетил три лазарета с ранеными и вернулся во дворец,
где долго принимал доклад о положении на Кавказском фронте. Перед дворцом же,
как лавина, переливался народ. Вечером же, когда окна дворца осветились, толпы
народа все гуще и гуще заполняли площадь. Во дворце шел обед, а перед дворцом
народ ожидал чего-то.
После обеда, перейдя в белый зал, выходивший на площадь, Государь слушал казачий
хор песенников Наместника. Хор отлично исполнял казачьи песни. Государю особенно
понравилась одна старая песня Запорожцев. Их взяли Турки в плен. И пленные
казаки гребут на галерах и поют об утерянной воле. Песня плакала но далекой
родине. Уже после Государь вспоминал об этой песне.
Во время концерта Государь разрешил ввести группу туземцев простолюдинов
музыкантов-Дудукчи. Их ввели во главе с городским головой Хатисовым. Старший из
них обратился к Государю с приветствием и благодарил за то, что Государь принял
их — представителей простого народа, по {57} старому кавказскому обычаю. Другие
поднесли Государю кавказские фрукты и сласти „табахами". Затем „дудукчи" стали
играть. Один забил в барабан, другой во что-то вроде бубна, а несколько человек
принялись поочереди плясать кавказские танцы: „кинтоури", „лезгинку" и „узардары».
Государь с любопытством смотрел на необычайное зрелище, ласково поблагодарил
туземцев и затем подошел к раскрытому окну. Толпа на улице загремела ура. В
воздух полетели шапки, папахи. Государь кланялся. Восторг был неописуемый.
Вечером лица свиты, которым не хватило места во дворце, поместились в той
гостинице, где помещался и я. Князь Орлов, не зная истинной причины
происшедшего, стал обвинять в интриге Воейкова. Когда все разъяснилось, он не
преминул пройтись по адресу графини Воронцовой, называя ее Екатериной Великой за
великолепие ее приема Государю. Князь не лишен был остроумия, за что его
некоторые и не жаловали.
Вечером князь Орлов уже знал подробно насколько растерялся в те дни войны
помощник Наместника по военной части генерал Мышлаевский. Командуя фронтом, он
сидел в Тифлисе и доказывал Наместнику чуть ли не необходимость эвакуации
Тифлиса. Такое паникерство не соответствовало ни положению на фронте, ни
геройскому настроению войск. Но Мышлаевский был в панике. Наместник не разделял
мнения своего помощника и оставался спокоен. Он был болен. Лежал. Приезд
Государя и его спокойствие явились новым холодным душем для Мышлаевского. Ему
были даны энергичные инструкции и он поневоле был принужден выехать на фронт.
Генералу Мышлаевскому и его окружению приезд Государя был весьма неприятен. При
больном Наместнике, когда Ставка была так далеко, было так спокойно. И вот
приезд Государя нарушил этот покой. Вокруг Наместника и его помощника забурлило.
А князь Орлов все собирал и собирал сведения, что и как делалось в Кавказской
армии.
На второй день, 27-го утром состоялся высочайший прием воженных и гражданских
чинов, представителей дворянства, городского самоуправления, купечества,
крестьянства. Это был день праздника 17-го драгунского Нижегородского {58} полка
и Государь, как его шеф, был в полковой форме. После завтрака Государь посетил
три лазарета с ранеными, много говорил с ними, многим дал награды. Вечером же,
перед дворцом, состоялась грандиозная манифестация учащихся всех учебных
заведений Тифлиса с оркестрами музыки, фонарями и флагами, обратившаяся вскоре
во всенародную. Государь несколько раз подходил к раскрытому окну, кланялся.
Овации продолжались до полуночи.
28-го ноября утром Государь посетил военный собор, военный музей или Храм Славы,
мужскую гимназию, женский институт и епархиальное училище. После завтрака был
принят экзарх Грузии Питирим, приобретший позже такую известность. Он
благословил Государя образом от себя и от Миссионерского просветительного,
братства, причем присутствовала председательница общества графиня
Воронцова-Дашкова. Приняв затем депутации от молокан, Государь осмотрел
подробно, склад Ее Величества во дворце, которым руководила сама графиня. Все
работы были в полном ходу.
Подробным осмотром Государь, видимо, хотел доставить удовольствие хозяйке,
которая по праву гордилась своим учреждением. Затем Государь посетил кадетский
корпус и реальное училище, где были депутации от всех, вообще, учебных заведений
Тифлиса.
В 5 час. Государь прибыл на чашку чая к дворянам. Прием этот был устроен в
роскошном особняке Е. И. Сараджевой. Весь цвет кавказского дворянства был там.
Среди местных красавиц, — а их было много, — выделялась княгиня Дадашкелиани,
рожденная Гамкрелидзе. Среди гостей была и графиня Воронцова и экзарх Грузии.
Государь обходил все залы, слушал музыку, очаровал всех простотою обращения и
особенно тех, с кем разговаривал. В комнате, где был сервирован царский стол,
Губернский предводитель князь Абхази поднес Государю огромный турий рог,
оправленный в серебро, с надписью по грузински: „Великому Государю нашему —
Грузинское дворянство, 28 ноября 1914 года". Государь горячо благодарил и видимо
был очень доволен. После чая Государь вышел из столовой и в одной из зал
предводитель дворянства поднес Его Величеству бокал с кахетинским вином и
провозгласил за Государя здравицу.
{59} Государь сказал: „Сердечно благодарю вас за ваш радушный прием и от всей
души пью за здоровье и процветание Тифлисского дворянства и за ваше здоровье,
господа". Ура было ответом Государю, а оркестр играл „мравал-жамиер".
Государь подошел к музыкантам и просил исполнить известную грузинскую
патриотическую песню: „самшобло" (родина). Оркестр исполнил ее вместе с хором.
Прослушав затем еще несколько музыкальных и вокальных номеров, поблагодарив
горячо хозяев и, поручив поблагодарить госпожу Сараджеву, Государь отбыл во
дворец. Был седьмой час. Разъезд гостей начался много позже.
Приезд Государя в Тифлис всколыхнул весь Кавказ с его глубоких ущелий до
снеговых вершин. Отовсюду стекался народ повидать Царя, присылались депутации из
самых глухих мест Кавказа. И на 29 ноября с 10 ч. утра Государь принимал
депутации от всех сословий всех народностей: от русских, молокан, грузин, армян,
ишавов, хевсур, тушинов, осетин, мусульман Тифлисской и Елизаветпольской
губерний, от горцев, от православных, сирийцев, католиков, лютеран, евреев
Тифлиса и от горских евреев. Государь медленно обходил депутацию за депутацией,
выслушивал приветствия, принимал подношения и отвечал каждой депутации отдельно,
что производило большое впечатление. На этом приеме более наглядно, чем когда
либо, особенна осязательно выяснилось, что для Русского Царя нет различий среди
его подданных. Ему все одинаково равны, без различия положений, сословий,
национальностей и религий.
Затем Государь посетил епархиальное женское училище и Военное училище. Юнкерам
Государь сказал удивительную речь, проникнутую чисто христианской любовью. Через
два дня юнкера становились офицерами. Училище представилось образцово. Государь
благодарил и юнкеров, и офицеров.
В два с половиной часа Государь принял Католикоса всех армян.
Наместник вел политику благожелательную всем национальностям. Прием Государем
Католикоса как бы подчеркивал правильность этой линии.
В шестом часу Государя принимало городское {60} самоуправление в залах
Артистического общества.
Городским головою был А. И. Хатисов, близко соприкасавшийся с революционной
организацией Дашнакцутюн. Кое-кто интриговал против него, но Государь не желал
никого обижать и банкет был введен в программу. Встреченный при входе Хатисовым,
Государь прошел в зал. Хор и оркестр исполнили „Боже Царя храни". Ура неслось
навстречу. Гимн повторили три раза. Государь беседовал с гласными, принял от
Хатисова альбом с видами Тифлиса, и, в ответ на речь его сказал:
„Благодарю древний город Тифлис за горячий прием, который я встретил в стенах
этого дома. От души осушаю бокал за население Тифлиса и за ваше здоровье,
господа".
В седьмом часу Государь вернулся во дворец и в десять отбыл на фронт Кавказской
армии, будучи в самом хорошем настроении от всего, что видел и слышал в Тифлисе.
Государь ехал по главному направлению, которое вело в Турцию: Тифлис,
Александрополь, Каре, Сарыкамыш, Меджингерт, линия границы, Завинский перевал,
позиция Ардост Баба и далее Эрзерум. По этому пути, начиная от Карса, уже были
разбросаны наши войска и их тыловые учреждения, принадлежащие к Первому
Кавказскому корпусу, которым командовал генерал Берхман. Главные же силы
корпуса, перейдя с началом войны границу и отбросив турок, занимали позицию
Дартос Дели-Баба, имея перед собой сильный 11-ый турецкий корпус, прикрывавший
Эрзерум. 11, 10 и 9-ый турецкие корпуса составляли армию, оперировавшую против
нас (два корпуса). Ею командовал знаменитый Энвер паша, младотурок — идеал наших
подполковников генерального штаба, которые лебезили перед Гучковым в ожидании от
него будущих революционных благ.
От Тифлиса до Сарыкамыша шла железная дорога, поднимавшаяся все выше и выше в
горы, а дальше — шоссейный путь. В 10 ч. утра 30-го прибыли в Каре, с которым
связано так много блестящих страниц русской военной истории. В 1828 году Каре
был завоеван Паскевичем. В 1855 году Муравьевым и в 1877 году взят ночным
штурмом, после чего и остался навсегда за Россией. На отдельной скалистой горе
лепится город, над которым командует крепость. Видна и старая турецкая цитадель
16-го века.
{61} Русский Царь впервые посещал Каре.
Выехав из Тифлиса при теплой весенней погоде, здесь очутились в зимней
обстановке. Легкий мороз. Туман окутал все кругом. Было как-то величественно
хмуро.
Посетив собор и раненых, Государь объехал форты, выслушивал подробный доклад
коменданта. Интересно было видеть, как нагнувшись над разложенным, на простом
деревянном столе, планом, комендант водил по нему пальцем и делал доклад на
одном из самых высоких фортов Карса. Было холодно. Дул ветер. Государь слушал
внимательно, задавал вопросы. Около него генералы Мышлаевский и Юденич (тогда
начальник штаба). Свита теснится, желая слышать интересный доклад. К сожалению
туман скрывал окрестности. Вечером, сквозь туман стали мерцать огоньки
иллюминации, На цитадели сверкал вензель Государя. На улицах пустынно. Все
гражданское население удалено. В городе только военные и их семьи. На главной
улице работает синематограф. Некоторые из свиты пошли туда, а ночью поезда
двинулись дальше к Сарыкамышу.
Интересный разговор произошел по поводу укреплений Карса, в царской столовой, в
тот же вечер. Сидели Государь и вся свита.
Говорили о Карее. Кто-то заметил, что надо отдать справедливость военному
министерству за целесообразное укрепление Карса. Государь на это отчетливо
произнес: „Военное министерство тут не при чем. Всем тем, что мы видели в Карее,
Каре обязан неоднократным просьбам и работе графа Воронцова-Дашкова. Военное
министерство всегда упорно было против." И затем, после короткой паузы,
Государь, как бы стесняясь прибавил: «Но я поддерживал наместника и нам с графом
удалось довести это дело до благополучного конца."
Все выше и выше поднимался путь по которому, как бы осторожно, тише чем всегда
шел царский поезд. Кругом белый снежный покров. Морозный резкий воздух. Мгла
застилает горизонт. Едва можно различить конных казаков, охраняющих путь. Мы на
высоте более чем 6000 футов. В девять вечера 1-го декабря приехали в Сарыкамыш.
Маленький населенный военный поселок. На вокзале Государь был приятно поражен,
что его встречал почетный караул {62} Кабардинского пехотного полка, в котором
Государь состоял шефом. Здоровый, веселый вид солдат. Молодцеватая выправка. У
офицеров характерные кавказские шашки. Мой однокашник по Павловскому военному
училищу, молодой полковник Тарасенков, как картинка отдает Государю честь.
Невольно переносишься к высоким военным традициям нашего славного училища.
Государь подошел к лихому на вид знаменщику с тремя Георгиевскими крестами.
Командир полка доложил, что это подпрапорщик Яковенко. Он был два раза контужен
в бою. За выбытием офицеров командовал ротою, оставался в бою целую ночь и пошел
в лазарет только после энергичного приказания командира батальона. Государь
поблагодарил Яковенко, повесил ему Георгиевский крест первой степени и обратился
к караулу со словами: „За боевую службу спасибо вам, молодцы". В ответ
послышалось: „Рады стараться, Ваше Императорское Величество", — и чувствовалось,
что в этом энергичном ответе обет своему Государю, обет, который выполнила вся
Кавказская армия во славу Великой России.
Депутация от населения поднесла хлеб-соль и Государь поехал в простеныкую
гарнизонную церковь. Около нее стол пилось все население, и гражданское и
военное. Женщин почти нет. После краткого молебствия Государь направился в
автомобиле на границу, к селению Меджингерт.
Я ехал на автомобиле много впереди с генералом Дубенским и с чиновником С.
Каждый делал для себя заметки. Хорошее горное шоссе поднималось все выше и выше.
С обеих сторон отроги гор то отодвигающиеся вдаль, то набегающие и теснящие
шоссе. По дороге двигаются разные войсковые части и обозы. Порядка мало. Изредка
попадаются оборудованные около шоссе питательные или санитарные пункты. Новые
вывески, новые флаги, недоделанность кругом заставляет думать, что этого всего
не было и устроено ввиду приезда Государя. Наскоро, напоказ. Приезд Государя в
такую глушь разбудил всех. Больной Наместник — Главнокомандующий не мог
усмотреть за всем. Генерал Мышлаевский оказался не на высоте положения.
Выдвигался новый человек — Юденич, но ему, пока не давали ходу, затирали. Мой
{63} сосед ворчал, зло критикуя Мышлаевского и санитарную часть.
Раз или два встретились арбы с ранеными. Жалко стало. Здесь и не мечтали об
удобствах Западного фронта. Вот бы, ворчал сосед, прислать им сюда на денек, на
два принца Ольденбургского, он бы им показал... Он бы показал...
Через два часа приехали на Русско-Турецкую границу, в селение Русский Меджингерт.
В полутора верстах впереди была и самая граница, линия. В Меджингерт были
собраны по пять человек, что были в боевой линии. Пехотинцы, пластуны, Терцы,
Кубанцы, артиллеристы, пограничная стража — все выстроились покоем на большой
снежной поляне. Все, до почтенного по летам командира корпуса, генерала Берхмана,
взволнованы. Все приятно поражены приездом Государя. Этого здесь никто не
ожидал. Приехать из Петрограда на Турецкую границу, в боевое расположение войск.
Но вот показался и царский автомобиль. Подъехали. Все замерло. От сильного
волнения командир корпуса едва отрапортовал Государю. Государь медленно подошел
к войскам, поздоровался и стал обходить выстроившихся. Каждого Государь
спрашивал, в каком бою участвовал, не ранен ли, и награждал Георгиевским
крестом. Говорили солдаты с Государем удивительно просто и все их подвиги в их
изложении казались такими простыми. Вот солдат 13 Стрелкового Туркестанского
полка Игнатенко, взявший в плен пять турок. „Как же ты это сделал? — спрашивают
его. „Так что, они народ очень нестойкий", отвечает он, — „спервоначала
постреляют, а потом, как к ним ближе подойдешь, сейчас руки вверх поднимают,
кричат Алла, Алла, а сами утекают. Ну, мы за ними. Нас было четверо. Я разделся,
скинул шинель, да и побег. Еле догнали. Они осерчали, стали бросаться на нас.
Двоих из нас убили, но все же мы их здорово перекололи. Тут я и забрал пятерых.
Робкий они народ".
Начало уже смеркаться, когда Государь кончил обход нижних чинов. Поблагодарив
еще раз всех сразу, Государь выразил надежду, „что и все их части, по примеру
своих предков", послужат России и ему, Государю. Генерал Берхман провозгласил
здравицу за Государя, Цариц, Наследника. Гремело ура. Государь пожал руку
генералу.
Старый {64} служака, командир корпуса, был так растроган, что расплакался и
неоднократно поцеловал Государю руку. Это произвело на всех большое впечатление.
Нельзя было удержаться от слез. Солдаты придвинулись к автомобилю. Казаки
вскочили на коней. И когда царский автомобиль тронулся все бросилось за ним с
криками ура. Казаки, во главе с генералом Баратовым, поскакали за автомобилем.
Тот забирал ход и казаки неслись сильнее с риском свернуться с шоссе и полететь
с кручи. Так продолжалось, пока Государь не подал знак рукой... Уже темнело.
Густые тени стали падать с гор. Горы синели вдали в полном покое, как бы храня
тайну — где неприятель... А неприятель, как узнали немного позже, был ближе, чем
думали... Его разъезды видели с гор царский проезд, удивлялись тому, что
происходит у гяуров, но, об этом позже.
Уже было совсем темно, когда Государь вернулся в Сарыкамыш и, узнав, что в
госпиталь привезли новых раненых, сейчас же пошел навестить их. И уже после
этого, Государь впервые поел в тот день у себя в поезде.
Вскоре поезд отошел к Карсу. Оттуда Государь послал Наместнику такую телеграмму:
„Я провел сегодня памятный день для себя посреди храбрейших представителей
доблестных кавказских войск и был счастлив лично им раздать Георгиевские кресты
на границе, в нескольких десятках верст от боевых позиций. С такими войсками
можно уповать на милость Божию и быть уверенным в победе. Впечатления мои самые
радостные и светлые. То же и относительно Карса и его гарнизона. Сердечный
привет Вам и графине. НИКОЛАЙ".
Следуя дальше, Императорский поезд имел остановки в Александрополе,
Елизаветграде (Елизаветполе? - LDN) декабря, где Государь принимал губернаторов
и депутации. На вокзалах было много народа. Миновали Баладжары и путь пошел на
север. 3-го остановились ненадолго в Дербенте. Государь осмотрел землянку Петра
Великого. На высоком холме, около города, стоит она, напоминая о гениальном Царе
и его деяниях.
4-го декабря Государь прибыл в главный город Терской области — Владикавказ. Еще
в начале 16-го века, ушедшие из Рязанского княжества вольные люди ушли на юг,
{65} поселились у устья Терека, затем у гребней Кавказского хребта. В 1555 году
Царь Иван Грозный одарил их рекою Тереком. Отсюда и развилось Терское Гребенское
Казачье Войско.
Приняв представителей власти и различные депутации, Государь, в форме Войска,
проехал с атаманом Флейшером в собор. За автомобилем скакал почетный конвой.
После молебна Государь вошел в Войсковой Круг собравшийся у собора. Войсковой
старшина поднес хлеб-соль. Музыка играла сначала войсковой встречный марш, затем
гимн.
Государь обошел Круг, беседовал с казаками, расспрашивал о делах. А при
обходе склонялись перед Его Величеством старые боевые знамена. Затем
Государя приветствовали депутации от русского крестьянского населения и от
туземных племен: кабардинцев, осетин, ингушей, чеченцев, кумыков, салатавцев
и карагонайцев. Осетины поднесли 10.000 и караговцы 5.000 рублей. Государь
посетил шесть госпиталей с ранеными и кадетский корпус. На вокзале Государь
снимался со всеми атаманами и около двух часов отбыл на север.
Вечером 4-го остановились на станции Минеральные Воды, где Государю
представились: Ставропольский губернатор и депутации от кочующих калмыков,
туркмен и ногайцев, которые, кроме хлеб-соли, поднесли изображение Будды.
Туркмены же, кроме того, поднесли несколько палаток.
5-го декабря остановились в Ростове на Дону. Встречали духовные и светские
власти и депутации от Ростова и Нахичевани и от мастерских Владикавказской
дороги. Депутации поднесли 50.000 рублей. Оттуда Государь послал Наместнику
телеграмму:
„Покидая пределы Кавказа, я уношу самые добрые впечатления о войсках и
светлые воспоминания о горячем проявлении преданности и любви всеми слоями
населения. Сердечно благодарю Вас, граф Илларион Иванович, и прошу передать
мою благодарность доблестной Кавказской армии, начальствующим лицам и
разноплеменным народностям вверенного Вам округа. НИКОЛАЙ".
Государь не ошибся в оценке Кавказской армии. Не прошло и трех недель, как
она доказала это на деле. Еще когда Государь был на Кавказе, Энвер Паша
начал смелую военную операцию. Занимая внимание войск генерала Берхмана
своим {66} одиннадцатым корпусом на главном Эрзерумском направлении, Энвер
Паша направил девятый и десятый корпуса в об ход наших войск для удара в
тылу по Сарыкамышу и Ардагану. Обход делался по горной дороге, что шла
севернее Эрзерумской, через Бардусский перевал и считалась нашими штабами
непроходимой. По этой-то непроходимой дороге прошли два корпуса с их
артиллерией.
С 14-го декабря турки обрушились на Сарыкамыш. Положение было критическое.
В Сарыкамыш выехали генералы Мышлаевский и Юденич. Наместник прислал
генералу Берхману телеграмму, в которой взывал к традиционной доблести
кавказских войск и просил спасти участь Кавказа.
Не отвлекая главных сил генерала Берхмана от одиннадцатого корпуса, стали
формировать большую группу у Сарыкамыша. Сюда были направлены 123 молодых
офицера, только что произведенные из Тифлисского военного училища, с
которыми так недавно говорил Государь и которых благословлял „в поход и на
победу". Там закипела работа и в славных легендарных боях с 14 по 23 декабря
в Сарыкамыше была одержана победа, и девятый турецкий корпус был разбит. С
16 же по 22 декабря были разбиты и части первого и десятого корпусов,
обрушившиеся на Ардаган. Турки частью бежали, частью рассеялись по горам,
большая же часть пала смертью храбрых. А с 2 декабря по 3 января был
отброшен на Эрзерумском направлении и одиннадцатый турецкий корпус.
Кавказская армия одержала блестящую победу.
От старых кавказских героев, оставшихся верными Государю и историческим
заветам и после революции, я слышал лично, что в том горячем порыве, в том
энтузиазме, который объединил в те дни Кавказскую армию, от молодого солдата
и юного офицера, до их, убеленных сединами, старших начальников, до
Наместника включительно, в этом, почти сверхъестественном подвиге, большую
роль сыграло, только что совершившееся перед тем, посещение фронта и Края
Государем Императором.
Вернуться к оглавлению
книги
Спиридович А.И. «Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 г.г.»
Всеславянское Издательство, Нью-Йорк. 1-3 книги. 1960, 1962 гг.
Электронная версия книги воспроизводится с сайта
http://ldn-knigi.narod.ru/
OCR Nina & Leon Dotan
ldnleon@yandex.ru
{00} - № страниц, наши примечания - текстом меньше,
курсивом.
Далее читайте:
Спиридович
Александр Иванович (биографические материалы).
|
