Прощание с тюрьмою. — Лагуны Селенги. — Байкал. — Буря. — Кн. В. М. Шаховская. — Сообщение. — Население. — Исправник. — Трудолюбие. — Смышленость. — Промышленность. — Опрятность. — С. Г. Краснокутский. — Н. С. Бобрищев-Пушкин. — А. Н. Муравьев. — Верещагин. — Ф. М. Башмаков. — Горский. — Фирстова деревня. — Гр. Мошинский. — Кн. Сангушко. — Крижановский. — Старый знакомец.

 

В ильин день 1832 года простился я с товарищами и с тюрьмою: охотно с тюрьмою, но грустно с оставшимися товарищами. Душевно уважал их и теперь, вспоминая, уважаю и люблю их. Со многими ли из них опять увижусь? Все ли дождутся своего освобождения? Много воспоминаний и много испытаний породнили меня с ними! Не менее грустно было мне проститься с нашими дамами: они с полным самоотвержением делали все для облегчения нашего состояния, а сами терпели гораздо больше нас; и с ними желал я опять увидеться, но где? когда? Ответа не было. У тюремных ворот стояли две тройки, при них унтер-офицер и рядовой, мои проводники. Почтенный комендант Лепарский приказал позвать меня в особенную караульную комнату, где простился со мною и простосердечно сказал мне, что жалеет, что не прежде был знаком со мною на воле. Я просил его беречь моих товарищей, как он поступал до того времени. Когда спустился по ступеням караульни, то еще раз увидел товарищей, стоявших под сводом ворот, и голосом, движением рук, выражением лиц еще раз простились. Я ехал с М. Н. Глебовым до Верхнеудинска, там я расстался с ним; он был поселен недалеко от этого города в селении Кабанках, где он прожил девятнадцать лет; сначала вел мелочную продажу в лавочке, потом скучал и все жаждал и скучал и умер в 1851 году. Я без отдыха не скакал, а летел, как птица из клетки; чудные берега Селенги мелькнули пред глазами, дни и ночи ясные освещали все предметы где яркими, где бледными красками, но душа попеременно была то в Иркутске у жены и сына, то у товарищей в оставленной мною тюрьме. Не доехав

// С 270

до Посольского монастыря, где главная пристань судов, велел я по совету проводников своротить по берегу Селенги к другой пристани — Чертовкиной, откуда большие рыбацкие суда, отправляющиеся в Иркутск, чрез устье Селенги входят в Байкал, Лишь только приблизились к селению Чертовнику, как увидели в версте оттуда плывущий баркас; у пристани не застали других судов, и оставалось одно средство — догнать отплывшее судно. Пошел, ямщик, пошел! Неслись мы лихо по деревне, как вдруг услышал пронзительный крик, повторявшийся несколько раз отрывисто. Я оглянулся — увидел человека, бегущего за моею повозкою, махающего рукою, и как он упал, выбившись из сил. Я воротился, поднял его и узнал в нем, в крестьянской одежде, моего петровского конвойного солдата Визгунова, георгиевского кавалера, который за год перед тем вышел в отставку и просил меня усердно взять его с собою. «Сам, брат, не знаю, куда еду, и места нет тебе, любезный друг; но когда устроюсь на поселении, охотно приму тебя, ты в Иркутске узнаешь, где я буду поселен». Между тем он не нуждался, пользовался хорошим здоровьем, выгодным местом у селенгинских рыбаков и перевозчиков, своих земляков. Откуда же эта привязанность? я не давал ему ни копейки, узнал он меня, когда во время болезни жены моей он был бессменным моим стражем; быть может, заслуженный воин дорожил ласковым словом и хлебом-солью. Как часто грешим мы против людей, упрекая их в неблагодарности и выставляя им в примере привязанность собаки, кошки и коня; но если бы мы берегли людей, как многие страстно берегут и холят собак и коней, то, право, люди были бы привязаннее, вернее, лучше и полезнее для всех.

Далее поскакали по берегу реки целиком чрез поля и луга. Чрез полчаса поравнялись с плывущим баркасом; из всей силы кричал я судовщикам: «Остановитесь! Возьмите нас с собой!» — «А дашь ли 25 рублей?» — «Охотно!»— «А 30 рублей?» — «Изволь!» — «А 35 рублей?» — «Хорошо!» — «А 40 рублей?» — «Дам. Живее лодку!» И два рыбака спустились с баркаса в небольшую лодку и причалили к берегу. С проводниками моими мы быстро пересели, был у меня только чемодан, салфетка с хлебом и с бутылкою чудного вина от Е. И. Трубецкой на дорогу. Я не имел времени запастись провиантом на случай

// С 271

противного ветра; к тому же ветер дул попутный, с ним можно было переплыть Байкал в пять часов. По Селенге баркас плыл с помощью бечевой, которую медленно влачили три человека, с кормчим было всего шесть человек. Поперек баркаса, во всю ширину его, стоял тарантас с поднятыми оглоблями, в нем заметил я седую голову и военную шинель. Маленькая лодка, быстро перерезывая прозрачную воду Селенги, догнала судно. Взобравшись туда, поклонился старику попутчику, приказал унтер-офицеру заплатить все деньги кормчему и просил сего последнего употребить все усилия, чтобы сегодня переплыть Байкал, и что я готов в таком случае щедро наградить его работников. Эти байкальские моряки, проводившие всю жизнь на озере, возившиеся с рыбою, были медленнее водоземных, не знали, что значит спешить и торопиться, — были хладнокровны и равнодушны ко всему, кроме живота своего. Было три часа пополудни, до устья Селенги оставалось плыть верст шестнадцать, они располагали прикрепить бечевую к дереву, чтобы отобедать на судне. «Успеем, — говорили они, — ветер попутный, завтра рано перелетим, лишь бы благополучно выбраться из Селенги, изливающейся в Байкал многими рукавами, затрудняющими плавание по множеству мелей и шхер». Баркас остановился у самого берега; я уговорил моих проводников выйти на берег и тянуть бечевую, пока перевозчики отобедают и отдохнут. Молодцы солдаты, перекусив хлеба, тотчас последовали за мною; втроем потянули, и шаг за шагом все подвигались вперед. Соскочив с баркаса на берег, я повредил себе ногу в самом сгибе у пятки, вероятно оступился; но с каждым шагом было все больнее и больнее; до того ли мне было, когда я знал, что жена моя, без вести обо мне, верно, в сильном беспокойстве проводит каждую минуту разлуки, продолжавшейся многими днями долее определенного срока! Я тянул за бечевую до вечерней зари. Крепко устал, а перевозчики собирались прикрепить бечевую к берегу и поужинать. Кормчий божился, что вечером опасно выбираться в море по извилистым рукавам реки, что с утреннею зарею в час времени выплывем из Селенги, а там натянем парус. Для меня вечер казался светлым, луна в первой четверти довольно светила; но я был с ушибленной ногою. попутчики-солдаты были утомлены, несведущи с плаванием, незнакомы с местностью,

// С 272

и мы должны были покориться воле кормчего. Я завернулся в шинель, лег на палубе, слышал, как попутчик в тарантасе расспрашивал обо мне моих проводников, и скоро уснул.

Когда я на другое утро проснулся, то уже не видел берегов Селенги: мы были на открытом озере, парус был натянут, но ветер слабел с каждою минутою, наконец, парус повис; жестяной вымпел на мачте скрипел, ворочаясь направо и налево, остановился, и мы стали в двадцати верстах от устья реки. Можно себе представить мою досаду; упреки были напрасны; рыбаки разлеглись на палубе и сказали спокойно: не сегодня, так завтра доплывем.

Я имел досуг разглядеть Байкал, или Святое море, во всех направлениях и во всех видоизменениях: берега его высокие и волнистые тянутся грядами, то скалисты, кремнисты, то покрыты зеленью, где лесом, где травою, где песком и глиною. Повсюду кругом видно вулканическое образование, и можно смело согласиться с естествоиспытателями, утверждающими, что Селенга, Байкал, Ангара составляли прежде одну реку. В некоторых местах озера не могли измерить дна; там, где Ангара вытекает из Байкала, стоят два огромнейших камня по самой средине, которые служат как бы шлюзами; возле камней, к стороне Байкала, дно неизмеримо; тут явный след вулканического действия, а к стороне речной, к Ангаре, дно не глубоко. Берега озера украшены одною только природою, нет нигде следов труда человеческого. Посольского монастыря башня, станция почтовая и несколько хижин напоминали обитаемость этой страны.

Поврежденную ногу примачивал я холодною водою; просил рыбаков накормить моих проводников за плату (у них был семидневный запас, иначе не пускаются на переправу через Байкал). Я вытащил из корзинки кусок хлеба, когда попутчик мой, сидевший все в тарантасе, как в вольтеровых креслах, пригласил меня разделить с ним суп из курицы и кашу. «Не прикажете ли водочки?» — «Если у вас есть запас недели на две, то охотно соглашаюсь, а если у вас меньше того, то легко могу обойтись без водки, от коей уже с лишком семь лет отказался поневоле». Я хорошо сделал, потому что у хлебосольного попутчика была только одна бутылка водки. Мы скоро познакомились. А. П. Злобин находился тогда по особым

// С 273

поручениям при генерал-губернаторе, был до того начальником солеваренных заводов в области Якутской, а после главным начальником рудников. Он был в большой горести, недавно лишившись любимой супруги, с которою счастливо прожил двадцать лет; осталось у него семеро детей, из которых 18-летняя дочь управляла хозяйством и заботилась о малолетних братьях и сестрах. В Якутске познакомился он с товарищем моим А. А. Бестужевым (Марлинским), ласково принятым в доме его и дававшим уроки его детям. Попутчик мой был занимательный человек по своей горной части, исправлял свою должность с рвением и был дельный и полезный на своем месте.

На третий день поднялась буря. Баркас наш на якоре качался с канатом, как люлька. С боку баркаса к длинным веревкам были привязаны четыре осетра, гостинец Злобина своим иркутским приятелям; осетры беспрестанно подымались из воды и ныряли, но освободиться не могли. Нас качало днем и ночью; глаза мои раскраснелись от первых ясных дней на море, от отражения солнца на воде, от ветра; только отрывки читал я Goethe's Genius 286); эта книжка была в моем кармане. От качания мне делалось дурно, и большею частью лежал я днем на палубе, а ночью в низкой каюте, куда влезал ползком. Чем больше было мое нетерпение, тем неодолимее становились препятствия; после двухдневной бури беспрестанно дул противный ветер. Уже шесть дней качались на одном месте; съестные запасы истощались; через сутки пришлось бы воротиться в Чертовкину по рукавам Селенги и опять терять время. В осьмой день собрали крошки сухарей. Злобин хотел пожертвовать осетром, я отговорил; у рыбаков опытных и запасливых было еще хлеба и водки на несколько дней. Они уверяли, что иногда случалось ждать попутного ветра до двух недель. Часто сходятся крайности: так столкнулись остальной черствый хлеб моего щедрого попутчика, разделившего со мною все, что у него было съестного, с моею бутылкою токайского вина, данного мне на дорогу от Е. И. Трубецкой. Это чудное вино из погреба знаменитого гастронома графа Лаваля хотел я беречь для жены моей в случае болезни, а пришлось его пить на Байкале. Оно подкрепило моего попутчика; у рыбаков и проводников хватило еще на раз сухарей и водки, и решено было в полдень воротиться в Чертовкину.

// С 274

Вдруг железный вымпел завизжал и начал вертеться вокруг; рыбаки засмотрелись и определили, что будет или штиль, или подует ветер попутный. «Подыми мачту! прикрепи парус!» — ветер попутный. Злобин сошел со своего седалища, сам держал конец паруса, прибавили еще другой, ветер становился порывистее, и мы не плыли, а летели. Чрез несколько часов пристали мы к берегу близ почтовой станции. Тут узнал я, что жена моя, переправившаяся с Посольской пристани, провела семь дней на Байкале 287), как я провел на нем десять дней. Две станции до Иркутска проскакал по-курьерски, прибыл туда около полуночи 288); о квартире жены узнал в полиции.

Служанка отперла двери, в другой комнате виден был свет лампады и слышен голос моей жены, убаюкивающей засыпающего сына. Радость свидания была невыразима, и мы обещали друг другу впредь самовольно не разлучаться; в чертах лица жены прочел я болезнь сына. Действительно, он был опасно болен, не ел, не пил, обыкновенная его бледность стала еще бледнее; мать подняла младенца, поднесла ко мне, долго он смотрел на меня пристально, как вдруг поднял ручку и улыбнулся; с той минуты ему стало лучше. Во время этой тяжелой разлуки и болезни сына добрая жена моя была осыпана ласками и вниманием Пр[асковьи] М[ихайловны] Муравьевой и добрейшей родной сестрицы ее, княжны Варвары Михайловны Шаховской. В. М. Шаховская во все время своего пребывания при родной сестре в Верхнеудинске и в Иркутске была неутомимая защитница и утешительница всех наших узников читинских; дружественным своим посредничеством доставляла нашим родным и далее все то, что не могло быть передаваемо чрез наших жен и чрез коменданта по почтовому сообщению 289). Александр Николаевич Муравьев 1-й, соскучившись праздною жизнью в Верхнеудинске, просился на службу и, быв давно полковником гвардейского Генерального штаба и обвешенный орденами русскими и иностранными за Отечественную войну 1812 года, не отказался вступить в должность городничего в уездном городе, откуда переведен был в Иркутск в той же должности, где он много делал добра для горожан и для города. В обратный проезд мой чрез Иркутск я застал его уже председателем губернского правления и только что получил новое назначение исправлять должность тобольского гражданского губернатора. Я душевно обрадовался,

// С 275

что такому благонамеренному, сведущему и приготовившемуся человеку представился большой круг действий после многих лет бездействия. На другой день навестил нас доктор и советовал отложить поездку; но мы имели пред собою далекий путь и осень, незачем было медлить тем, которые всего более надеялись на помощь божию. Я поехал в загородный дом губернатора, к И. Б. Цейдлеру, там получил подорожную и проводника, казацкого урядника 290), и 4 августа после обеда переправились на пароме через прозрачнейшую в мире Ангару. Вечер был теплый, маленький выпал дождь, но лишь поднялись с парома, солнце осветило одну из столиц Сибири: показались местами хорошие опрятные здания, зелень садов и зеркальные поверхности Иркута и Ангары. Каждый шаг вел к новой жизни; вся эта дорога, по коей я шесть лет перед тем ехал зимою, представляла мне все новые виды и картины оживленные. Очень часто во всю дорогу вместе с женою благодарили за изобретательность Торсона и Н. А. Бестужева, за спокойную висячую койку, в коей сынок лежал так же хорошо, как в люльке, и к великой радости нашей заметили в следующий день, когда кормили его кашицею и стукнула ложечка, что у него прорезался первый зубок. Вероятно, вся болезь его была от зубов; ему становилось все лучше и лучше.

Земледелие и скотоводство процветают повсюду, где климат позволяет ими заниматься. Большая почтовая дорога от Тобольска до Нерчинска есть главный путь сообщения или главная жила огромного тела, предназначенного к доставлению изобильных средств существования для многочисленных поколений потомства. В царствование Екатерины II называли Сибирь золотым дном, тогда богатство весили золотом; хотя в самом деле горы ее, и русло рек, и дно болот доставляют много золота, но почва ее плодородная дает больше. Много местностей обширных в губерниях Енисейской, Томской, Иркутской дают сороковое зерно; много земель там не терпят удобрения или унавоживания, как чернозем нашей Украйны. Направление течения главных рек: Оби, Енисея, Лены со всеми втекающими боковыми реками — идет в Северный океан и затрудняет торговлю, особенно внешнюю. Юго-восточная часть Сибири имеет судоходство в Великий океан. Еще не настало время для каналов; бесконечное протяжение от Охотского моря до Волги

// С 276

имеет сообщение водное, которое прерывается только в трех местах, и то на пространствах не очень значительных. От урочища Нотары близ Великого океана могут плыть суда Маею, Алданом, Леною; из Качуги на Лене перевозят гужом до Байкала; оттуда Ангарою, Енисеем до села Маковского девяносто верст волоком; оттуда водою Кетью, Обью, Иртышом, Тоболом, Турою, Тагилью или прямо из Тюмени по Туре, минуя Тагил, волоком прямо до Перми и оттуда Камою в Волгу. Следовательно, на этом исполинском расстоянии от Охотска до Петербурга в 10 тысяч верст, если плыть водою, то встретятся только в трех местах препятствия: в Качуге, в селе Маковском и в Тюмени. Умножение населения, капиталы, промышленность и гражданское устройство отвратят препятствия и дадут всему полезный и должный ход. Помню, как часто товарищ мой Артамон Захарьевич Муравьев проклинал Ермака за завоевание Сибири, сделавшейся мучением и гробом для ссыльных,— так, но в этом страна не виновата. Разве северные полосы наших Архангельской, Вологодской, Олонецкой и Пермской губерний также не могли служить местом изгнания? Даже если Сибирь не доставит никакой особенной выгоды для России, то страна, с увеличением населения, с посеянными в ней семенами, обещает отдельно самой себе счастливую и славную будущность. Много истинно хорошего сделал для нее Сперанский своим сибирским уложением 291); это хорошее, без сомнения, еще лучше разовьется, когда страсть к централизации и к подведению в одной общей форме не помешает дальнейшему развитию тех сил, кои уже находятся в Сибири.

Река Енисей своим течением разделяет Сибирь на две половины, на Восточную и Западную; первая — гориста, прорезана реками из горных источников, воды быстры, чисты, прозрачны; вторая имеет более равнин, реки текут лениво, вода мутная; но почва обеих частей плодородна, кроме всей северной полосы. Земледельцы Восточной Сибири сбывают свои произведения в многочисленных горных заводах и частью на китайской границе} земледельцы Западной Сибири производят для внутреннего потребления и сбывают сало, масло, мыло, кожи оптовым торговцам, которые скупают все на ярмарках, бывающих в каждом уездном городе и в значительных селах по три раза в год. Все население состоит из

// С 277

полутора миллионов жителей, в том числе небольшое число туземцев: остяков, самоедов, тунгусов, бурят и якутов; большая часть состоит из ссыльных, из сброда всяких преступников и безымянных беглых, которые в Европейской России всячески старались освободиться от рекрутства неправильного и от притеснения помещика. Из этой смеси разнородных племен и жителей различных губерний образуется нечто новое, особенное, сибирское. Правительство прилагало все старание к водворению ссыльных поселенцев. В царствование Александра I были отпускаемы на это значительные суммы. На большой дороге в Енисейской губернии и в Иркутской близ Бирюсы устроены были новые поселения по плану: большое каре в средине составляет огромную площадь, от средины каждого фаса перпендикулярно тянутся широкие улицы застроенные; все селение имеет вид креста. Дома построены красивые с двумя просторными половинами для двух семейств; окна светлые, крыши тесовые, выкрашенные красною краскою. Для первого обзаведения поселенцев казна отпустила довольно денег на закупку лошадей, коров, земледельческих орудий и семян; но местные распорядители дали им таких кляч, что невозможно было ими работать, вся прочая принадлежность также была негодная, и ленивые поселенцы почти все разбежались. Я сам видел эти новые селения совершенно покинутые; люди, оставшиеся сторожить строения, рассказывали мне, что и место для селения было выбрано худое, безводное, неудобное для земледелия; опять вина местного начальства, которое могло бы иметь благодетельное влияние, если бы по совести исполняло свои обязанности.

Самоед.

В царствование Екатерины II и Павла был Лоскутов комиссаром в Киренске — то, что ныне уездный исправник. Современники его, очевидцы, называли его чудаком и рассказывали, что он днем и ночью носил высокие ботфорты, ложился спать одетый и проч., но все поныне благословляют его память. Деятельность его была необыкновенная: он устроил отличные дороги, мосты, во всех селениях ввел большую исправность, коей по привычке следует уже третье поколение. В бывшем его округе доныне найдете в крестьянских домах большую опрятность, отлично допеченный хлеб и славнейший квас. Бывало, рассказывали они, комиссар прискачет неожиданно в деревню, зайдет в избу, спросит кусок хлеба, и

// С 278

если хлеб нехорош от нерадения, то хозяйке розги. В другой избе спросил квасу, и если квас слишком жидок, или перекис, или если летом подают его теплый, то хозяйке розги, и все хозяева и все семейства благодарили комиссара 292). Разумеется само собою, что я не ставлю в пример такое средство; но есть много других средств, с коими благонамеренный начальник может сделать пропасть добра. Ныне чиновники преимущественно только думают, как нажить побольше денег, и людей прижимают взятками больнее, чем чудак комиссар розгами.

В том же городе жил отставной подполковник Яковлев, бывший тридцать лет городничим в Красноярске; он получал 700 рублей пенсии, имел семейство и по дешевизне съестных припасов жил без долгу, без милостыни и очень просто. Один из моих товарищей, рассуждая в кругу чиновников о службе, о гражданских обязанностях, привел в пример бескорыстие и честность отставного городничего. «Помилуйте! — возразил окружной судья. — Он человек не честный, а просто дурак, глупец, трус! он или не умел, или боялся взять, за что же тут хвалить его?» Для такого судьи честность в мире не существует; правительство не может обратить на путь истины такого закоренелого, закаленного нравоучителя, если всякое злоупотребление его, всякая кривда, каждая взятка не будут преданы гласности; с гласностью невольно явится в нем страх и совесть или он лишится места безвозвратно. При тогда существовавших отношениях я не виню этого судью: представьте себе юношу, который начинает свою службу канцеляристом, бьется десяток лет для получения благословенного чина коллежского регистратора; каждый день он видит, как отец его, чиновник опытный, умеет брать взятки, как улучшает он свое благосостояние, как обстраивается домишком и амбарчиками; каждый день отец подстрекает сына следовать его примеру. Сын берет копейками, чтобы после брать сотнями и тысячами, как поступает отец. Сын научается смотреть на взятки как на благоприобретенное законным образом достояние; бесчестие и плутовство прививается к нему, как прививают оспу: так мудрено ли, что таким образом увеличивается число вредных и злонамеренных чиновников? В Сибири доныне чиновников не много, на каждый округ в 250 000 квадратных верст, имеющий до 40 000 жителей, придется по девяти

// С 279

чиновников: окружной судья с тремя заседателями, земский исправник с тремя заседателями и окружной стряпчий. Если бы каждый из них довольствовался тысячью рублями в год, то пришлось бы на каждого поселянина погодно по 22 1/2 копейки; но кто определит, сколько чиновнику нужно? где предел желаниям чиновника, который, получая по 500 рублей ассигнациями жалованья, живет с большим семейством не хуже, не беднее наследственного богача.

Упоминая о жителях Сибири вообще, не могу описывать особенно племена кочующие, из коих я познакомился только с бурятами. Я не жил с жалкими обитателями ужасной северной полосы Сибири, в коей, от Обдорска до Верхнеколымска, жили мои товарищи, с которыми увиделся после на пути и в Кургане и на Кавказе: И. Ф. Фохт, А. В. Ентальцев, В. Н. Лихарев, В. К. Тизенгаузен, М. А. Назимов. В этих тундрах погибли товарищи мои — Шахирев, Фурман, Бобрищев-Пушкин 1-й, Шаховской, двое последних лишились ума, Враницкий, который за год до своей кончины был перемещен в Пелым, где фон дер Бригген тщетно старался его развлекать и поддерживать. В тех местах безлюдных, где полгода сряду не показывается солнце, где земля, вечно холодная, оттаивает только на полфута глубины, где люди питаются рыбою и дичью, ездят по промыслам на оленях и на собаках, где нет огородов, нет посевов, — там все малоросло, все угрюмо, все печально, все холодно. От средней полосы Сибири до юга — народ все видный, здоровый, смышленый; ямщики славные, земледельцы трудолюбивые. Занимательно видеть, как они к почве применяют земледельческие свои орудия, как ловко устроен сибирский плуг в Курганском округе и в других местах. Для молотьбы зимою они поливают ток и тем составляют зеркальный пол изо льда, отчего хлеб хорошо вымолачивается и не имеет в себе пыли. Вместо цепов они в иных местностях употребляют деревянный цилиндр из лиственницы, сибирского дуба в два аршина длины и в десять вершков поперечника: к окружности прикрепляют зубцы длиною в четыре вершка, рядов восемь, по восьми зубцов в ряду и с помощью железных стержней, прикрепленных к центру боковых кругов цилиндра, или катка, в кои приделываются оглобли, катают по разложенным снопам. Этот механизм ведется у

// С 280

них с прошедшего столетия. Когда они молотят горох, то к простой телеге, к спицам колес привязывают небольшие цепы и катают телегу взад и вперед по разложенному гороху. Даже когда молотят обыкновенными цепами, то напрасно не дадут удара по соломе, как бывает в наших деревнях: они кладут снопы сушеного хлеба в два ряда, комлями или соломою внутрь, а колосьями в наружную сторону, тогда в два ряда молотят, двигаясь взад и вперед; в это время старушки и дети раскладывают другой такой же ряд снопов, и когда молотильщики переходят к другому разложенному ряду, то те же старухи и дети идут к перемолоченному первому ряду, выбирают солому или переворачивают снопы, чтобы еще помолотить, если в колосьях еще осталось зерна. Во многих селениях земледелие в цветущем состоянии, но особенно достойно замечания прилежание забайкальских бурят, которые орошают пашни и луга, даже продовольствуют часть Иркутской губернии.

Этим кочевым дикарям не очень давно, когда Трескин был иркутским губернатором, впервые раздаваемы были сохи и косы. Первопашец рассказывал Н. А. Бестужеву, каким образом три работника должны были управлять одною сохою: один вел лошадь, другой держал соху, третий отворачивал пласт земли, поднятый сошником, потому что они еще не знали употребления лемеха 293). А ныне бурята кормят жителей забайкальских и соперничают с семейскими, даже опередили их в орошении полей, лугов и огородов. Эти недавно дикие, кочевавшие потомки монголов, став оседлыми, занимаются успешно ремеслами; они славные столяры, плотники, кузнецы. Бурят требует только формы, так называет он модель или образец, и сделает по ней как нельзя лучше. Хорошо они выделывают кожи, меха и скатывают войлок. Сосед его, русский старожил, еще привык называть его дошлым, потому что буряты кочующие питаются всякою падалью, но эти дошлые служат явным и славным примером, как в короткое время можно преобразовать не отдельного человека, но целое племя, когда умеют взяться за дело с лучшей стороны. Буряты даже стали изобретательны; для переправы чрез реки, где еще не устроены правильные сообщения, где нет даже лодок и карбасов, там они имеют выдолбленные колоды вроде корыт, кои хотя и могут поднять значительную тяжесть, «о так вертки, что

// С 281

надобно большое уменье не только управлять ими, но даже просто сидеть в них, и то на самом дне с протянутыми ногами, потому что лавочке нет места. Эти две колоды, или два корыта, ставят они рядом поперек реки, повозку помещают так, что правое переднее и заднее колесо были в одном корыте, а левые колеса в другом, дабы такое положение не позволяло корытам расходиться, но удерживало их от боковой качки; повозка переправляется с большею безопасностью, нежели на плоту или на карбасе: тот и другой могут случайно покачнуться набок. С большего еще смышленостью они ускоряют при осенних морозах переход чрез реку, что называют заморозить ее, посредством отколотых береговых льдин, кои сцепляют вместе морозом. Течение реки им не мешает, потому что на снастях становят свой карбас перевозный все далее и далее в реку, по мере как подвигается работа; с противоположной стороны делают то же самое; в две или три ночи промежуток загораживается сам собою наносным льдом, между тем как ниже по реке не стало сплавных людин. Такая же смышленость видна при сплавках дров по самым быстрым рекам: из легких бревен делают раму величиной по количеству дров, спускают ее на воду, прикрепляют к берегу жердями и кольями; тогда просто бросают дрова в раму, наблюдая, чтобы они ложились наперекрест ряд после ряда, рама и крестообразное расположение препятствуют им расплываться. От различия климата и почвы и от неизмеримых расстояний бывает необыкновенное различие в ценах на хлеб и на съестные припасы. В северной полосе и на востоке до Иркутска ржаная мука доходит до трех рублей серебром и более за пуд, между тем как в Иркутске пуд стоит 60 копеек, а в Минусинске и в Кургане 10 копеек. Пшеница хорошо родится за Байкалом и во всей южной полосе. Говядина в населенных местах повсюду дешева, можно иметь ее по одной копейке за фунт. Сибирская лошадь крестьянская для работы покупается лучшая за 15 рублей, корова за 6 и за 8 рублей. Из этого видно, что материальная жизнь там не дорога. Сахар, колониальные и бакалейные товары привозят купцы во время ярмарок. Фабричная промышленность в совершенном детстве; в некоторых городах появляются заводы мыловаренные, кожевенные и салотопные. В 40 верстах от Иркутска находится обширная Тельминская суконная

// С 282

фабрика, выделывающая порядочные сукна из туземной шерсти. В бытность мою в том краю составилось общество овцеводов под председательством губернатора Цейдлера, которое из Саксонии пригнало стадо хороших овец; оно прибыло благополучно, убыль от дальнего пути заменилась приплодом во время дороги, но стадо постепенно извелось; не климат, не корм, но, вероятно, недосмотр был тому причиною. Сермягу, холст, пестрядь и ковры ткут в деревнях для собственного употребления. Тюмень продает ковры собственного изделия. Зимою население при большой дороге имеет довольно заработков: перевозят чай, китайские товары, золото и серебро в Россию Европейскую, оттуда обратно, преимущественно Из Ирбита идет значительная кладь до Иркутска. Этот город всех сибирских городов занимает первое место по торговле и по богатству купцов, которые, кроме того, славятся благотворительностью и образованностью: Кузнецовы, Медведниковы, Баснины, Кондинские; сыновья их получили окончательное образование в Англии. Купцы прочих городов, особенно Западной Сибири, имеют в обороте не собственные капиталы, а более закупают как комиссионеры на деньги купцов казанских и ирбитских или вообще богатейших, посылающих сало, масло, кожи в наши дальнейшие портовые города. В Иркутске главное складочное место товаров европейских, китайских и Американской компании. С недавнего времени сильно распространилось добывание драгоценных металлов: Урал, Алтай, Саян и Нерчинские горы богаты ими и, без сомнения, заключают в недрах своих еще много сокровищ неоткрытых. Частные золотопромышленники добывают золото еще в большем количестве из россыпей в Томской губернии по речке Кундустуюлу и в Иркутской губернии по речке Большой Бирюсе. Добывания доведены до общего сведения и правительством и частными лицами в журналах и газетах. Чихачев пишет о том со знанием дела. В 1863 году добыто было на казенных и на частных промыслах шлихового золота в Восточной Сибири более тысячи пудов, в Западной Сибири десятая доля означенного количества, а в Пермской я Оренбургской губерниях более трехсот пудов; всего 1459 пудов золота. Серебра выплавлено в 1863 году на казенных и частных заводах более тысячи пудов. Свинца 70 000 пуд[ов]. Меди 286 000 пуд[ов]. Чугуна 14 миллионов

// С 283

пуд[ов]. Железа кричного и пудлингового 10 миллионов пудов. Соли самосадочной 30 милл[ионов] пудов; каменной 2 милл[иона]; выварочной 8 милл[ионов]. Каменного угля 91/2 милл[иона]. Петролея и нефти с лишком 500 000 пудов.

Жалею только, что вольные работники и вообще механики, мастеровые, конторщики и приказчики при этих заводах, как я слышал, наживают много денег, проживают их в пьянстве и в разврате в пользу ловких и предприимчивых маркитантов 294) и таким образом, не доставляя пользы себе, отнимают сильных работников от земледелия и увеличивают число бесполезных и вредных людей.

Картина большой почтовой дороги в Сибири представляет предметы, свойственные стране малонаселенной. Город от города отстоит на 500 верст; деревня от деревни на 30 верст; зато горы, леса и реки в большом размере тянутся на сотни верст. Жители, коренные русские, также мало представляют разнообразия: там лица, одежда, язык не разнствуют так резко, как мы то видим в Европейской России от Петербурга до Одессы, где почти каждая губерния имеет свой наряд, свое произношение, свое наречие. Зато в Сибири самым приятным образом поражает вас опрятность; не только столы, скамейки и полы чисто вымыты, но даже стены и крыльцо моют мылом; печи всегда выбелены. Села и деревни имеют вид наряднее и веселее уездных городов, где строения все деревянные и где сосредоточиваются чиновники и приказные. Губернские города походят на наши города, и несколько улиц обстроены каменными зданиями в несколько этажей, имеют красивые церкви и большие площади. Меньший из губернских городов Красноярск, но он красив местностью, при впадении Качи в Енисей, окружен с трех сторон горами, улицы вымощены природой мелким щебнем и песком. Тут я уже не застал знакомца моего купца Старцова, у которого желал расспросить о таинственном лице, об Афанасии Петровиче 295), который в первый проезд мой в 1827 году был главным предметом разговоров и общего любопытства от Тюмени до Красноярска. Старцов умер, дети не знали его тайны. Но здесь увиделся я и познакомился с двумя соизгнанниками, соузниками, которых застал в крайне жалком состоянии.

// С 284

Семен Григорьевич Краснокутский, бывший обер-прокурор Сената и родственник Кочубея, был сослан прямо на поселение из Петропавловской крепости в Якутск, оттуда по просьбе родных переведен в лучший южный округ, в Минусинск. Там жил с ним вместе наш С. И. Кривцов и знал его здоровым и бодрым; но чрез несколько лет почувствовал он большое расслабление в ногах, в коленах и в бедрах, так что не мог ходить иначе как опираясь под руку и на плечи проводников, иначе ноги его плелись как веревки, и, наконец, ноги отнялись совершенно. Тогда перевезли его в Красноярск, где тщетно лекаря городские, и деревенские, и бухарские, и армянские употребляли различные средства, покупаемые ценою золота, но все напрасно. Родные посылали ему денег, они были бесполезны; родные просили для него позволения пользоваться сибирскими минеральными водами, в этом было им отказано. Я видел его, когда он уже два года не вставал с постели; глаза его блестящие и живые, цвет лица его пергаментный показывали живость ума и разрушения тела. В церковь возили его изредка, в особенной, для него устроенной тачке, в которой он лежал во время литургии, так катали его обратно на квартиру и по улице за город для укрепления его свежим воздухом и движением тачки. Я должен был ему рассказать подробно о друзьях его, оставшихся в петровской тюрьме; он слушал с жадностью, но мне трудно и мучительно было глядеть на него. Я простился с ним с тяжелым сердцем; еще страдал он два года, не покидая своей постели; был перевезен в Тобольск, где смертью избавился от мучений в 1841 году. От него пошел я к другому товарищу, который не меньше его достоин был сожаления и участия.

Николай Сергеевич Бобрищев-Пушкин 1-й, служивший в Генеральном штабе, был также сослан прямо на поселение в Туруханск. Раздраженное воображение в Петропавловской крепости, особенно когда комитет добивался у него, куда он вместе с Заикиным зарыл «Русскую правду» Пестеля 296), раздражилось еще более в дальней ссылке, где не встретил ни брата, ни друга; в беспрестанной борьбе с самим собою он сошел с ума. Тогда переместили его в красноярскую больницу, где я навестил его. У него была особенная комната в отдельном флигеле, была старательная прислуга, он ни на что не жаловался.

// С 285

Мы были соседями по казематам Кронверкской куртины Петропавловской крепости, но в Красноярске увиделись в первый раз; я передал ему вести о родном брате его Павле Сергеевиче, с которым я особенно сдружился в Чите и душевно уважал и полюбил его. Он слушал с видимым наслаждением и восторгом, только изредка перерывал мою речь, замечая: «За что же моего младшего и лучшего брата наказали строже меня?» До слез был он растроган, когда передал ему в подробности жизнь деятельную и духовную этого любимого брата; но вдруг ни к селу ни к городу стал он убеждать меня в необходимости завоевания Турции и рассказывал, как всего легче взять Константинополь. Выслушав все стратегические средства и тактические меры, я должен был еще выслушать выдуманные им средства против холеры. Бедный расстроенный человек понес такую чепуху, заговорил стихами. Пора было расстаться: он — в восторге от своих изобретений, я — в глубокой скорби от его восторга. Чрез полгода после того освободили брата его, Павла Сергеевича, и весь четвертый разряд государственных преступников: им уменьшен был срок каторжной работы по случаю рождения великого князя Михаила Николаевича. Тогда оба брата были соединены в Тобольске, где младший брат своею любовью и своими трудами берег и содержал несчастного расстроенного брата.

Павел Сергеевич скончался в Москве в 1865 году, а умалишенный брат пережил его, не верит смерти брата, и теперь добрейшая сестрица его Марья Сергеевна, в Тульской губернии, Алексинского уезда, в деревне Коростино, своими нежными попечениями заменяет ему любимого брата Павла, которого он всегда слушался.

Погода благоприятствовала нашему путешествию; дорога была отличная по всей Томской губернии, частью от природы, от грунта земли, частью от стараний бывшего губернатора Токарева. Содержатели станций, хозяева домов в городах, в которых останавливались ночевать, были исполнены внимания и гостеприимства. В конце августа достигли мы границы Тобольской губернии; повсюду спрашивали меня, скоро ли будет новый губернатор тобольский Александр Николаевич Муравьев, который в 1826 году вместе с нами приговорен был Верховным уголовным судом к каторжной работе, но при конфирмации всемилостивейше повелено было без лишения

// С 286

чинов, орденов и прав дворянства сослать его в Сибирь на жительство. Сначала отправили его в Якутск, на пути с берегов Лены воротили его и все его семейство и переместили в Верхнеудинск. Чрез два года получил он там должность городничего, потом был городничим в Иркутске, после председателем губернского правления и потом губернатором в Тобольске. Во всех этих должностях в Сибири делал он много добра и оставил по себе память бескорыстного и полезного слуги отечества. Очень часто случалось ему при письменном изъявлении своего мнения, при докладах правительственных актов быть одному против мнения многих; случалось, что при таких важных делах, кои представляемы были на высочайшее усмотрение, государь отмечал собственноручно — «согласен со мнением Муравьева». Но трудно было ему держаться надолго против происков целой ватаги недоброжелателей и взяточников, которым показалось преступлением, что губернатор ничего не берет даже с откупщиков. Чрез несколько лет борьбы с интригами и доносами и после совестливого управления губернией он был назначен председателем Таврической казенной палаты. В конце царствования Николая был он по собственному желанию переименован в генерал-майоры, а по воцарении Александра II был он назначен губернатором нижегородским, когда созываемы были губернские комитеты для улучшения быта крестьян и предварительных мер их освобождения; тут он был совершенно на своем месте, как муж, приготовившийся к важному перевороту. Дворянство этой губернии было во всем передовое, по своему самоотвержению и великодушию губернатор за отличие произведен был в генерал-лейтенанты, и когда уже старость и слабое зрение заставили оставить общественную службу, то был уволен со званием сенатора и скончался в Москве в 1863 году.

Когда приехали в город Тару, мы остановились у почтового двора и спросили, где останавливаются проезжающие. Не желая войти в почтовую контору, я пошел прямо к крыльцу; на лестнице стоял почтмейстер в парадном мундире, встретил меня с поклоном и величал меня превосходительным. Я тотчас догадался, за кого он меня принимает, и, сказав, что я не губернатор, а ссыльный, просил его указать мне отдельную комнату для жены моей с младенцем. «Сделайте мне честь и остановитесь

// С 287

у меня; в случае внезапного приезда губернатора есть у меня еще комнаты для него; прошу покорнейше, супруга ваша и вы здесь отдохнете спокойно». Он ввел нас в свои приемные комнаты и просил позволения представить нам жену свою. Вошла его супруга, молодая и миловидная, и после наших приветствий муж обратился к ней, взял ее за руку и, указав на жену мою, сказал ей прерывающимся голосом: «Вот, друг мой, прекрасный и высокий пример, как должно исполнять священные свои обязанности; я уверен, что ты, в случае несчастья со мною, будешь подражать этой супруге». Ласковые хозяева угостили нас, уложили нашего младенца на парадном диване и всячески уговаривали нас остаться у них, по крайней мере, сутки; но мы спешили, остались здесь только часа на три.

В это время посетили нас неожиданно двое ссыльных, проживавших тогда в Таре: Флегонт Миронович Башмаков, знаменитый батарейный командир в Отечественную славную войну 1812 года; после заключения мира оставался с батареею во Франции в корпусе Воронцова, а по возвращении с корпусом в Россию в 1818 году имел несчастье утратить или проиграть казенную сумму и был разжалован в солдаты. В 1826 году, по принятому участию в восстании Черниговского пехотного полка, был он сослан на поселение в Сибирь и жил в Таре в крайней бедности. Ни несчастье, ни старость, ни нужда не могли согнуть храброго артиллериста; он умер в Тобольске в 1859 году, имев 90 лет от роду. Статский советник Граб-бе-Горский был также в молодости артиллеристом, имел Георгиевский крест за храбрость, вышел в отставку после войны с Наполеоном и служил в Сенате. Декабря 14-го он показывался на Сенатской площади посреди каре восставших рот в парадной форме, в шляпе с плюмажем. Он долго арестован был в крепости и был сослан в Березоз на жительство без лишения чинов, дворянства и орденов; после переведен был в Тару, где климат не так суров, как в Березове, и где после тяжкой болезни скончался в одиночестве 297).

Вежливый и добрый почтмейстер Верещагин проводил нас так же ласково, как встретил; кажется, он на время только согласился служить в Сибири для скорейшего повышения в чин коллежского асессора; тогда экзамены были строгие и пытливые. Мы ночевали в тот

// С 288

день в селении у вдовы; к ней собрались три сестры, также вдовы, все в черных одеждах, в печали. Я старался заговорить их, жена моя их утешала, и наш самовар и душистый чай немного их рассеял. На следующий день 29 августа переменяли лошадей в богатом селе Рыбинском, где хозяин, крестьянин-земледелец, имел просторный дом с хорошею мебелью с зеркалами, картинами, коврами, как случалось мне видеть только у семейских за Байкалом. Бойкие кони помчали нас до следующей станции чрезвычайно быстро; жена моя привыкла к этой езде, но по временам ощущала боли, возвращавшиеся чрез несколько минут. Приехал на станцию в Фирстову деревню, видел, что предположения наши и расчеты не сбылись. Жена моя должна была лечь в постель; я тотчас разослал людей за бабкою, и чрез час бог даровал нам сына. Сын мой Василий, родившийся на пути, на почтовой станции, был самым спокойным и кротким младенцем из всех моих детей.

Нам невозможно было долго оставаться на месте, потому что в сентябре увеличивались морозы по ночам, днем шел дождь или было сыро; все это не благоприятствовало путешествию с больною женою и двумя младенцами Чрез семь дней окрестили Василия: пригласили священника из Рыбинского села, а из Фирстовой деревни позвали самого бедного мужика и самую бедную женщину в восприемники от купели.

В девятый день, с помощью божией, мы пустились в дальнейший путь: добрейшая жена моя заранее придумала, как распорядиться получше. Кондратий продолжал лежать в своей висячей матросской койке, Василий то на коленях, то у груди матери. В два дня прискакали благополучно в Тобольск.

В Тобольске имели спокойную квартиру и приятный отдых: я навестил полицмейстера Алексеева, который так радушно принял меня, когда с товарищами в 1827 году мы отравлены были в Читу. Утешительно было для меня свидание с товарищем В. Н. Лихаревым, с которым целый год прожил в читинском остроге, откуда он поселен был в Кондинском монастыре и, наконец, переведен в Курган. Меня навестил граф Мошинский, сосланный по делу польского тайного общества в 1827 году; на другой день я пошел к нему и застал у него из сосланных его земляков за восстание в 1830 году князя

// С 289

Романа Сангушко, служившего тогда рядовым в линейном батальоне, и полковника Крижановского, служившего с большим отличием в армии Наполеона в Испании под начальством известного Хлопицкого. Занимательно было слушать их беседы и суждения; я видел у них портрет Скржинецкого, пуговицу 4-го полка, почерки замечательных лиц и планы сражений 1831 года 298). Тут опять имел я доказательство, что когда встретишь совершенно образованного поляка, то он вдвое привлекательнее всякого другого, какой бы то ни было национальности; о них и об их участи расскажу ниже, в своем месте. На минуту зашел я к прокурору Криднеру, оказавшему внимание жене моей, когда она ехала ко мне чрез Тобольск; он принадлежал к числу немногих людей, которые стары только числом лет, а молодость и деятельность сохраняют до могилы; ему было 80 лет, но на охоте и в работе был он бодрее и веселее молодежи. Чрез три дня выехали из Тобольска 299), повернули на юг с большой дороги и на другой день ночевали в Ялуторовске; здесь увиделся с двумя товарищами, с которыми год прожил в Чите: с А. В. Ентальцевым и с В. К. Тизенгаузеном. Первый из них жил там с женою, жаловался на нездоровье, на скуку и вспоминал свою конную батарею и утраченную карьеру. Тизенгаузен уже в 1815 году командовал полком во Франции, в корпусе графа М. С. Воронцова, и один из старших летами из числа всех товарищей строил большой деревянный дом с колоннами, имел в виду устроить клуб, но лишь только дом был достроен, то сгорел от злобы плотника. Дважды старик выстраивал снова и в третий раз лишился дома от пожара; но он все не унывал, из остатков обгоревших стен опять сколачивал домик свой, прилежно трудился в саду и в огороде и вполне был уверен, что доживет до своего освобождения.

В один день невозможно было доехать до Кургана, особенно с двумя младенцами трудно было ехать ночью. Мы остановились на последней станции от Кургана в Белозерске. Содержатель станции объявил мне, что заседатель земского суда желает меня видеть. Вошел Герасимов, который проводил меня от Тобольска до Иркутска. Я обрадовался свиданию, а он снова отрекомендовал себя: «Я титулярный уже советник и имею собственный дом». Эти слова и выражение голоса так красноречиво

// С 290

высказали самодовольство, что я обнял старика и искренно поздравил его, пожелав ему скорее быть коллежским асессором. Последнюю станцию пришлось несколько верст ехать по глубокому песку, лесом, потом равниною, на коей по обеим сторонам дороги показывались вдали большие деревни; наконец, увидел колокольню курганской церкви, Тобол, лениво текущий в низких плоских берегах, кое-где обнизанных кустарником. Чувство невыразимой грусти охватило сердце при мысли, что в этом месте окончишь жизнь изгнанника. Это чувство, эта мысль останавливали дыхание при взгляде на жену мою и на малюток; все ближе, ближе, глядел на церковь, вспоминал товарищей, прежде меня поселенных в Кургане, и бодро и бойко подъехали к дому полиции.

Комментарии

286 Имеется в виду стихотворение И.-В. Гете «Genius, die Büste der Natur enthüllend» (Гений, обнажающий изображение природы), написанное в 1826 г.; на русский язык не переводилось.

287 В предыдущей главе (с. 269) Розен писал, что плавание его жены по Байкалу продолжалось 5 дней.

288 Розен прибыл в Иркутск вечером 29 июня 1832 г. (ГБЛ, ф. 243, оп. 4, д. 8, л. 1).

289 В. М. Шаховская, невеста П. А. Муханова, приехала в Сибирь в 1828 г. Их брак не был разрешен по церковным правилам (сестра П. А. Муханова была замужем за братом В. М. Шаховской). Через В. М. Шаховскую шла основная часть нелегальной переписки узников читинской тюрьмы и Петровского Завода.

290 Розен был отправлен из Иркутска в распоряжение тобольского губернатора под надзором урядника Нечаева.

291 Имеется в виду составленное М. М. Сперанским «Учреждение для управления сибирских губерний».

// С 442

292 Нижнеудинский исправник Лоскутов, уволенный М. М. Сперанским в 1818 г., прославился не только своим административным талантом, но и жестокостью и деспотизмом. Возражая Розену, П. Н. Свистунов писал: «Правда, что он ввел в этих поселениях дисциплину, не уступающую в строгости военной, но избави нас бог от порядка, добытого жестокими мерами» (Воспоминание, т. 2, с. 289).

283 Эти сведения приводятся в статье Н. А. Бестужева «Бурятское хозяйство», опубликованной в 1853 г. в Трудах Вольного экономического общества (Декабристы о Бурятии. Статьи, очерки, письма. Улан-Уде, 1975, с. 59). Буряты знали земледелие задолго до прихода русских.

294 Маркитанты — здесь торговцы.

295 См. примеч. 219.

296 См. примеч. 124.

297 О. В. Горский не был членом тайного общества. 14 декабря 1825 г. находился среди восставших и вел себя, по свидетельству мемуаристов, действительно странно. 5 марта 1827 г. по распоряжению Николая I был сослан в Березов под надзор полиции. Скончался в Омске (см.: Предтеченский А. В. О. В. Горский и его «Записки». — В кн.: Воспоминания, т. 2, с. 185).

298 Восстание в Польше началось в 1830 г. Основные сражения происходили в 1831 г. — 4-й полк линейной пехоты польской армии был самым известным среди тех частей, которые перешли на сторону восставших Отсюда и «пуговица 4-го полка».

299 Распоряжение тобольского губернатора об отправлении Розена и его семьи из Тобольска в Курган под надзором унтер-офицера полиции последовало 15 сентября 1832 г.