1 сентября.

Снова приехал Андрей Петрович. Он с трудом разыскал меня и теперь долго и весело жмет мне руку. Его старческое лицо сияет. Он доволен. Морщинки у глаз расползлись у него в улыбку.

-- Поздравляю вас, Жорж.

-- С чем это, Андрей Петрович?

Он лукаво щурит глаза, качает лысою головою,

-- С победой и одолением.

Мне скучно с ним и я бы охотно ушел. Мне скучны его слова, его докучные поздравления. Но он невинно улыбается мне:

-- Да-а, Жорж, правду сказать, мы уже и надежду теряли. Неудачи да неудачи, -- чувствовали, что у вас неудачи. И, знаете, -- он наклоняется к моему уху, -- упразднить даже вас хотели.

-- Упразднить? .. То есть как?

-- Дело прошлое ... Я сказку: знаете, не верилось нам. Сколько времени, а дел никаких... Ну и стали мы думать: не лучше ли упразднить? Все одно, ничего не выйдет... Вот старые дураки... А?

Я с изумлением смотрю на него. Он все тот же: седой и дряхлый. Пальцы его, как всегда, прокопчены табаком.

-- И вы . . . вы думаете, можно нас упразднить?

-- Ну, вот, Жорж, вы уже рассердились.

-- Я не сержусь ... Но скажите, -- вы думаете, можно нас упразднить?

Он любовно хлопает меня по плечу.

Эх, вы ... Пошутить с вами нельзя .. .

И потом говорит деловито:

-- Ну, а теперь кого? А?

-- Пока никого.

-- Никого? .. Комитет решил министра юстиции.

-- То комитет, а то я...

Ах, Жорж . . .

Я смеюсь.

Ну что вы, Андрей Петрович?

Я говорю: дайте срок.

Он долго думает про себя, по-стариковски жует губами.

-- Жорж, вы остаетесь в Москве?

-- Да, в Москве.

-- Уезжайте-ка лучше.

-- У меня дело есть.

-- Дело?

Он опечален: что за такие дела? Но спросить у меня не смеет.

Ну, ладно, Жорж, приедете, потолкуем . . .

И снова весело жмет мне руку.

А ловко. Здорово ... Молодцы ...

Андрей Петрович -- судья: он хвалит и он же клеймит. Я молчу: он ведь искренно верит, что я рад похвале. Жалкий старик.