|
|
И.С. Аксаков |
|
- |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
БИБЛИОТЕКАА: Айзатуллин, Аксаков, Алданов...Б: Бажанов, Базарный, Базили...В: Васильев, Введенский, Вернадский...Г: Гавриил, Галактионова, Ганин, Гапон...Д: Давыдов, Дан, Данилевский, Дебольский...Е, Ё: Елизарова, Ермолов, Ермушин...Ж: Жид, Жуков, Журавель...З: Зазубрин, Зензинов, Земсков...И: Иванов, Иванов-Разумник, Иванюк, Ильин...К: Карамзин, Кара-Мурза, Караулов...Л: Лев Диакон, Левицкий, Ленин...М: Мавродин, Майорова, Макаров...Н: Нагорный Карабах..., Назимова, Несмелов, Нестор...О: Оболенский, Овсянников, Ортега-и-Гассет, Оруэлл...П: Павлов, Панова, Пахомкина...Р: Радек, Рассел, Рассоха...С: Савельев, Савинков, Сахаров, Север...Т: Тарасов, Тарнава, Тартаковский, Татищев...У: Уваров, Усманов, Успенский, Устрялов, Уткин...Ф: Федоров, Фейхтвангер, Финкер, Флоренский...Х: Хилльгрубер, Хлобустов, Хрущев...Ц: Царегородцев, Церетели, Цеткин, Цундел...Ч: Чемберлен, Чернов, Чижов...Ш, Щ: Шамбаров, Шаповлов, Швед...Э: Энгельс...Ю: Юнгер, Юсупов...Я: Яковлев, Якуб, Яременко...Родственные проекты:ХРОНОСФОРУМИЗМЫДО 1917 ГОДАРУССКОЕ ПОЛЕДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАПОНЯТИЯ И КАТЕГОРИИ |
И.С. АксаковЕврейский вопрос
Из газеты “День” Что такое “еврей” относительно христианской цивилизации?Москва, 8 августа 1864 г. Что такое “еврейский вопрос” в России, да и не в России только, а вообще в христианской Европе? Этот вопрос состоит собственно в том, каким образом заглушить тот диссонанс, примирить то противоречие, которое представляет существование еврейского племени среди христианского общества, т.е. племени, отрицающего самую коренную основу христианского общества, самые его права на бытие? Другими словами: как устроить отношение к национальности христианского народа — такой национальности, которая все свое определение находит только в отрицании христианства, — и других элементов национальности, даже почти и физиологических не имеет? Если бы евреи отступились от своих религиозных верований и признали во Христе истинного мессию, никакого бы еврейского вопроса и не существовало. Они тотчас бы слились с теми христианскими народами, среди которых обитают. Следовательно, разрешение этого трудного, многосложного, тяжелого и скучного вопроса, по-видимому, очень легко: нужно только осознать свои заблуждения, отказаться от того, что все гг. прогрессисты из евреев же называют предрассудками. Но тогда бы не было и вопроса, а вопрос существует именно потому, что евреи желают быть согражданами христианского общества, оставаясь в то же время верными своему “закону”, — стало быть, они дорожат этим “законом”, стало быть, они вполне разделяют все чаяния, сопряженные с иудаизмом как вероучением, проникнуты в душе той же исключительностью, которая составляла некогда священную особенность этого племени до христианства, но которая упразднена исполнением обетования во Христе и призванием к участию в благодати всего человечества. Если же таково внутреннее духовное отношение евреев к христианам, так, строго говоря, тут примирение невозможно. Искренне верующий еврей и искренне верующий христианин могут сосуществовать в одном месте, друг подле друга, связанные внешним гражданским союзом, — но без духовного единения, но не составляя друг с другом никакого общего нравственного целого: они в области сознания исключают друг друга. Нам могут заметить, что и в среде христиан очень много людей неверующих, отрицающих христианство. Конечно, так, но это отрицание, являющееся внутри самого христианского общества, совсем другого качества и значения, чем отрицание христианства евреями. В христианском обществе (в обширном смысле слова) атеизм является фактом партикулярным, личным, как бы ни было велико число отдельных атеистических личностей; они — эти атеисты — как бы ни было рьяно их отрицание, вращаются в том же круге христианского общечеловеческого сознания — только в отрицательном к нему отношении и на место отрицаемого не могут поставить ничего положительного: ни нового высшего нравственного идеала, ни новой веры (так как они вообще отвергают всякую жизнь веры в человеке); ни той полноты знания, которая бы способна была заменить веру. Они только не христиане по личным убеждениям, но сами по себе не суть провозвестники новой положительной истины. Совсем в ином отношении находятся к христианству евреи. Их отрицание тем сильнее, чем теснее связь христианства с иудаизмом. И какая связь: это логическая преемственная связь двух исторических моментов духовного развития человечества. (Попытаемся рассмотреть вопрос с точки зрения чисто исторической, а не с той точки зрения, которая непременно предполагает присутствие личной веры: в последнем случае каждому легко уклоняться от спора). Христианство есть венец иудаизма — конечная цель, к которой иудаизм стремился, которая осмыслила все его историческое бытие. Ни в истории, как явления исторические, ни в логическом сознании, как факты сознания, — христианство и иудаизм, немыслимы один без другого: христианство немыслимо без предшествовавшего ему иудаизма, и последний только в христианстве нашел свое объяснение и оправдание. Что же такое евреи в наше время? Это воплощение отжившего исторического периода, это застывший, упраздненный момент общечеловеческого духовного развития, общечеловеческого сознания, — момент, которого притязания на дальнейшую историческую жизнь равносильны отрицанию всего последовавшего после него развития человечества. Еврей есть анахронизм, но анахронизм, не мирящийся с своей участью, а претендующий на значение современное. Между тем, если бы этот анахронизм имел значение современное, то этим бы исключалось все прочее ныне современное существующее, — все, что является теперь как логический вывод из времени предшествующего. Если верование еврея имеет логическое право на бытие в наше время, т.е. если предположить, что оно нисколько не упразднено историей, то не только христианство не имеет смысла, как последующий логический момент общечеловеческого религиозного сознания, но и вся история человечества от времен Христа, со всей новейшей, т.е. христианской цивилизацией, лишается всякой разумной логической основы, является какою-то необъяснимою случайностью, теряет право на историческое бытие! Еврей, отрицая христианство и предъявляя притязания иудаизма, отрицает вместе с тем логически все до 1864 года успехи человеческой истории и возвращает человечество на ту ступень, в тот момент сознания, в котором оно обреталось до явления Христа на земле. В этом случае еврей не просто неверующий, как атеист, — нет: он, напротив, верит во всею силою души, признает веру, как и христианин, существенным содержанием человеческого духа, и отрицает христианство — не как веру вообще, а в самой его логической основе и исторической законности. Верующий еврей продолжает в своем сознании распинать Христа и бороться в мыслях, отчаянно и яростно, за отжитое право духовного первенства, — бороться с Тем, Который пришел упразднить “закон” — исполнением его. Найдутся, пожалуй, такие господа, которые обвинят нас в желании разжечь взаимную ненависть христиан и евреев, возбудить религиозный фанатизм и т.д. Этим господам несравненно привольнее пребывать в каком-то смутном состоянии, в какой-то сырой неопределенности мысли и чувства, не разрешая противоречий, не отдавая себе ясного отчета ни в чем, не подвергая логической пытке внутренний мир своего сознания. Таким безобразным смещением, такой путаницей понятий особенно страждет наша российская общественная современность, прикрывая плащом прогресса, гуманности и т.д. — свою тощую логику. Русское общество закидано кругом таким множеством блестящих фраз, так называемых “последних результатов науки” и “аксиом всего просвещенного мира”, что от них, кроме сумбура, ничего в головах и не остается. Если Пушкин, говоря про одного генерала, сказал: “Он чином от ума избавлен”, то едва ли не с большим правом можно применить это и к нашим господам, красующимся в чинах либералов, гуманистов, прогрессистов и проч. Главная задача людей мыслящих и искренно любящих Россию, в наше время, должна бы состоять в критической поверке всего того умственного и нравственного хлама, который накопился в русских людях вследствие ложного, несамостоятельного развития нашего просвещения, — в строгом разборе тех ходячих фраз, которыми пробавляется значительная часть нашего общества, и едва ли не преимущественно в высших его сферах. Никогда разъяснение истины не приведет ко лжи и злу, никогда свет не создаст мрака — напротив, точнее и отчетливее определит настоящие отношения жизненных явлений между собой. Что же касается до евреев, то всякое разъяснение этого вопроса — с одной стороны, поможет только еще более разогнать мрак фанатического неразумия и слепой ненависти, а с другой — способно, может быть, будет и воздержать несколько от потворства лжи, от излишней и грешной любезности с нею, от вредного притупления нравственного чувства и от опасных уступок в ущерб русской народности. Мы хотели бы уяснить для сознания самих евреев всю полноту противоречия,
представляемого иудаизмом в мире христианском. “Иудей, — говорит Хомяков в
своих “Исторических записках” после Христа, есть живая бессмыслица, не
имеющая разумного существования и потому никакого значения в историческом
мире”... Логический выход из такого положения возможен только один: отречься
от жидовства и принять те начала, которые составляют закон всего
современного просвещенного мира. Это честный, прямой и вполне плодотворный
выход, но есть и другой — путь отрицательный и более комфортабельный — путь
безверия: перестать быть жидом, не отрекаясь от жидовства, но не делаться и
христианином, а чем-то средним, какой-то нравственной и умственной амфибией.
Это то, что прогрессисты — евреи, называют: примкнуть к общечеловеческой
цивилизации. По нашему мнению, это значит- повиснуть на воздухе, но не так
ведь думают прогрессисты, и мы желали бы, чтобы сами эти евреи объяснили нам
— что это за почва, на которую они предполагают стать, отрешившись от
религиозных предрассудков своей народности и не пристав к религиозным
убеждениям той или другой европейской народности, среди которой они живут?
Они не евреи и не христиане в смысле верования что же они такое? Философы...
Какие? Какой из школ — ведь им нет числа? Да и какая из них вполне
закончена, представляет вполне установившуюся систему, не отстраняемую
дальнейшим прогрессом мышления? Не пришли ли наконец эти школы в своем
логическом развитии и в попытках утвердить абсолютную истину на чистом
логическом основании — вне религии, к отрицанию всякой абсолютной истины,
подставив, так сказать, человечеству под ноги вечно колеблющуюся почву истин
относительных? К тому же вообще современная философия едва ли может быть
понята совершенно отвлеченно, независимо от всякого религиозного и даже
христианского сознания: она возится с ним, борется или отрицает, старается
разрешить вопросы, им поставленные, внести критику разума в целый мир
представлений неизвестных дохристианскому историческому миру, и неразлучных
с человеческим сознанием — с наступлением христианского периода истории...
Посмотрим теперь на другую сторону общечеловеческой цивилизации по отношению
к еврею — на нравственно-бытовую. Влияние христианства как начала
общественного и бытового пребывает в человеке, принадлежащем к быту
христианского общества, и действует в нем — непосредственно, нередко даже
без его ведома и сознания, и хотя бы даже он умственно и отрицал
христианство. Но не таково положение еврея. Он чужд или иметь притязание
быть чуждым влияния христианства как общественного и бытового начала. Если
бы даже еврей и уверял, что мыслью своей он принадлежит к школе того или
другого философа, то пришлось бы все-таки спросить каждого еврея — к какой
школе он принадлежит в своем быту, каким общественным нравственным началом
он руководствуется? Мы не предложим этого вопроса даже
нигилисту-христианину, ибо убеждены, что разрыв его с христианством чисто
внешний и что есть нравственные пределы, чрез которые не позволит
переступить ему его совесть, — которая, будучи раз просвещена христианским
сознанием, никогда не может снизойти до спокойного состояния совести
язычника. Она всегда будет предъявлять запросы, на которые надо будет
приискивать успокоительные ответы. Мы, конечно, разумеем здесь не тех
падших, загрубелых злодеев, которые случаются и в христианском обществе: мы
говорим о нормальном состоянии совести и нравственной природы человека. От
христианского нравственного сознания невозможно отделаться человеку — раз,
когда оно его коснулось, — непосредственно ли, или посредством общества,
среди которого он возрос и воспитался. Но еврей, имеющий притязание стоять
вообще вне всякого христианского сознания и Действительно пребывавший в
постоянном разобщении с христианским духовным миром через свои религиозные
верования, — еврей, отрекшись от этих верований и, следовательно, от
обязательности бытового еврейского нравственного закона, — каким новым
нравственным, общественным и бытовым законом будет управляться в частном и
общественном быту Законом личной совести, на сердцах написанными Но сердце
человека подвижно, и почему же может быть обязательно для человека слушаться
своей совести, как скоро она не освещена и не освящена христианским
вероучением, раскрывшим человеку всю полноту нравственного закона, в нем
пребывающего, и призвавшим его к бесконечному совершенствованию? Вне
христианского света, внесенного во внутренний мир совести человека, совесть
блуждает в потемках, естественное сознание естественных законов совести
неясно, шатко и зыбко; и к тому же его очевидно недостаточно для человека,
уже вышедшего из состояния естественности. Что же касается до внешних,
формальных законов тех государств, в области которых приходится еврею жить,
— то как бы строго ни подчинялся им еврей, эти законы нисколько не
отстраняют нравственной высшей истины и не простираются на область частного
и общественного быта. Внешняя правда, ими выражаемая, не только недостаточна
сама по себе, но и немыслима без восполнения ее законами внутренней правды,
живущими в христианском сознании общества. Государство, конечно, не есть
церковь; но общество, которому государство это служит щитом и органическим
внешним покровом, — есть общество христианское. Мы просим извинения у наших читателей за этот длинный и скучный разбор еврейских притязаний — довольствоваться общечеловеческой цивилизацией вне каких бы то ни было религиозно-нравственных верований. Мы видели, что все эти притязания, вся эта драпировка плащом цивилизации есть чистейшая нелепость, громкая фраза, прикрывающая или лицемерие, или совершеннейшую пустоту души и мысли, или сумбур умственный и нравственный, с которым, конечно, можно иной раз очень благополучно просуществовать, но на котором нельзя ничего созидать или основывать. Мы не думаем, что было особенно выгодно для общества размножение такого рода амфибий, умственных и нравственных, особенно же если эти амфибии получают в обществе положение довольно значительное... Говоря по правде, евреи, приобщающиеся к общечеловеческой, т.е. европейской цивилизации, невольно и непременно приобщаются и к жизненной стихии европеизма, т.е. к христианству; ибо европейская цивилизация есть продукт не только древнего, но и христианского мира, и христианство входит в нее как такой ее существенный элемент, который никак из нее выкраден быть не может. Учение Христа стало отныне законом всей позднейшей жизни мира; по крайней мере христианство, как говорит Хомяков в тех же своих записках, “обусловливает до сих пор крайние пределы развития народов, его исповедующих. Таков смысл всякой религии, продолжает он: она есть -граница всего духовного и умственного мира для человека. Народ, выступивший из границ своего верования, создает себе верование новое; отрицание же, еще не создавшее нового положения, находится в прямой зависимости от положения отвергаемого. Поэтому христианство до нашего времени (принимаемое или отрицаемое) есть закон всего просвещенного мира — и народы, принявшие проповедь иудейских рыбаков, сделались властителями всего земного шара и вождями человечества”... Но, приобщаясь вместе с цивилизацией и к жизненной стихи цивилизации, образованные евреи — по странному заблуждению или по явной недобросовестности — не хотят в том сознаться. Как люди развитые, они не могут не признавать нравственного закона Христа совершеннейшим; они не могут не видеть, что воздух, которым они дышат, есть христианство; они должны наконец необходимо проникнуться этим воздухом, усвоить себе христианскую точку зрения — уже для одного того, чтоб уразуметь явления европейской цивилизации, — чтобы понимать Данте, Шиллера, Гете с его Фаустом, Рафаэля, Шекспира и пр. — на что они всегда предъявляют претензию... Но не приняв христианства в душу искренне и сознательно, не признав открыто его власти над собой, они становятся в ложное, неискреннее отношение к европейской цивилизации, — а при таком отношении их участие в ней не может быть истинно плодотворно. История цивилизации новейших времен должна определить место, занимаемое в ней элементом иудейским, особенно в Германии, где деятельность таких евреев, отставших от Моисеевых и не приставших ни к каким иным религиозным верованиям, довольно сильна. Всякому ясно, что из еврея не выйдет ни Гете, ни Шиллера, ни Шекспира, а выйдет разве только Гейне и Берне. Мы думаем, что германский дух много размельчал от вторжения в него подобных еврейских ингредиентов. Еще менее можем мы ожидать блага от этого вторжения “цивилизованных евреев” в духовную жизнь русского народа, которая вся проникнута началом религиозным. Но богатое дарами племя евреев могло бы богато оплодотворить собой почву европейских обществ, если бы, вместе с искренним отречением от иудаизма, оно также искренно прилепилось к истине христианства. Вне этого — им суждено, со своим так называемым общечеловеческим просвещением, стать — повторяем еще раз амфибиями во всех смыслах, без национальности, без религии, без нравственности, и внести лицемерие и фальшь в область европейского христианского просвещения. Аксаков И.С. Еврейский вопрос. “Социздат”. Москва. 2001. Далее читайте:Аксаков Иван Сергеевич (1823 - 1886), публицист, в 1881 г. редактор-издатель националистической газеты "Русь".
|
|
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
|
Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании всегда ставьте ссылку |
