|
|
Константин Гнетнев |
|
- |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
БИБЛИОТЕКАА: Айзатуллин, Аксаков, Алданов...Б: Бажанов, Базарный, Базили...В: Васильев, Введенский, Вернадский...Г: Гавриил, Галактионова, Ганин, Гапон...Д: Давыдов, Дан, Данилевский, Дебольский...Е, Ё: Елизарова, Ермолов, Ермушин...Ж: Жид, Жуков, Журавель...З: Зазубрин, Зензинов, Земсков...И: Иванов, Иванов-Разумник, Иванюк, Ильин...К: Карамзин, Кара-Мурза, Караулов...Л: Лев Диакон, Левицкий, Ленин...М: Мавродин, Майорова, Макаров...Н: Нагорный Карабах..., Назимова, Несмелов, Нестор...О: Оболенский, Овсянников, Ортега-и-Гассет, Оруэлл...П: Павлов, Панова, Пахомкина...Р: Радек, Рассел, Рассоха...С: Савельев, Савинков, Сахаров, Север...Т: Тарасов, Тарнава, Тартаковский, Татищев...У: Уваров, Усманов, Успенский, Устрялов, Уткин...Ф: Федоров, Фейхтвангер, Финкер, Флоренский...Х: Хилльгрубер, Хлобустов, Хрущев...Ц: Царегородцев, Церетели, Цеткин, Цундел...Ч: Чемберлен, Чернов, Чижов...Ш, Щ: Шамбаров, Шаповлов, Швед...Э: Энгельс...Ю: Юнгер, Юсупов...Я: Яковлев, Якуб, Яременко...Родственные проекты:ХРОНОСФОРУМИЗМЫДО 1917 ГОДАРУССКОЕ ПОЛЕДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАПОНЯТИЯ И КАТЕГОРИИ |
Константин ГнетневБеломорканал: времена и судьбыГлава втораяДостоинство правдыЗакат солнца над озером Небольшой кусок плотной бумаги серого цвета, вероятно, от какой-нибудь упаковки. На бумаге цветными карандашами в три краски – черным, синим и красным – исполнен пейзаж. Будто смотришь с утеса на большое озеро и видишь береговые каменистые мысы, поросшие редким сосняком, крупные камни у воды, уходящий на покой за горизонт громадный диск тускнеющего солнца… Пейзаж маленький, и, кажется, совсем нет в нём людей. И только если уж очень приглядишься, на переднем плане, на самом краешке берега увидишь две тесно обнявшиеся фигурки. Они выполнены простым карандашом в одно касание, легкой воздушной линией. Для северного человека пейзаж узнаваем сразу. Такой вид можно встретить и на берегу Онежского озера, где-нибудь в районе Медвежьегорска, и на Выгозере, у Сегежи или Надвоиц. Даже при весьма скудных средствах, которыми располагал автор, рисунок ярок и зрим, в нем чувствуется твердая рука хорошего рисовальщика. Однако автор пейзажа и не художник вовсе, а землеутроитель, инженер. И создавал он свою работу не для выставки, а в память сыну. Причем писал в зоне, где-то на громадной территории Беломорско-Балтийского исправительно-трудового лагеря ОГПУ СССР. 76-летний сын автора, Радий Анатольевич Мазуровский бережно переворачивает пейзаж обратной стороной: «Вот, смотрите, отец подарил мне его там, в лагере». На обороте крупными печатными буквами написано (чтобы разобрал: сыну в то время исполнилось пять лет!): «Сыну Раде от папы Толи. 23 мая 1935 г. Закат солнца над озером». И в скобках, уже мелким почерком прибавлена извинительная фраза, вероятно, для мамы, или сына – когда вырастет: «Хотел изобразить закат над морем, а получилось над озером. Не удались берега». Мы сидим с Радием Анатольевичем в его теплой квартире на Октябрьском проспекте в Петрозаводске, пьём чай и пытаемся собрать на блокнотной странице всё, что осталось в памяти о его отце. Сидим уже несколько часов и с горечью убеждаемся, что осталось не очень много.
Они жили в Петрозаводске в доме деда большой и дружной семьей. Дед Тимофей Алексеевич Логинов, продолжатель известной фамилии коренных петрозаводчан, условно поделил дом на четыре части: в одной жил сам с бабушкой Александрой Ивановной, другую занимала семья Мазуровских – супруг Анатолий Александрович, его жена Наталья Тимофеевна (в девичестве Логинова) и их дети Марина и Радий. С ними жила также мама Анатолия Александровича Стеслава Стефановна Мазуровская. В доме деда хватало места и детям Логиновых: Ивану, Алексею и Ольге. Двухэтажный дом Логиновых под номером 4 стоял на Слободке, в начале улицы Вольной, примерно там, где Левашовский бульвар, примыкает к берегу Онежского озера. Теперь это так называемый квартал исторической застройки и уж конечно берега теперь никакого нет, а есть красивая и строгая набережная, замощенная каменными плитами. К слову, дом Логиновых находился на своем месте до недавнего времени. Как многие исторические городские постройки, он долго ждал от властей решения своей дальнейшей судьбы. И так же, как с его собратьями из другой эпохи, с домом распорядились не власти, а невесть почему расплодившиеся во множестве бомжи. Дом по случайности сожгли. Да и сам Тимофей Алексеевич не знает покоя от современных суетливых горожан. Его прах упокоен на старом городском кладбище у Екатерининской церкви, и прихотью петрозаводчан каждый день попирается тысячами ног. Какому-то лентяю пришла в голову кощунственная идея не обходить по дорожке кладбищенскую ограду, а проложить тропу прямо по могилам. И тысячи горожан вслед за ним топают по старым захоронениям, берут грех на душу. Радий Анатольевич вспоминает, как тепло и дружно жилось в дедовском доме. В начале 30-х отец работал районным землеутроителем, мама бухгалтером в Филармонии, и ему, мальчишке, привольно было со сверстниками на озерном берегу, с лодкой и рыбацким продольником у светлой воды. Страстным увлечением отца было радиодело. Наверное, первым в Петрозаводске Анатолий Александрович самостоятельно сконструировал радиоприемник. Он получился огромный, с письменный стол, но прекрасно ловил различные радиоволны. Налаженное семейное счастье оборвалось неожиданно, тогда, когда об этом даже не думалось, -- прямо в день рождения Радия (отец дал имя сыну в честь своего любимого радио – тогда модно было придумывать имена из слов, рожденных новым временем). 27 января 1933 года в доме Логиновых-Мазуровских праздновали день рождения Роди. Ему исполнилось три года. Поздним зимним вечером, когда гости разошлись, в дом постучали сотрудники НКВД. Анатолия Александровича Мазуровского арестовали… На календаре начался страшный 1933-й год. Массовые аресты сразу после Гражданской войны 1919-1921 годов волнами прокатывались по российскому обществу. Русское офицерство, научная и техническая элита, интеллигенция, священнослужители и активная часть верующих из церковных приходов, наиболее умелые и потому зажиточные крестьяне… Власть приучила страну к мысли о тотальном заговоре, о внутренних врагах, которые «проникли», «внедрились», «окопались» повсюду. Страна была подготовлена к большой крови, и ОГПУ опробовало практику заговоров, при которых не нужно было хлопотать о том, как отправить в концентрационный лагерь одного-двух «контрреволюционеров». Теперь арестовывали и приговаривали к заключению списками. К тому времени успешно была «раскрыта» целая череда громких «заговоров». А «вредители», устроившие заговор в водном хозяйстве страны, успели спроектировать и построить Беломорско-Балтийский канал. Однако враги изничтожались сотнями, но жизнь от этого не становилась лучше и сытнее. В стране назревали все признаки голода. И кто-то должен был за это ответить. В недрах ОГПУ родилась идея нового заговора, теперь уже в сельском хозяйстве. Немедленно её воплотили в жизнь. К весне 1933 года руководство ОГПУ доложило о ликвидации контрреволюционной организации в сельском хозяйстве страны. Заговорщики действовали в системе Наркомзема и Наркомсовхозов и планировали чудовищные вещи – «вооруженное свержение советского строя при помощи восстаний внутри страны и интервенции иностранной буржуазии». Материалы дела о заговоре в аграрном секторе российской экономики составили 25 томов. Как и положено по сценарию ОГПУ, заговор был глубоко законспирирован и разветвлен, охватывая своими «щупальцами» большинство сельскохозяйственных районов страны. Документы о контрреволюционерах-заговорщиках, работавших в сельском хозяйстве только Ленинградской области, составили 3 тома «дела». «Злодеев» из Республики Карелия решили не выделять, а включили в так называемое «ленинградское отделение» заговора. Всего по делу о заговоре в сельском хозяйстве Ленинградской области было арестовано и осуждено 105 рабочих и специалистов. Среди них оказался и районный землеустроитель из Петрозаводска А. А. Мазуровский. Вот как звучит формула обвинения по этому делу: «Экономическим отделом полномочного представителя ОГПУ в Ленинградском военном округе вскрыта и ликвидирована контрреволюционная организация в сельском хозяйстве Ленинградской области, являвшейся одним из звеньев контрреволюционного заговора в системе Наркомзема и Наркомсовхозов, разгромленного органами ОГПУ за последнее время. Ликвидированная к.-р. организация возглавлялась в Ленинграде по поручению к.-р. центра – ныне расстрелянным по постановлению коллегии ОГПУ бывшим заведующим агропроизводственным отделом Леноблтрактороцентра агрономом Покровским. Организация ставила своей задачей вооруженное свержение Советского строя при помощи восстаний внутри страны и интервенции иностранной буржуазии. Деятельность контрреволюционной организации, состоявшей из агроспециалистов Ленинградского отделения Трактороцентра и низовых работников машинотракторных станций, опиравшихся на чуждые и враждебные элементы на селе, выразилась в широко разветвленном военном и политическом шпионаже, умышленной порче и уничтожении тракторов и с.х. орудий, умышленном понижении урожайности, поджоге колхозного имущества, уничтожении стад, в хищениях запасов колхозов, их порче, дезорганизации сева и уборки, антисоветской пропаганде и организованном противодействии проведению важнейших компаний на селе…» В общей части обвинение выглядело убедительно и весомо. Чтобы перейти к деталям и выяснить, в чем же конкретно оказался виновен перед государством землеустроитель из Петрозаводска, разберемся, откуда он родом и кто были его родители. Часто именно это обстоятельство в глазах следователей и определяло степень вины того или иного человека. К моменту ареста Мазуровскому шел 39 год. Родился он в 1894 году на Украине, в местечке Любар Новгород-Волынского уезда Волынской губернии. В 1909 году окончил городскую школу и поступил на курсы землемеров в Киеве. По окончанию курсов в 1912 году 18-летний землемер без опыта практической работы в поле сумел найти себе место лишь очень далеко от украинских черноземов, в Олонецкой губернии. Анатолий Мазуровский был принят на работу в губернскую землеустроительную комиссию в Петрозаводске. В 1915 году Мазуровского призвали в армию, и он три года служил унтер-офицером инженерных войск. Армия, разумеется, была еще старой царской. В 1918 году, уволенным в запас, он вновь поступил на работу в земельный отдел Олонецкой губернии. Именно здесь в Карелии Мазуровский и работал, не вмешиваясь ни в политику, ни во что другое, что не относилось к земельным проблемам. Он очень любил детей, увлекался редким в ту пору радиоделом и фотографированием, охотился. Его ценили. Когда в 1920 году была создана Карельская трудовая коммуна, и органы власти перекроили, Анатолия Александровича немедленно перевели в новую структуру всё в том же качестве землеустроителя. В середине 20-х была создана такая административная единица как Петрозаводский район, и в 1927 году Мазуровского перевели с повышением на должность районного землеустроителя. И всё-таки были обстоятельства в биографии А. А. Мазуровского, которые делали его в глазах следователей «не своим». Таких обстоятельств было два: унтер-офицерство в царской армии и отец. До революции отец Анатолия Александровича заведовал экономией у нескольких помещиков. В переводе на современный язык он был управляющим, менеджером. И судя по всему – неплохим, раз нанимали его не один, а несколько помещиков. После революции, когда с помещиками большевики «разобрались по-своему», отец завёл собственное хозяйство. Однако уже в 1929 году его записали в кулаки, обложили непосильными налогами и к собственной радости разорили. Порядки в ту пору были таковы, что «налогообложение» кулаков проводилось местной властью «в индивидуальном порядке». Это означало – произвольно: сколько захотели, столько и взяли. В том же 1929 году хозяйство Мазуровского перестало существовать, оно было распродано за неуплату. Но осталось «черная метка» – кулак. В семье Мазуровских было четверо детей. Сестра Анатолия Александровича Стефания в 1933 году жила на родине в местечке Любар, она была замужем за рабочим на торфоразработках. Вторая сестра Людмила и брат Леонид работали учителями. К слову, Леонид учительствовал неподалеку от Петрозаводска в селе Шуя, а затем, по некоторым данным, был директором школы в районном городе Сегеже. Мне удалось изучить четыре тома «дела», по которому проходил Мазуровский, и в каждой из анкет, в многочисленных автобиографиях и протоколах эти два обстоятельства отмечены особо: унтер-офицер старой армии и сын зав. экономией у нескольких помещиков. То есть, не свой, не свой. После ареста дома у него остались жена Наталья Тимофеевна 37 лет и дети: Марина 13 лет и Радий 3 года. По домашним и лагерным фотографиям можно заметить, что был Анатолий Александрович отнюдь не богатырем. Сутулый, узкоплечий, тонкой, как говорят, кости. 10 апреля 1933 года в доме предварительного заключения Петрозаводска («домзаке») провели медицинское освидетельствование Мазуровского. В деле есть акт на этот счёт, исполненный на бланке ОГПУ. При пульсе 72 удара в минуту тюремный врач отметил целый букет заболеваний, при которых будущее заключение в лагерь смело можно было считать билетом в один конец: невроз сердца, малокровие, хронический суставный ревматизм и неврастения. «Ограничено трудоспособен» -- таков был врачебный вердикт. Так что же вменяли в вину районному землеустроителю Мазуровскому следователи ОГПУ? В чем конкретно усмотрели они участие в контрреволюционном заговоре с целью свержения государственного строя? Вот как гласит обвинительное заключение на его счет: «Состоя членом к.р. организации в сельском хозяйстве, проводил к.р. вредительские мероприятия. Умышленно произвел неправильный отвод площадей под усадьбу Петрозаводской МТС, определив центр её вдали от путей сообщения, требующей больших капиталовложений на перепланировку и производство мелиоративных работ, сознательно производил отводы одних и тех же участков. Ряду организаций способствовал незаконному отчуждению колхозных земель…» Обвиняется «в преступлениях, предусмотренных ст.58 п.7 УК РСФСР... Виновным себя признал». Сам Мазуровский уже на первых допросах так пояснял свои действия: «В 1931 году я по предложению НКЗ АК ССР (Народный комиссариат земледелия Автономной Карельской Советской социалистической республики – прим. К. Г.) составил характеристику р-на деятельности, намечавшейся к организации Петрозаводской МТС. В докладной записке к характеристике р-на деятельности МТС я указывал, что МТС должна быть мелиоративного направления т.к. почвенные условия и водный ресурс требовали этого. Там же была приложена таблица трактороспособности площадей, по которой явствовало, что пригодной для обработки земли к тому времени было 6% проектируемой площади, а остальной массив может быть использован после проведения мелиоративных работ. Центр МТС мной был намечен в дер. В. Бесовец как близко расположенной к основным объектам обслуживания намечаемой МТС. Всего мною составлено три варианта, из которых прошел именно тот, который устанавливал центр МТС в дер. В. Бесовец. Не смотря на то, что для освоения больших площадей требовалось проведение мелиоративных работ, таковые не проведены из-за не организации этого дела работниками МТС, раймелиоратором. Больше показать ничего не могу. Протокол записан правильно и мне прочтен. Мазуровский». То есть на первых допросах арестованный никакой вины за собой не признал. Судя по всему, с ним начали «серьезно работать». И результат не замедлил сказаться. В «дополнительных показаниях» уже 31 января 1933 года, писанных, к слову сказать, чужой рукой, начались признания, да еще какие! Буквально: «Мои политические ошибки заключаются в том, что я с полной ясностью не усвоил себе того великого политического значения в 4-й завершающий год пятилетки моментов реконструкцию сельского хозяйства и экономического укрепления колхозов на базе МТС» Весь этот бред подчеркнут красным карандашом. В «дополнительных показаниях» сплошное ковыряние в сугубо производственных вопросах, перебор вариантов расположения МТС: почему и отчего, что сказал тот, знал ли этот, возникают новые имена и переталдычиваются уже известные. И выводы (записано уже другой и более решительной рукой): «…Я считаю, что организовать МТС в данном районе при отсутствии предварительно подготовленных земель нельзя было. Я считаю, что организация МТС в этом районе есть акт вредительства. Кроме этого считаю, что центр усадьбы МТС намечен неудачно, т.к. расположение его на левом берегу р. Шуи в сторону Финляндской границы представляет известную опасность в оборонном отношении». Любопытно, что на этом показания вроде бы заканчиваются и поставлена подпись Мазуровского. Но видно мало показалось, и страница дописывается до конца: «Таким образом, я участвовал в организации Петрозаводской, принимал участие во вредительском акте…» В «дополнительных показаниях» от 27 марта 1933 года (их снова пишет какая-то чужая рука) и вовсе говориться пролетарски прямолинейно: «Безоговорочно признавая свое участие в проведении вредительства в области сельского хозяйства в области своей деятельности, показываю…» И всё тот же пересказ написанного прежде.
Спустя 25 лет, летом 1958 года, в протесте, вынесенном по делу об этом липовом заговоре заместителем председателя военного трибунала Ленинградского военного округа полковником юстиции Ананьевым, будет сказано, что «ряд осужденных в жалобах и на допросах в ходе проверки утверждают, что незаконные методы применял работник ОГПУ Фигур, проводивший следствие по данному делу. Предварительным следствием по делу Фигура в 1938 году установлено, что он принимал участие в фальсификации следственных дел». Какими были незаконные действия теперь хорошо известно. Следователей в их служебном рвении ничто не сдерживало, а потому и вариантов было много -- от «конвейера», при котором арестованного допрашивали круглые сутки, не давая ни пить, ни есть, ни прилечь, до примитивных избиений, делающих из здоровых людей инвалидов. Так или иначе, но все они почти всегда приносили нужный результат. Говорю «почти» не случайно. Каждый из троих специалистов, людей хорошо друг другу знакомых и арестованных в Карелии по одному делу с промежутком в день-два, по-разному повел себя на следствии. А. А. Мазуровский предпочел во всем себя оговорить, со всеми обвинениями, даже абсурдными, согласился. Что было тому причиной, трудно сказать. Вероятно, он понимал, что со своим слабым здоровьем просто не выдержит «незаконных методов следствия». Но при этом он никого не оговорил, да и вообще любезных сердцу следователей «дополнительных показаний» у него два-три, не более. Еще мужественней держался руководитель райколхозсоюза из Олонца А. Ф. Мореходов. Александр Федорович вообще не признал своей вины ни в чём. Этот человек со стальной волей мужественно стоял на своей невиновности, и от него ничего не добились. Нужно сказать, что подобную твердость духа из 105 арестованных по делу «заговорщиков» проявили 26 человек. Но в этой троице знакомых оказался и некий С., работавший в то время заместителем директора Петрозаводской МТС. Судя по всему, арест и следствие подействовали на него деморализующее. После первого же допроса С. собственноручно написал и подписал составленные следователями «дополнительные показания» аж 12 раз! Он раскаялся во всём. Он назвал все имена, которые от него требовали. Он вспоминал и писал, писал и вспоминал: «…чистосердечно сознаюсь, что с 1930 года до последнего времени, работая в Карелии, совершил ряд вредительских действий…» «Таким образом, цифры, включенные в производственный план МТС по распашке целинных земель, по предложению Смирнова (мелиоратор), Мазуровского, Мореходова, оказались явно не верными…» «…На второй день после выхода газеты «Красная Карелия», где было опубликовано постановление пленума Карельского обкома ВКП(б) по вопросам сельского хозяйства, Мазуровский, придя в Горземотдел около 10 часов утра, сразу стал читать это постановление. Немного почитав, он произнес: «Послушайте, какая досадная опечатка. Говориться о том, что у нас в Карелии прибыль крупного рогатого скота на 1000 голов, да ведь это чушь. Откуда у нас взялся прирост?» И потом прочел пункт, где говориться, что «Карельская парторганизация достигла значительных успехов в деле социалистического переустройства и развития сельского хозяйства республики». Прочтя это, Мазуровский сказал: «Интересно бы видеть эти успехи карельских большевиков в сельском хозяйстве. А как вы думаете, Александр Федорович (обратился к Мореходову), на этот счет? Мореходов ответил: «Не знаю. Для нас они, во всяком случае, не видны», -- И дальше после заминки продолжал, -- «Разве вот считать, что коллективизация больше 50%». При этом присутствовал райзоотехник Шкетранс Эмма Ивановна. «…8 декабря 1932 года при Горземотделе было созвано совещание по вопросам планирования на 1933 год и об отводах земельных участков для создания при ряде предприятий г. Петрозаводска продовольственных баз. По этому вопросу Мазуровский говорил, что с этих продовольственных баз толку ожидать нельзя, заявки поданы «липовые», на глазок…» «…19 января с.г. мне пришлось ехать в дер. Ладва по железной дороге вместе с Мазуровским. А до Деревянного ехал и Мореходов. В поезде Мазуровский говорил, что он знает Чаянова* с 1922 года. Кроме этого говорил, что Чаянов, Кондратьев, Рудин были высланы в Сибирь, а сейчас все освобождены и работают в Москве…»
*Чаянов – выдающийся ученый селекционер и генетик
«…Мазуровский, не видя успехов соц. строительства, обвиняя во лжи, когда говорит о резолюции пленума обкома, скатывается действительно в антисоветский лагерь и это можно сделать еще потому, что он предпочитает, бывая в деревне, останавливаться у бывшего торговца, старается какими-то путями узнать о том, где находятся Чаянов, Кондратьев, Рудин и другие. Понятно, что такие настроения его сблизили с Мореходовым, что произошло примерно с мая месяца 32 года». «Соприкасаясь непосредственно с крестьянством по своей работе на МТС, мои убеждения приняли антисоветский характер…» И так далее, и тому подобное сообщал С. следователям, торопливо исписывая всё новые и новые листы бумаги. Следствие велось быстро, и в начале мая было завершено. Анатолий Александрович Мазуровский получил 10 лет лагерей сразу по трем частям статьи 58: 6 (шпионаж), 7 (вредительство) и 10 (агитация и пропаганда). 10 лет получил и С., хотя, судя по всему, он рассчитывал на некую «благодарность» за свои старания. Такие, как С., всегда рассчитывают, что их старательность будет по достоинству оценена палачами, и всегда ошибаются. А. Ф. Мореходов, которому в начале дали расстрел, который сразу же заменили на 10 лет лагеря, всю оставшуюся жизнь боролся за справедливость. И пережил лагерь, и дождался освобождения, и еще при жизни добился-таки реабилитации. Общий итог «дела» о контрреволюционном заговоре в сельском хозяйстве Ленинградской области таков: 8 человек расстреляны, 23 получили по 10 лет заключения в концлагерь (сроков выше в ту пору еще не было), 19 человек по 5 лет лагерей, 5 человек по 3 года лагерей, 35 человек высланы в Западно-Сибирский и Северный края на поселение, 6 человек лишены права жить в Ленинградской и Московской областях, а также в пограничной полосе, 5 человек получили по 5 лет заключения условно и 6 человек по 3 года заключения условно. Все эти цифры я выписал из «дела», но когда подсчитал общее количество осужденных, с удивлением обнаружил, что наказанных «заговорщиков» не 105, а 107 человек. Тогда как и в прокурорском протесте речь идет именно о 105 незаконно осужденных. Я подумал и решил, что никакой ревизии устраивать не буду. Мне не интересно, кто же допустил ошибку – следователь по фамилии Фигур в 1933 году или прокурор Ананьев в 1958 году. Я понимаю их ведомственные служебные трудности: когда речь идет на сотни, какое значение имеет судьба всего лишь двух человек!
А в это время в Петрозаводске, в семье Мазуровских наступили черные дни. Арест отца «заговорщика» и «контрреволюционера», осуждение его по 58-й «политической» статье и отправку в лагерь ни в семейных разговорах, ни, тем более, с чужими людьми старались не обсуждать. Это стало в доме запретной темой. Однако разве можно было скрыть то, что знал в небольшом городе каждый? Семейная беда немедленно и самым тяжелым образом сказалось на взрослых. Часть родни и некоторые знакомые отвернулись от Натальи Тимофеевны, прекратили с ней всяческие отношения. Людей можно было понять: всякие контакты с «ЧСВР» -- «членами семьи врага народа», как Мазуровские именовались теперь на языке НКВД, преследовались. И пренебрежение этим неписанным правилом, известным в те страшные годы очень многим, способно было привести в лагерь любого. Однако время шло своим чередом. Пришло время, и в Петрозаводске получили известие, что Анатолий Александрович живет в двух десятках километрах от Белого моря, в рабочем поселке Сосновец; он содержится в Беломорско-Балтийском исправительно-трудовом лагере. И что работает он по специальности. …Передо мной на столе нетолстая папка: «Архивное личное дело заключенного № 3-51439» У папки сразу три обложки. Первая обозначена шапкой: «Управление Беломорско-Балтийского исправительно-трудового лагеря», вторая, с малиновой полосой по диагонали, -- «Управление Северо-Восточного исправительно-трудового лагеря» и третья уже современная архивная. Маленькая фотокарточка заключенного под номером 31718 в профиль: изможденное лицо усталого человека с короткой, почти под ноль, стрижкой. Мне не хочется ничего комментировать. Я просто приведу выдержки из некоторых документов, чтобы стало ясно, где был и чем занимался Мазуровский первые годы своего заключения.
Формуляр к личному делу заключенного А. А. Мазуровского: Прибыл в лагерь 26 мая 1933 г. За этот период работал: -- с 10 июня по 15 ноября 1933 г. – геодезистом 5 ОЛП Нивастроя (отдельный лагерный пункт на строительстве ГЭС на реке Нива под Кандалакшей – прим. автора К. Г.); -- с 21 ноября 1933 г. по 12 марта 1934 г. старшим раздельщиком дров на электростанции на Соловках. Управление Соловецкого ИТЛ ОГПУ; -- с 12 марта по 17 августа 1934 г. гидротехником, зав. канальной системой лесхоза на Соловках; -- с августа по 12 сентября 1934 г. проектировщиком Сельхозотдела в Медвежьегорске (Беломорско-Балтийский ИТЛ ОГПУ); -- с 13 сентября 1934 г. по 20 октября 1935 г. начальником мелиоративных работ на 5 отделении СХЧ (Сельхозчасти 5 Тунгудского Отделения Беломорско-Балтийского ИТЛ ОГПУ); -- с 1 января 1937 г. по 15 января 1937 г. -- производитель мелиоративных работ кол. сект. на 1 лагпункте Н. Вол-ск. ЛПХ, Н. Выгский ЛПХ, 14 Пудожское
Многочисленные краткие характеристики на заключенного А. А. Мазуровского различного лагерного начальства повторяют одна другую: «Вежлив, тихий, уживчив с окружающими, к труду относиться добросовестно…» -- это раздельщик дров на Соловках; «Отношение к труду самое хорошее… работает, не считаясь со временем…» -- там же, гидротехником Лесхоза; Вот характеристика от 7 марта 1936 года: «Знающий инженер-мелиоратор, вдумчивый прилежный работник, ударник, член тройки СС…» Летом 1934 года Мазуровский работал в 5-м Тунгудском отделении начальником мелиоративно-сельскохозяйственных работ лагерной Сельхозчасти. В характеристике, подписанной ответственным секретарем штаба осенью 1934 года, сказано: «Член штаба с.х., член производственной секции с. х. ч., проводит читки в бараке совхоза Сосновец, активный общественник» В графе «особые приметы» учетно-статистической карточки заключенного: «На указательном пальце левой руки шрам». Пометка в графе «прохождение заявлений з/к з/к»: «Ходатайство о применении частной амнистии постановлением секретариата Президиума ЦИК СССР 28.9.37 г. оставлено без удовлетворения». Значит, жаловался в Москву, надеялся на пересмотр дела, но увы. В конце 1937 года лагерная карьера Мазуровского достигла своего пика. В этот период что-то произошло в его судьбе, будто что-то сопротивлялось, сопротивлялось, а затем разом трагически надломилось. За несильными плечами Анатолия Александровича были уже четыре с половиной года заключения. Тысячи заключенных инженеров и рабочих были досрочно освобождены, другие тысячи специальными эшелонами увезены с ББК на новое строительство, теперь канала Волга-Москва. Заявление о пересмотре дела в Москве оставлено без удовлетворения… Не исключено, что всё это, вместе взятое, накапливаясь исподволь, усугублялось ухудшением здоровья и достигло критической массы. Произошел психологический срыв. Иначе резкую перемену в поведении А. А. Мазуровского объяснить не могу. Последние три месяца 1937 года Анатолий Александрович работал инженером ОКБ (особого конструкторского бюро дорожных работ) 4 отделения 1 лагерного пункта Беломорско-Балтийского исправительно-трудового лагеря ОГПУ (БелБалтКомбинат). Характеристика, которую он здесь получил, оказалась просто уничижительной: «Мазуровский работает в ОКБ, несколько заносчив. Считает себя незаменимым специалистом. Поведение хорошее. Обособлен. Взысканий не имеет…» Зав УРБ-3. 1.12.37 г». По тогдашним лагерным правилам, характеристики давали каждому заключенному по итогам квартала. Вместе с процентами выработки, они вписывались в специальную «карту зачета рабочих дней». Карты подшивались в личное дело, накапливались, и с их помощью можно было проследить всю лагерную историю конкретного человека. Ударная работа и примерное поведение реально сокращали срок заключения одним и ставили крест на надеждах другим, тем, кто не выказывал старания и плохо себя вёл, с точки зрения начальников. По мемуарной литературе известно, что был и другой способ неплохо устроить свою жизнь в лагере. Он назывался «блатом», умением «ладить» с начальством. Однако, чтобы умело пользоваться им, нужны были особые душевные качества. Далеко не у всех они обнаруживались. У Анатолия Александровича Мазуровского таких качеств, вероятно, не нашлось. Его отношения с руководством ОКБ обострились, и от него попросту избавились. Характеристика, которую ему вписали в «карту зачетов рабдней» по итогам 1 квартала 1938 года вообще убийственная: «З\к Мазуровский на 2 л/п прибыл в феврале. Норму не выполняет, на производство выходит для прогулки. В быту поведение плохое, кичится: я-де инженер и т. д., политика неправильная, что инженеров перевоспитывают на общих работах. Человек неблагодарный». Карту, словно приговор, венчает штамп по диагонали: «Зачёт рабочих дней не производится». Как результат этой оценки, во 2 квартале 1938 года Мазуровский уже трудится на 2 лагпункте 13 Отделения… на сплавных работах. Но какой из него сплавщик! В карте отмечено, что норму Мазуровский выполняет всего на 66,75, 71, 70%. Поэтому в 3 квартале 1938 года он удален со сплава на лесозаготовки, он уже лесоруб. Но и там он оказался работником неважным, что было вполне предсказуемо. А затем, судя по всему, лагерное начальство решило больше с ним не нянчиться. Оно догадалось, что бесполезно гонять этого заключенного с одного лагпункта на другой. И от него решили избавиться вовсе. Способ для этого один – отправка на этап. Врачебная комиссия Беломорско-Балтийского ИТЛ провела обязательное в таких случаях освидетельствование и заключила: «К этапу годен…23.9. 38 г.» В те же дни з/к Мазуровский. убыл еще дальше на север, в Севвостлаг НКВД СССР. Так Анатолий Александрович перевернул новую страницу своей лагерной истории, последнюю.
…Дом Мазуровских в Петрозаводске стоит не на самом Октябрьском проспекте, как сказал бы моряк -- третьим корпусом. Здесь тихо и покойно. Перебираем увеличенные фотографии семьи, вспоминаем судьбы. Замечаю, что Радию Анатольевичу иногда очень трудно вспоминать: ужасно болит голова. В последние годы постоянная, нудящая боль усилилась, и спасения от неё нету. Радий Анатольевич срочную служил на Северном флоте, на боевых кораблях-эсминцах и там получил травму головы. «Отлежался в госпитале, и вроде бы, все прошло, -- вспоминает он теперь. – Лет пятнадцать потом ничего не болело…» «Это все бокс дает о себе знать», -- видно, не в первый уже раз напоминает его супруга Галина Александровна. Она нам очень помогает в разговоре: всегда готова подсказать, напомнить и уточнить. Да, спорить не приходится: супруг голову не щадил и до службы во флоте. Однажды их уличную драку разнял какой-то мужчина. Мальчишек он прогнал, а Радию предложил: «Приходи в секцию, будешь боксером». Это был знаменитый в свои годы боец и тренер Петр Григорьевич Ятцеров. И на самом деле, спортивный успех пришел очень скоро: Радий стал перворазрядником, одним из первых чемпионов Петрозаводска в полусреднем весе, а во время флотской службы выиграл даже первенство Архангельской области по боксу, куда его отпустили с корабля между походами. «Здоровый я был мужик, сильный, и бокс тут не при чём, -- возражает он супруге. – Все дело в травме». Уже давно оставив спорт, Радий Анатольевич Мазуровский начал свою донорскую эпопею – стал сдавать кровь. Мы подсчитали: с 1981 года он 75 раз сдал по 400 граммов свой крови. Общий итог 25,9 литра! «Но ведь это только бесплатная сдача, -- уточнила Галина Александровна. – В 60-70-е годы, когда копейки в доме лишней не было, приходилось сдавать и за деньги». Большую часть жизни Мазуровские посвятили далеко не самым прибыльным (в финансовом, житейском смысле) отраслям: он выучке квалифицированных рабочих в сфере производственного обучения, она подготовке школьных учителей в Пединституте. Но об этом они никогда не жалеют и многих «своих ребят» вспоминают до сих пор. Из взрослой послевоенной жизни возвращаю Радия Анатольевича в те далекие 30-е. Ему хочется рассказать об отце что-то светлое и он вспоминает, как они с мамой ездили на поезде к отцу на свидание в поселок Сосновец. Было это в 1935 году или, может быть, позже: «Отец жил прямо в поселке, в комнате какого-то коттеджа. Ходил на работу свободно, без конвоя. Мы были у него дважды – один раз прожили неделю, во второй раз дней десять. И каждый раз отец на поезде провожал нас, кажется, до Медвежьегорска. Он вообще свободно передвигался от Сороки, нынешнего Беломорска, до Медгоры. Правда, домой в Петрозаводск никогда не приезжал». Этот феномен 30-х годов можно назвать лукавой имитацией свободы. Он возник еще на Соловках, а потом был успешно распространен на Беломорско-Балтийский лагерь. Его остроумно обозначил позже другой заключенный ББК И. Л. Солоневич. Совершив в 1934 году побег в Финляндию с братом и двумя товарищами, он выпустил за границей широко известную книгу о своих злоключениях «Россия в концлагере». Солоневич писал об изуверской по своей сути тенденции, которую насаждали в государстве того времени. Власти максимально ослабляли режим в концентрационных лагерях, словно бы, расширяя его рамки и создавая у заключенных иллюзию свободы. В то же время в стране режим неуклонно ужесточался, что создавало у обычных граждан реальное ощущение тотального, всеобъемлющего концлагеря…
Между тем в 1935 году у заключенного Выгозерского ЛПХ Беломорско-Балтийского комбината ОГПУ СССР инженера-мелиоратора Анатолия Александровича Мазуровского было очень много работы. Задача, которая была поставлена ему и тысячам других таких же заключенных, оказалась не менее масштабной, чем строительство искусственного водного пути из Онежского озера в Белое море. За десять лет (с 1933 по 1943 год) в экономике, сельском и лесном хозяйстве, а также в развитии инфраструктуры поселений Карелии предстояло сделать столько, сколько не было сделано за многие-многие века до этого. Чтобы тезис не выглядел безответственным, приведем сравнение только по двум главнейшим показателям. Первое. Население Карелии на первое января 1930 года составляло 372 тысячи человек. ББКомбинат рассчитывал к 1943 году занять в 33 отраслях собственного хозяйства 100 тысяч работников. При «коэффициенте семейности» 2, 75, общую численность ББКовского населения экономисты ГУЛАГа намерены были довести до 275 тысяч человек. Второе. К 1935 году республика имела площадей земли под картофелем, зерновыми, овощными и кормовыми культурами всего 66570 га. ББКомбинат планировал иметь 93700 га. В 1935 году в его хозяйствах только теплиц, в которых в круглогодичном цикле выращивали помидоры, огурцы и зелень, насчитывалось более 28 квадратных километров. Задача была вполне реальной. Специалисты тщательно обследовали зону вдоль Беломорского канала на площади до одного миллиона гектаров (!!!) и на основе полученных данных уже создавали почвенные и агротехнические карты для будущего развития сельского хозяйства региона. Но кто доложен был всё это исследовать, осваивать, застраивать, пахать и засеивать? В маленькой республике делать это было некому. Ведь чтобы только справиться планом лесозаготовок в начале 30-х годов северная приполярная республика каждый год вынуждена была завозить 40000 вербованных работников из России вместе с 5000 лошадей. Всего же вербовка рабочих в республику достигала пятой части от общей численности населения. К примеру, в зиму с 1929 на 1930 годы было завезено 50 767 человек и 23 503 лошади. В Беломорско-Балтийском Комбинате ОГПУ полагали, что работать будут «свободные колонисты» из Центральной России. К 1935 году 20 трудпоселков для них были уже построены и плотно заселены. Правда, жили в них не очень свободные, а точнее – совсем не свободные раскулаченные крестьяне из Центрально-Черноземных областей России. Всего же предполагалось построить 75 таких поселков, затем дать ряд льгот на переселение и обустройство, и дело, мол, сделано: тысячи крестьян снимутся с обжитых черноземов Воронежской, Орловской, Курской, Липецкой областей, чтобы поселиться в Карелии, среди комаров, на какой-нибудь каменистой щелье между болотом и лесным озерцом. Конечно, это была очередная большевистская авантюра, которая должна была закончится так же, как и многие другие до и после, -- насилием и кровью. Но даже из того, что ББКомбинат успел сделать за три первых года своего существования (с 1933 по 1935), можно сделать вывод в абсолютно людоедской серьезности намерений ОГПУ. Вот как, к примеру, кадровики Комбината заявляли в Москву потребности в рабочих кадрах на период до 1943 года: -- для эксплуатации Беломорско-Балтийского канала, включая судоремонт и портовое строительство, -- 5000 человек; -- для работы в совхозах и проведение мелиорации – 6000 человек; -- для рыбных промыслов и рыбопереработки – 3600 человек; -- для строительства металлургического комбината в Пудоже – 4000 человек; -- для строительства алюминиевого завода в Сосновце – 1850 человек; Вы еще не догадываетесь, где бы чекисты нашли рабочие руки? Просто пришли бы к вам домой или на работу, арестовали и увезли, чтобы объявить «свободным колонистом» и заставить корчевать лес под брюкву для свинофермы. Третьего августа 1936 года в Медвежьегорске подвели итоги социалистического соревнования среди хозяйств ГУЛАГА на «лучшее выполнение и перевыполнение планов 1935 года по сельскому хозяйству». Итоги оформили приказом наркома внутренних дел (№ 198 от 7 июня). Первое место нарком решил не присуждать, но для присуждения второго места (премия 15000 рублей с пометкой: «На культурно-бытовые нужды») из всех совхозов НКВД выбрал совхозы БелБалтКомбината. Лучшие руководители и специалисты из вольнонаемных получили в награду один радиоприемник, три фотоаппарата, два патефона с пластинками и две путевки в дом отдыха. Лучших работников из заключенных, «способствовавших своей работой успеху совхозов ББК», решено было премировать на общую сумму 7000 рублей. В списке 281 фамилия из 15 самостоятельных сельхозподразделений Комбината от Мурманска и Соловков до Шуньги и Падьмы на Заонежском полуострове. Все, кто был нужен Комбинату, трудились здесь: зоотехники и агрономы-полеводы, управляющие фермами и руководители совхозов, завбазами и эптомологи. В Кемском отдельном лагерном пункте, например, ударно трудился рабочий-огородник со странноватой для Севера фамилией Сан-Чан-Чу. В этот список под номером 127 включено знакомое нам имя инженера-мелиоратора Мазуровского Анатолия Александровича. Отец петрозаводского мальчика Роди получил за хорошую работу премию 30 рублей. Как теперь узнаешь, реальны ли были планы НКВД переиначить жизнь на громадных пространствах средней и северной Карелии – вплоть до Лапландских тундр? И скольким еще заключенным по политической 58-й статье и таким же, ни в чем не виновным перед государством «кулакам», нашлась бы могила в трясине бескрайних болот? Чем больше узнаешь о времени, в котором выпало жить моему герою Анатолию Александровичу Мазуровскому и тысячам таких как он, россиян, тем яснее становится печальное обстоятельство: шансов им не оставили почти никаких. В Карелии маховик политических репрессий был запущен в начале 1931 года. Первыми в его «жернова» попали крестьяне. За восемь месяцев 1931 года местными властями был осужден и выслан на Кольский полуостров и в Пудожский район, на остров Гольцы в Онежском озере 471 «кулак». Где в северной республике, на крохотной каменистой пашне, среди лесов и болот удалось найти полтысячи «мироедов-эксплуататоров трудового народа», сказать трудно. Но из документов видно, что их попросту придумывали сотрудники районных отделов НКВД, которые соревновались друг с другом в массовости арестов. Вот как, к примеру, были арестованы и расстреляны члены большой карельской семьи Тарасовых в деревушке Утуки, неподалеку от известного всей стране курорта Марциальные воды. В общем хозяйстве стариков-родителей и живших отдельно трех семейных братьев числились пять коров и три лошади. Следователи приписали этих лошадей и коров каждому (!!!) дому отдельно. На бумаге получилось внушительное стадо, и Тарасовых не стало… «Ликвидация кулачества как класса» в Карелии носила еще более жестокий характер, чем в центральной России. Власть объясняла это приграничным положением республики и выдуманными попытками «просачивания кулаков в Финляндию и смыкания с финскими фашистами». Весной 1932 года чекисты Карелии организовали целый ряд громких дел по разоблачению «контрреволюционеров», «разведчиков» и «каравнтюристов» практически на всей территории республики от севера до юга. Дела носили «звучные» названия и имели главное назначение -- заявить в центре, что и «нас не в опилках нашли», и мы кое-чего стоим. По следственным делам «Гости», «Полярники», «Союзники-Удача», «Самозванцы», «Паутина», «Мухоморы» и «Буран» проходило 127 человек. Результаты были доложены председателю ОГПУ Р. Менжинскому и вызвали его безусловное одобрение. Как известно, одобрение начальства должно было быть подкреплено новыми успехами. И успехи не заставили себя ждать. В 1933 году в 15 районах республики органы ОГПУ «вскрыли» уже громадную контрреволюционную организацию. В ней насчитывалось аж 1641 человек. Поскольку на территории малолюдной, полунищей и захолустной республики такая организация возникнуть сама по себе просто не могла, «делу» был придан соответствующий фон и вес. «Заговор финского геншаба» -- именно так чекисты назвали дело своих нечистых рук. С «делом» такого масштаба уже можно было идти на доклад к самому Сталину. И 25 декабря 1933 года вождю подали докладную записку «об успехах в части ликвидации». Летом 1933 года теперь уже следователи 3-го погранотряда «выявили» и репрессировали 100 человек, обвинив их в подготовке восстания и шпионаже. Все «шпионы» были местными жителями деревень Погранкондуши, Поросозеро, Палалахта, Реболы и других, буквально за огородами которых проходила линия Государственной границы. «Назначить» шпионом тут можно было любого. К слову сказать, в развязанной против народа войне на уничтожение чекисты Карелии в грязь лицом не ударили. Как и другим, им спустили из Москвы «лимит» на репрессии: 4500 человек. Они очень постарались и… репрессировали почти в два раза больше: 8428 человек. Перевыполнили, так сказать. Тогдашний секретарь Карельского обкома ВКП(б) Г. Н. Куприянов не без кокетливости докладывал в Москву: «Органы НКВД за эти два года провели, безусловно, громадную работу по разоблачению врагов народа, шпионов и т.д. Но при недостатках следственной работы мы не получили того, что могли получить…» Надеюсь, Геннадий Николаевич очень серьезно передумал свои оценки, когда сам из первых секретарей ЦК автономной республики и генералов оказался «врагом народа» и заключенным советского концлагеря -- на долгие годы и на очень далеком Севере.
Судя по документам в личном деле Мазуровского, под Магадан, в Северо-Восточные лагеря ОГПУ он попал совершенно сломленным и больным. Здесь его определили в некий Хасынский (?) леспромхоз при Лесном отделе Магаданского ИТЛ обыкновенным чернорабочим-лесорубом. Вероятно, он больше болел, чем выходил на работу. Скажем, за первые три месяца 1939 года за ним записано только 19 рабочих дней. При этом его характеристики магаданского периода положительные, хотя и ровно-объективные: «Слабый работник. Имеет незначительный трудовой навык. С орудием производства бережлив». «Отношение к труду удовлетворительное. Старателен. Качество работы хорошее. С инструментом бережен. Зав. участком Поносов». «…В быту уживчив, вежлив, нарушений лаг. режима, а также взысканий не имеет». …Анатолий Александрович не дожил до освобождения один год и четыре дня. 5 марта 1942 года он умер в стационаре отдельного лагерного пункта «Лесной» Лесного отдела Магаданского исправительно-трудового лагеря ОГПУ. Это в 52 километрах от Магадана. Диагноз, который поставил лагерный врач Лагутин, таков: «катаральное воспаление легких. Миакард». Причина смерти: «падение сердечной деятельности». Уже на следующий день тело умершего предали земле. Как и положено при подобных случаях, составили необходимый документ. «Акт 1942 г. марта 6 дня ОЛП при Лесном отделе. Мы нижеподписавшиеся, инспектор УРЧ ОЛП Лесн. Отдела Казаков Я. Г., лагстароста Кошелев Ф. С., медфельдшер Носов П. Г., составили настоящий акт в том, что с/числа на кладбище ОЛП Лесн. Отдела погребено тело умершего з/к Мазуровского Анатолия Александровича, л/д № 208778 1894 г.р. ст.58-6,7,10 срок 10 лет. Тело погребено в могиле глубиной 1,5 мт, в деревянном гробу, чистом нательном белье II срока, головой на юг. Вместе с телом в гроб вложена дактокарта* и акт о смерти, о чем составлен настоящий акт».
*Дактокарта – дактилоскопическая карта, то есть документ с отпечатками пальцев заключенного – прим. К. Г..
Честное имя Мазуровскому было возвращено лишь спустя 25 лет. «Постановление Коллегии ОГПУ в отношении… Мазуровского Анатолия Александровича… отменить и дело прекратить… за отсутствием состава преступления». Главный военный прокурор генерал-майор юстиции А. Горный. 19.VI. 1958 г.» В деле есть и справка о том, что «дело по обвинению гражданина Мазуровского Анатолия Александровича, 1894 года рождения, уроженца м. Любар, быв. Волынской губ., арестованного 28 января 1933 года, до ареста работавшего землеустроителем Петрозаводского горземотдела пересмотрено Военной Коллегией верховного Суда СССР 15 июля 1958 года. Постановление от 4 мая 1933 года в отношении Мазуровского А. А. – ОТМЕНЕНО и дело производством прекращено за отсутствием состава преступления. Гр-н МАЗУРОВСКИЙ А. А. реабилитирован посмертно. Зам. Председателя ВТ ЛенВО полковник юстиции Ананьев».
Трагическая судьба Мазуровского и его семьи -- только капля в целом океане горя, которое принесли нашему народу годы сталинщины. В картотеке МВД Карелии числятся 678 600 человек, прошедших через БелБалтИТЛ и БелБалтКомбинат НКВД СССР. А сколько безвестных имен и судеб еще хранят фонды Москвы, Санкт-Петербурга, Архангельска и других городов? Сколько их спрессовано в архивных папках ФСБ? И нам никак нельзя думать, будто это чьё-то частное горе. Это беда всего народа. Мы уже 70 лет пытаемся ею переболеть, изжить и освободиться, а у нас почти ничего не получается. Чудовищное, страшное прошлое и сегодня также живо, как и вчера.
Гнетнев К. В. Беломорканал: времена и судьбы. Далее читайте:Гнетнев Константин Васильевич (авторская страница).
|
|
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
|
Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании всегда ставьте ссылку |
