А.Л. Никитин

       Библиотека портала ХРОНОС: всемирная история в интернете

       РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

> ПОРТАЛ RUMMUSEUM.RU > БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА > КНИЖНЫЙ КАТАЛОГ Н >


А.Л. Никитин

1998 г.

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


БИБЛИОТЕКА
А: Айзатуллин, Аксаков, Алданов...
Б: Бажанов, Базарный, Базили...
В: Васильев, Введенский, Вернадский...
Г: Гавриил, Галактионова, Ганин, Гапон...
Д: Давыдов, Дан, Данилевский, Дебольский...
Е, Ё: Елизарова, Ермолов, Ермушин...
Ж: Жид, Жуков, Журавель...
З: Зазубрин, Зензинов, Земсков...
И: Иванов, Иванов-Разумник, Иванюк, Ильин...
К: Карамзин, Кара-Мурза, Караулов...
Л: Лев Диакон, Левицкий, Ленин...
М: Мавродин, Майорова, Макаров...
Н: Нагорный Карабах..., Назимова, Несмелов, Нестор...
О: Оболенский, Овсянников, Ортега-и-Гассет, Оруэлл...
П: Павлов, Панова, Пахомкина...
Р: Радек, Рассел, Рассоха...
С: Савельев, Савинков, Сахаров, Север...
Т: Тарасов, Тарнава, Тартаковский, Татищев...
У: Уваров, Усманов, Успенский, Устрялов, Уткин...
Ф: Федоров, Фейхтвангер, Финкер, Флоренский...
Х: Хилльгрубер, Хлобустов, Хрущев...
Ц: Царегородцев, Церетели, Цеткин, Цундел...
Ч: Чемберлен, Чернов, Чижов...
Ш, Щ: Шамбаров, Шаповлов, Швед...
Э: Энгельс...
Ю: Юнгер, Юсупов...
Я: Яковлев, Якуб, Яременко...

Родственные проекты:
ХРОНОС
ФОРУМ
ИЗМЫ
ДО 1917 ГОДА
РУССКОЕ ПОЛЕ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ПОНЯТИЯ И КАТЕГОРИИ

А.Л. Никитин

Слово о полку Игореве

Тексты. События. Люди

ВОКРУГ “СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ”.

(В связи с книгой М.Г.Булахова “Слово о полку Игореве” в литературе, искусстве, науке. Минск, 1989.)

Мы поразительно бедны справочниками и словарями, указателями и энциклопедиями. Но и те, что у нас имеются, содержат столь мизерную информацию, что кажутся составленными провизорами-гомеопатами. Не потому ли мы так часто “изобретаем велосипеды”, на которых другие уже давно участвуют в гонках? Между тем подлинная культура общества начинается именно со словарей и справочников, систематизирующих знания и накопленный опыт, переходящий по наследству новым поколениям. Справочники хранят память о неудачах и открытиях, о попытках прорыва в новые области знания, оборвавшиеся смертью исследователя, и о самих исследователях, знавших гораздо больше того, чем то, что они успели вложить в свои публикации.

Вышедший недавно в Минске краткий энциклопедический словарь “Слово о полку Игореве” в литературе, искусстве, науке”, созданный доктором филологических наук М.Г.Булаховым, представляет явление уникальное в полном смысле этого слова. Изданный на прекрасной бумаге, большим форматом, богато (если не сказать — роскошно) выполненный полиграфически, словарь этот являет собой одновременно альбом со множеством иллюстраций в тексте и цветными вклейками. Здесь воспроизведены обложки и титульные листы различных изданий “Слова о полку Игореве”, посвященных ему работ, множество иллюстраций к “Слову...”, фотографии документов, гравюр, архитектурных памятников и археологических раритетов, восходящих к эпохе “Слова...”, но главное — портреты и фотографии его переводчиков, исследователей, композиторов, художников, коллекционеров и даже оперных певцов. 250 словарных статей, одни из которых занимают всего небольшой абзац, тогда как другие — несколько страниц текста, снабжены подробной библиографией. Они содержат краткие биографические сведения о человеке, знакомят с содержанием его основных работ по “Слову...”, указывают критическую литературу. Читатель находит здесь сведения об открывателях и первых издателях древнерусского текста, о попытках его подделки, сведения о некоторых персонажах “Слова...”, о связанных с ним памятниках так называемого “Куликовского цикла” и о многом другом.

Но главное — о его переводчиках и исследователях.

Занимаясь каким-либо вопросом, изучая работы своих предшественников и современников, мы, как правило, не задумываемся, что это за люди, по какой причине их интересовал тот или другой аспект проблемы, почему они склонились к этому, а не к иному выводу. Причин много. Здесь сказывается и разобщенность исследователей в пространстве и времени, все большая нехватка времени и узкая направленность интересов, наконец, язык самих научных работ, обезличенный формулярными оборотами казенного стиля. Научные статьи, как и монографические исследования, сейчас создаются по трафарету, позволяя читать их “по диагонали”, пробегая текст так же, как колонки цифр на экране компьютера, выискивая интересующие в данный момент разделы и пункты.

В области “точных наук” подобное положение оправдано. Система доказательств и конечный вывод должен быть выражен словесной, а еще лучше — математической формулой, которую можно заложить в машинную память. В известной мере подобный подход возможен и в области наук биологических. Но что делать с текстом, насыщенным не только фактами, но и эмоциями, образами, иносказаниями, намеками, открывающими каждому читателю свои пласты “подтекста”?!

“Слово о полку Игореве” — лучшая тому иллюстрация.

За 190 лет, прошедших со дня его опубликования, “Слово...” вызвало к жизни тысячи статей, заметок, докладов, исследований, переводов, переработок и переложений, причем с годами количество их не сокращается, а растет. Поступательный ход науки словно бы увеличивает число таящихся в “Слове о полку Игореве” загадок, и споры, временами затихающие, через несколько лет разгораются с новой остротой. Впрочем тому есть много оснований.

До сих пор мы не пришли к согласию, что представляет собой “Слово...” — повесть, поэму, былину, поучение или еще что-то. Мы не пришли к однозначному решению, написано оно стихом или прозою. Не знаем даже, имеем ли перед собой цельный текст, или он составлен из отрывков разного жанрового характера — посланий, поучений, баллад, театрализованной драмы и собственно “слов”? Бесспорным сейчас представляется разве что неоднородность древнего текста, подтверждаемая как его структурным анализом, наблюдениями над историческими реалиями, так и специально лингвистическими исследованиями. “Слово...” многообразно, как Протей, поскольку включает в себя переработанные отрывки более древних поэтических произведений, восходящих к XI и — по-видимому — к Х веку, а в то же время несет на себе отпечаток более поздних переработок и напластований, с достоверностью датируемых концом XIV и второй половиной XV веков. Отсюда его внутренняя противоречивость, многоплановость, разнообразие образных систем, сталкивающихся порой в одной фразе, что приводит в отчаяние одних исследователей и возбуждает интерес и энергию у других. Мы знаем, что в некоторых частях “Слова...” его автор (автор 1185 г.) использовал тексты Бояна, поэта второй половины XI века, в которых точно так же уже были использованы тексты более древние, восходящие ко второй половине Х века (так называемый “архаический” или “дунайский пласт”); мы видим, что в более позднее время “Слово...” было переработано под влиянием победы на Куликовом поле, когда в тексте появились настойчивые упоминания “Дона” и абсурдные (с точки зрения ситуации 1185 года) призывы мстить Кончаку... за Игоря, которого тот спас от плена и выкупа!

Тогда же или несколько позднее текст “Слова...” был использован автором “Задонщины” так же, как в свое время автор “Слова...” использовал в своем творчестве поэмы Бояна.

Конечно, уже эти шаги в деле раскрытия загадок “Слова...” оказались чрезвычайно важны, потому что впервые позволили доказательно, а не голословно, опровергнуть тезис так называемой “скептической школы” о написании “Слова...” в конце XVIII века Иоилем Быковским или самим А.И.Мусиным-Пушкиным. Этот тезис, опиравшийся, с одной стороны, на ряд исторических несоответствий древнерусского текста действительности того времени, а с другой — на уверения “академического официоза” в “монолитности” “Слова...”, отсутствии в нем более ранних заимствований и более поздних вставок и переделок, оказывались неодолимым препятствием как для понимания самого текста, так и для ведения научных дискуссий: противники “скептиков” сами же вооружали их против “Слова...”.

Чтобы доказать древность “Слова...” нужны были не патриотические лозунги, а факты, непротиворечиво объясняющие противоречия текста. Сделать это удалось, опираясь как на системный анализ, так и на забытые или игнорируемые работы исследователей второй половины XIX и первой половины XX века. Практически все основные предпосылки для построения новой концепции можно найти в трудах Е.В.Барсова, В.Ф.Миллера, В.Н.Перетца, В.Ф.Ржиги, М.Н.Тихомирова и многих других, подходивших к “Слову...” не как к иконе, которую следует лишь прославлять, умиляться и на нее молиться, а как к замечательному историко-поэтическому феномену, посланному в будущее из прошедших веков, и потому требующего всестороннего анализа, правильного прочтения и понимания.

Начав с портретов и фотографий исследователей, помещенных в новом словаре, я совсем не случайно затронул проблемы изучения древнерусского памятника. Голос человека, его манера держаться, говорить, да и сам его облик, открывают собеседнику гораздо больше, чем произнесенные тем слова. В подсознании возникает образ, способствующий установлению контакта или резко ему противящийся. Такую же роль играет и портрет человека, оказывающийся для читателя не элементом полиграфического оформления, а “пакетом” чрезвычайно важной информации.

Фотографии людей, помещенные в словаре, на мой взгляд, гораздо важнее, чем воспроизведенные здесь же титульные листы. И можно только пожалеть, что М.Г.Булахов, помещая, скажем, портрет коллекционера и популяризатора изданий “Слова...” С.С.Воинова или актера А.С.Пирогова в роли (дважды, как и С.Я.Лемешева), не нашел места для фотографии такого исследователя “Слова...”, как А.Н.Робинсон, без работ которого о месте древнерусского произведения в ряду других средневековых литератур Востока и Запада невозможно представить современное “слововедение”, или старейшего переводчика С.В.Шервинского, многие годы возглавлявшего Постоянную комиссию по “Слову о полку Игореве” СП СССР (позднее — Постоянная комиссия по проблемам “Слова о полку Игореве” СП СССР).

Ну, а как объяснить отсутствие в словаре фотографий таких исследователей, как А.Мазон, А.А.Зимин, А.А.Косоруков, В.Д.Кузьмина, Г.В.Сумаруков, Л.А.Творогов, В.Г.Федоров, Н.В.Шарлемань? Случайностью или преднамеренностью, за которой скрываются какие-то тайные соображения автора словаря или его научного редактора, члена-корреспондента АН СССР Л.А.Дмитриева? Ведь получить перечисленные фотографии никакого труда не составило бы! И место можно было бы найти, отказавшись от “удвоения” (и даже “утроения”) портретов некоторых персонажей...

Впрочем, большая часть замеченных огрехов объясняется, видимо, простой невнимательностью, как, например, утверждение, что пишущий эти строки датирует создание “Слова...” началом XIII века, тогда как на самом деле такое предположение было им высказано лишь в самой первой его статье, а в последующих работах (список которых, кстати сказать, приведен) аргументировано указывался именно 1185 год. Труднее понять, какими источниками пользовался автор словаря, утверждая, что Кончак был разбит под Переяславлем южным в 1185 году объединенными силами киевских князей, поскольку летописи сообщают, что князья не пошли выручать переяславльцев и Кончак ушел сам, предварительно ранив на поединке переяславльского князя Владимира Глебовича (статья “Кончак”). Непонятно и происхождение отчества Кончака — “Артыкович” — вместо традиционного “Атракович” (“Отракович”), которое нам известно из письменных источников.

Вряд ли стоит в этой статье подробнее останавливаться на погрешностях, которых специалисты отметят гораздо больше в своих областях. Исправить их можно в последующем массовом издании, безусловно необходимом, поскольку сейчас словарь напечатан всего только тиражем в 15 000 экземпляров.

Важнее мне кажется обратить внимание на тенденцию, которую можно заметить при чтении статей словаря и которая мне сразу напомнила последний юбилей “Слова...”. Тогда с академических амвонов, к сожалению, подхваченные и некоторыми печатными органами, гремели анафемы в адрес “дилетантов”, посмевших не только заинтересоваться, что представляет собой замечательный памятник древнерусской литературы, но и попытаться по-своему прочитать и даже — о ужас! — толковать его. Наукообразная брань перемежалась с подтасовками, а кое-где и прямыми доносами, обвиняющими в “непатриотизме”, причем отвечать и оправдываться жертвам было запрещено негласным распоряжением “верхов”. Командно-приказная система в науке и культуре тогда еще действовала с такой же бесцеремонностью, как в народном хозяйстве и во внутренней политике страны.

Почему я об этом вспомнил? Потому что, как бы ни был краток этот первый энциклопедический словарь, в нем следовало найти место для статьи “Скептическая школа” с указанием имен ее представителей, используемых ими аргументов и полной библиографией. Ее отсутствие не восполняется краткими и слишком общими статьями о А.Мазоне и А.А.Зимине, а идущие из прежней эпохи такие словосочетания как “тенденциозные утверждения” и “бездоказательные домыслы Мазона” производят самое тягостное впечатление. И не только они.

Конечно, М.Г.Булахов проявил максимум демократизма, поместив рядом с такими учеными, как Д.С.Лихачев, В.П.Адрианова-Перетц, Б.А.Рыбаков и Л.А.Дмитриев фальсификаторов Бардина и Сулакадзева, а так же некоего Струйского, славного лишь тем, что перевел “Слово...”, так и не напечатав перевода. Но почему же среди них не нашлось места ни для О.Сулейменова, столь много сделавшего для возбуждения общественного интереса к “Слову...”, ни для Л.Н.Гумилева, с концепциями которого можно спорить, их отвергать, но никак не замалчивать? Стоит напомнить, что именно они в последние десятилетия указали на интернационализм “Слова...”, аргументировали положение о мирном сосуществовании в ту эпоху славянских и тюркских народов, о взаимодействии их этносов и культур, об отсутствии конфронтации и расовой ненависти на пространствах Восточной Европы в домонгольское и более позднее время.

Действительно, любой непредвзятый читатель, обратившийся с карандашом и бумагой к нашим древнейшим летописным сводам — Ипатьевской и Лаврентьевской летописям, — разобравшись в родственных связях и причинах конфликтов, будет поражен вздорностью повторяемых рядом историков и археологов заявлений о “половецкой опасности” и “конфронтации Руси со Степью”, “державшей в тисках” Русь на протяжении почти двух веков (середина XI — начало XIII вв.). Он увидит, что подавляющее большинство столкновений с половцами было инспирировано действиями киевских князей, проводивших провизантийскую, антиполовецкую политику, тогда как черниговские и владимиро-суздальские князья, боровшиеся за независимую от Византии Русь, неизменно выступали за союз со Степью, за совместную борьбу тюрок и славян против Империи.

Как это выглядело на деле и почему могла возникнуть столь чреватая последствиями ошибка?

Не имея здесь возможности подробно ответить на первый вопрос и отсылая интересующихся к одной из моих работ, опубликованной в журнале “Наука и религия” (1988 г., №№ 9-10, 12), остановлюсь на второй.

Мне кажется, мы давно забыли, что основой мировой истории, основой развития прогресса является не война, а мир. Гражданская война, ставшая “колыбелью” нашего общества и государства, наложила неизгладимый отпечаток на сознание народа и государственные институты, выработав стереотип формируемых поколений “бойцов и строителей”. Начиная с октября 1917 года, война на внешних фронтах неизменно сменялась войнами против собственного народа, отмеченными гекатомбами десятков миллионов людей. Завершив Великую Отечественную войну за пределами нашей страны, мы продолжали ее вести до самого недавнего времени в своих книгах, газетах и журналах, на экранах кинотеатров, по радио и телевидению. Все это называлось “патриотическим воспитанием”. За 45 лет непрерывных атак, артподготовок, стрельбы, бомбежек и взрывов, жестокости и насилия на экранах мы вырастили три поколения людей, привычных к преступлениям и насилию. Так стоит ли теперь удивляться стихии преступности и насилия, которая затопила наши города и села, не вмещается в “исправительные” лагеря и тюрьмы, привела к гражданской войне, полыхающей в Закавказье и готовой вот-вот вспыхнуть в Поволжье и в Средней Азии?!

То же самое мы испытываем в науке, литературе и в искусстве, где высшими государственными премиями отмечали опять-таки “военно-патриотическую” тему. Исключительно под этим углом зрения рассматривалось и “Слово о полку Игореве”. Созданное в 1185 году как призыв к миру, оно превратилось (правда, после переработок XIV-XV вв.) в устах его официозных истолкователей и под пером иллюстраторов в подобие “крестового похода” русских князей против тюркских народов. И вот уже маститый историк уверяет нас со страниц своих популярных монографий, что чуть ли не с начала возникновения древняя Русь “изнемогала” под натиском Степи, “отдавая все свои силы” на борьбу с восточными ордами...

Ну, а как же тогда культурный и экономический расцвет этой самой Руси, в котором не приходится сомневаться? Откуда обилие ее неукрепленных — в отличие от Западной Европы — городов, где жило, торговало, смешивалось разноязыкое население? Откуда открытость и высокая гуманность древней русской культуры, в которой так много именно восточных элементов — в постройках, украшениях, в декоре храмов, наконец, в былинах и в песнях, в самом языке, развивавшемся и обогащавшемся за счет органического заимствования и усвоения тюркских говоров?!

Не надо путать половцев с монголами, а их жизнь в южно-русских степях — с трагическим для обеих народов монгольским нашествием. Потому что отсюда — один шаг к шовинизму и расизму.

Многочисленные иллюстрации к “Слову...”, воспроизведенные в словаре М.Г.Булахова, как нельзя лучше показывают неслучайность появления подобных тенденций в “слововедении” за последние десятилетия. Обычно педалирование воинской (вернее — воинствующей) темы в толковании древнерусского памятника объясняли необходимостью “патриотического воспитания” его читателей. Когда человек почти ничего не знает об истории собственной страны и народа, подобные уверения звучат убедительно. Он даже может поверить, что и десять столетий назад между народами возникали такие же национальные конфликты, как те, что мы наблюдаем сейчас.

Но я не случайно начал эту статью с разговора о словаре, как основе культуры и хранилище фактов.

О прошлом следует говорить, исходя из самого этого прошлого. Сравнивая миниатюры летописей, на которых изображены военные столкновения русских и половцев, сравнивая иллюстрации к “Слову...” прошлого и начала нашего века с современными, нельзя не заметить, как рыцарский дух воинской схватки, сохраняемый на протяжении всего этого времени, сменяется все более подчеркиваемым расовым противостоянием. И это тоже неверно, потому что половцы, как и все тюрки древности, принадлежавшие к европейской, а не к азиатской семье народов, ничуть не походили на китайцев или монголов. Что же касается того, как происходили сражения средневековья, например, битвы крестоносцев с мусульманами, исчерпывающие сведения дает их очевидец, Усама ибн Мункыз в известной “Книге назиданий”, имеющейся в русском переводе.

Больше того. Обратившись к многочисленным запискам участников войны на Кавказе в прошлом веке, к тому же “Хаджи-Мурату” Л.Н.Толстого, мы обнаружим удивительное рыцарство отношений, поскольку даже в смертельной схватке перед нами проявляется не национальный фанатизм и озлобление, а элементы игры и молодечества, которое — к сожалению — было бы тщетно искать в наших войнах...

Да, не следует из истории делать “политику, опрокинутую в прошлое”, потому что это всегда будет грязная политика. Не надо навязывать истории народа то, что было ей несвойственно, чего в ней попросту не было. Не надо приписывать автору “Слова...” воинствующего шовинизма, которые усвоены ему тенденцией последующих переработчиков и современных толкователей. Его нет в интонациях дошедших до нас подлинных фраз XII века. Вот почему именно Кончак выступает перед Гзаком заступником за Игоря и его сына; вот почему именно в завершающих, как бы подводящих итог строках поэмы автор провозглашает славу не “великому Святославу”, не Игорю, а Владимиру Игоревичу с Кончаковною — славу союзу Руси со Степью!

...Много, очень много мыслей и чувств рождает такой компендиум сведений о “Слове...”, которое открывается читателю этого уникального словаря, посвященного... чему? Тексту, который пришел к нам из глубин веков? Людям, которых этот текст подвигнул на те или иные действия и размышления? Истории нашей и мировой культуры, которые немыслимы теперь без “Слова о полку Игореве”? Или — истории наших народов, многие из которых отражены “Словом...” и в “Слове...”? А, может быть, нам самим, все еще учащимся понимать людей, время, народы, самих себя в своем становлении и взрослении?

Вероятно, здесь имеет место все перечисленное. Но есть еще и обретение опыта истории, который помогает нам решить как сугубо научные проблемы, так и те, что так тревожат нас сейчас. Потому что наше будущее зависит от того, как скоро мы увидим в указанных мною приметах шовинизм, нетерпимость к инакомыслию, национальной ограниченности и боязни “ниспровержения основ” только историю, то есть то, от чего мы должны уйти, оставив все это в наследство составителям словарей и энциклопедий. В том числе — составителям будущей полной “Энциклопедии “Слова о полку Игореве”, вопрос о необходимости создания которой не раз поднимался автором на заседаниях Постоянной комиссии по проблемам “Слова о полку Игореве”.

Вернуться к оглавлению

Никитин  А.Л. Слово о полку Игореве. Тексты. События. Люди. М., 1998.


 

 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании всегда ставьте ссылку