Родственные проекты:
|
Воспоминания террориста
Часть II
ГЛАВА I. Покушение на Дубасова и Дурново
II
После
неудачного московского восстания снова был
поднят вопрос о боевой организации. Не
могло быть сомнения, что правительство
окончательно вступило на путь реакции, а
следовательно, не могло быть сомнения и в
необходимости террора. Однако, решение
этого вопроса было отложено до окончания
работ первого общепартийного съезда. Съезд
этот состоялся в самом конце 1905 г. и в первых
числах января 1906 г. в гостинице «Turisten» на
Иматре.
Гостиницу
эту содержал член финской партии Активного
Сопротивления Уно Серениус. В Финляндии еще
не был принят тогда закон о выдаче
политических преступников, и члены съезда
могли, не боясь за свою безопасность,
спокойно работать в течение нескольких
дней. На съезде не поднимался вопрос о
центральном терроре, — он был решен в
заседании избранного съездом центрального
комитета, куда вошли по выбору: М.А.Натансон,
В.М.Чернов, Н.И.Ракитников, А.А.Аргунов и Азеф.
Впоследствии в состав этого комитета были
кооптированы еще: П.П.Крафт (умер в 1907 г. в
Петербурге), С.Н.Слетов и я. Я присутствовал
на заседаниях съезда в качестве одного из
представителей боевой организации, но в
дебатах участия не принимал.
Съезд,
после долгих прений, выработал программу
партии социалистов-революционеров и ее
организационный устав. Он, кроме того,
единогласно принял постановление о бойкоте
первой Государственной Думы и выборов в нее.
Из отдельных его эпизодов я считаю
важнейшим дебаты по поводу предложения,
внесенного В.А.Мякотиным, А.В.Пешехоновым и
Н.Ф.Анненским — впоследствии основателями
народно-социалистической партии.
В
вечернем заседании 30 декабря 1905 года,
посвященном вопросу об организационном
уставе, попросил слова тов. Рождественский (В.А.Мякотин).
Он сказал:
«...Наша
жизнь пришла к моменту, когда требуется
выступление открытой политической партии,
но устав обходит этот вопрос. Между тем,
можно ли сомневаться, что только такая
открытая партия, организованная на
демократических началах, что только она
может создать новые формы жизни?
Разрушительная работа может еще
производиться небольшими группами, работа
же созидательная должна совершаться
большими организованными массами, — и
такая работа нам предстоит... Кто останется
с кружками, — те останутся в стороне. Речь
идет не об одном выборном начале, — это
сравнительно мелочь; речь может идти только
о том, переходить ли на путь открытой
политической партии или нет».
В.А.Мякотин
предлагал совершенно новый принцип
организации. Он звал партию из подполья на
широкую политическую арену, он требовал
замены конспиративной кружковщины
открытой и, по манифесту 17 октября,
легальной агитацией в массах. Только такая
агитация могла, по его мнению, привести к
созданию сильной и связанной с народом
партии. Н.Ф.Анненский поддерживал его
предложение:
«...Теперь
везде играют роль массы, и с одним
сочувствием далеко не уйти. Партия не
всегда могла быть в курсе, как настроена
масса, хотя бы по вопросу о забастовке;
уверенности в настроении массы не было,
было только угадывание, как эта масса
чувствует. Надо сплотить массу. До сих пор
приискивали по одному человеку; когда будет
сорганизована масса, она сама начнет
выделять силы, в интересах борьбы выделять
пропагандистов. Массу нельзя связать с
конспиративной организацией, вовлечь в
конспирацию. Единственный путь:
существующую организацию конспиративную
сохранить и рядом с ней строить другую.
Говорят, что сейчас это несвоевременно; но
после 17 октября был период, когда этого не
сказал бы никто, и мы тогда, предвидя
реакцию, настаивали перед центральным
комитетом на открытой партии. Центральный
комитет не решился тогда взять на себя
ответственность за это и отказался... Мы
полагаем, что за организацию новой партии
должны взяться люди, стоящие во главе
существующей организации; если они
возьмутся за это, то они и придадут новой
партии необходимую окраску, создадут
настроение, и тогда должна будет
определиться равнодействующая обеих
организаций. Надо сохранить существующую
организацию, улучшить ее, как деловую, и в то
же время, пользуясь имеющимися силами,
качать организацию новой большой партии...
Когда масса сорганизуется и обратится в
партию, ока будет иметь громадную силу».
Анненскому
и Мякотину возражали многие товарищи.
Сущность этих возражений сводилась к
следующему:
«Понимание
необходимости при первой же возможности
организовать открытую партию у нас есть, но
оно дополняется еще другим пониманием, —
необходимости упорного расчищения пути
суровой борьбой, натиском сорганизованных
конспиративно-боевых сил. Мы работаем для
будущей открытой организации даже тогда,
когда по внешности пользуемся
противоположным методом, — уходим в
подполье, кропотливо, во тьме, куем оружие и
втайне готовим удары врагу. Но, может быть,
настало время проститься с нелегальностью
главной части работы? Ничего подобного;
напротив: организации, выступившие открыто
и легально, как, например, крестьянский
всероссийский союз, железнодорожный союз и
т.д., теперь загоняются в подполье. Я ставлю
товарищам первый вопрос: считаем ли мы
возможным обойтись дальше без террора? Если
же это очевидно невозможно, то возможна ли
организация такой партии, в программе
которой стоит террор? А если это невозможно,
то что же возможно? Здесь-то и выступает
следующее предложение товарищей;
параллельно открытой партии почему не быть
партии конспиративной, сохраняющей прежние
приемы борьбы? Удвоим себя, будем
существовать «в двух лицах». Затруднение,
по-видимому, устранено, но только по-видимому.
На его место встает новое затруднение:
каждая партия должна иметь определенную
тактику, на каждый вопрос партия должна
отвечать открыто. Как же стали бы отвечать
обе партии на самые больные, самые острые
вопросы? Если они будут отвечать одинаково,
то, следовательно, это будет одна партия, и
двойное существование ее никого не обманет.
Если будут отвечать различно или если одна
будет на известные вопросы отвечать, а
другая умалчивать, то дело неизбежно
кончится их расхождением... Неизбежно
возникнут трения и борьба. Да разве мыслимо
быть рядом в двух партиях?»
Оратор
закончил свою речь следующими словами,
которые были покрыты аплодисментами: «Мы
говорили, что рабочий класс должен быть
верховным законодателем, но путь к такой
организации, которая осуществит «прямое
народное законодательство», лежит через
Кавдинские ущелья, а через эти ущелья
необходимо идти сомкнутым строем, тесными
группами, в них пройдешь широко развернутым
фронтом» (речь В.М.Чернова).
После
долгих дебатов В.А.Мякотин внес на суждение
съезда следующую резолюцию:
«Признает
ли съезд желательным, сохраняя пока
существующую организацию активных сил
партии, приступить при их деятельном
участии, к созданию открытой политической
партии, как особой организации, построенной
на широких демократических началах?»
Большинством
всех голосов против одного при семи
воздержавшихся съезд по поводу этой
резолюции высказался отрицательно. Затем
была принята резолюция И.А.Рубановича и М.А.Натансона:
«Партия
социалистов-революционеров,
представительница интересов городского
пролетариата и трудового крестьянства,
объединяемых ею в единый рабочий класс,
борющийся непримиримо против всех классов
эксплуататоров и партий, их представляющих,
как бы ни были радикальны политические
программы последних, — стремится всей
своей деятельностью к установлению такого
режима, при котором эта борьба могла бы
происходить в самых широких размерах, в
самом тесном общении и единении с
трудящимися массами, на вполне открытой
арене и в кадрах открытой организации.
В
виду современных политических условий и
потребностей текущей борьбы, немедленный
переход от конспиративной организации к
вполне открытой партии социалистов-революционеров
признается еще невозможным».
В
обоих случаях я воздержался от голосования.
Я не мог голосовать за резолюцию Пешехонова,
Анненского и Мякотина, потому что считал
задачу, намеченную ими, практически в
данное время неосуществимой: правительство
несомненно не допустило бы легального
существования партии социалистов-революционеров,
даже если бы боевые ее силы были выделены в
особую, совершенно самостоятельную
организацию. Опыт партии народных
социалистов доказал впоследствии
невозможность существования в России
открытой социалистической партии: сами
основатели ее, я думаю, должны признать, что,
благодаря преследованиям правительства, ее
влияние на массы было невелико, а ее
политическое значение — ничтожно.
Я
не мог также голосовать за резолюцию
центрального комитета. Я считал, что
предложение Пешехонова, Анненского и
Мякотина было в принципе верно, и что,
наоборот, съезд, в лице центрального
комитета, не уловил того противоречия в
партийной тактике, которое впоследствии не
раз давало себя чувствовать и не раз
ставило партию и, в частности, террор в
тяжелое положение. Большинство партийных
работников стремилось ко всеобщему
вооруженному восстанию, как конечному и
победоносному завершению начавшейся
революции. Это вооруженное восстание
казалось им возможным и близким. «Принимая
во внимание, — гласит одна из резолюций
съезда, — что, по нашему общему убеждению,
крупный аграрный взрыв, если не полное
крестьянское восстание, в целом ряде
местностей почти неизбежен, съезд
рекомендует всем учреждениям партии быть к
весне в боевой готовности и заранее
составить целый план практических
мероприятий, вроде взрыва железных дорог и
мостов, порчи телеграфа, распределить роли
в этих предприятиях и т.д., наметить
административных лиц, устранение которых
может внести дезорганизацию в среду
местной организации, и т.д.» (принято без
прений).
Такой
взгляд диктовал, конечно, и определенную
тактику. Террор центральный и местный
отходил на второй план. Наоборот, «техническая
подготовка восстания» приобретала
первостепенное значение. Не меньшее
значение приобретала и революционная
агитация в массах. Отсюда бойкот первой
Думы, как средство для такой агитации,
отсюда участие во второй Думе, как
использование думской трибуны в тех же
целях. Отсюда, далее, — подчинение террора
агитационным задачам и агитационных задач
— подготовке восстания. В этом взгляде была,
конечно, своя логика, но нельзя не признать,
что реальные условия жизни разрушили ее.
Конспиративно и кружковщиной нельзя
серьезно воздействовать на массы: в
пределах нелегальной партии агитация
всегда ограничена, неизбежно захватывает
только узкие слои народных масс. И дальше, —
«подготовка восстания», «план практических
мероприятий» при отсутствии стихийного
взрыва, исключающего нужду в такой
подготовке, — осуществимы только
конспиративной организацией, заговором.
Большинство партийных работников в своей
тактике попадало, поэтому, в заколдованный
круг: только открытая агитация может дать
желательный результат, только заговор
может результат этот использовать
технически. Соединение того и другого в
одной партии неизбежно ведет ее к
ослаблению — либо агитация замыкается в
рамки подпольных комитетов, либо «подготовка
восстания» сталкивается с открытой или
полуоткрытой агитацией и теряет тогда
характер заговора. Пешехонов, Мякотин и
Анненский поняли это противоречие и
пытались его устранить. Я не мог не
согласиться с ними.
Далее.
Самые надежды на близость всеобщего
восстания могли казаться преждевременными.
Не было признаков, знаменующих высокий
подъем революционного настроения в
крестьянстве. Поэтому едва ли разумно было
строить партийную тактику на уверенности в
близости крупного аграрного взрыва.
Наоборот, можно было прийти к необходимости
медленной и долгой, упорной
социалистической работы, работы созидания
партии легальным путем. 17 октября был дан
известный минимум политической и
гражданской свободы. Немедленное
использование этого минимума в целях
мирной социалистической пропаганды, с
одной стороны, и закрепления легальных
партийных форм, с другой, — такова была, по
мнению Анненского, Пешехонова и Мякотина,
одна из насущных задач только что
пережитого момента. И в этом пункте я не мог
с ними не согласиться.
Наконец,
в дебатах на съезде было вскользь упомянуто
еще об одном вопросе — о центральном
терроре. Необходимостью его Чернов
аргументировал невозможность разделения
партии на две части. Если бы я даже мог
признать, что всеобщее восстание неизбежно
и близко, то и тогда я не присоединился бы к
мнению партийного большинства. В моих
глазах партия даже в то время была
недостаточно сильна, чтобы ставить перед
собою две одинаково трудные практические
задачи: задачу «подготовки восстания» и
задачу террора. Неизбежно силы партии
разбились бы. Неизбежно террор пострадал бы
в своей интенсивности и широте. Неизбежно «техническая
подготовка» лишилась бы многих ценных
работников. Отказ же от вооруженного
восстания и соединение в одной партии
боевых функций с мирной социалистической
агитацией не привел бы к результатам лучшим,
чем те, которые получились от тактики,
принятой большинством съезда. Террор
неизбежно мешал бы мирной работе, отвлекая
от нее силы и средства. Он неизбежно
компрометировал бы ее, как компрометировал
социально-революционную фракцию во второй
Думе. И, наоборот, мирная социалистическая
агитация в пределах той же партии неизбежно
препятствовала бы развитию террора:
интересы партийной агитации взяли бы верх
над интересами террора и революции. Так
случилось впоследствии, когда террор был
неоднократно прекращаем и возобновляем
центральным комитетом по причинам
политическим, т.е. по условиям данного
преходящего момента.
Вот
почему я, не голосуя за предложение
Анненского, Пешехонова и Мякотина, не
голосовал также и за формулу центрального
комитета. Я находил, что надежды на всеобщее
восстание преждевременны, что только
террор является той силой, с которой
правительство будет серьезно считаться и
которая может вынудить его на значительные
уступки; что партийная тактика должна,
поэтому, прежде всего исходить из пользы
террора; что польза террора, как равно и
интересы мировой социалистической
агитации, требуют в настоящий момент
разделения партии на две идейно связанные,
но организационно независимые части: на
партию полулегальной или даже
конспиративной социалистической агитации,
но не в целях всеобщего в близком будущем
восстания, а в целях распространения
партийных идей, и на организацию, которая,
сосредоточив в себе все боевые социально-революционные
элементы, поставила бы своей целью развитие
центрального и местного широкого
террористического движения.
Мнение
Анненского, Пешехонова и Мякотина осталось
в меньшинстве. Они все трое ушли из партии. Я,
немедленно после съезда, вместе с Азефом
приступил к воссозданию боевой организации.
Другие параграфы главы: |
I |
II |
III |
IV |
V |
VI |
VII |
VIII |
IX |
X |
XI |
XII |
Б.Савинков. Воспоминания террориста. Издательство "Пролетарий", Харьков.
1928 г.
Электронная версия текста с сайта Бориса Чимит-Доржиева. Для навигации по
книге использована обложка современного издания.
|
