|
|
Феликс Юсупов |
|
- |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
БИБЛИОТЕКАА: Айзатуллин, Аксаков, Алданов...Б: Бажанов, Базарный, Базили...В: Васильев, Введенский, Вернадский...Г: Гавриил, Галактионова, Ганин, Гапон...Д: Давыдов, Дан, Данилевский, Дебольский...Е, Ё: Елизарова, Ермолов, Ермушин...Ж: Жид, Жуков, Журавель...З: Зазубрин, Зензинов, Земсков...И: Иванов, Иванов-Разумник, Иванюк, Ильин...К: Карамзин, Кара-Мурза, Караулов...Л: Лев Диакон, Левицкий, Ленин...М: Мавродин, Майорова, Макаров...Н: Нагорный Карабах..., Назимова, Несмелов, Нестор...О: Оболенский, Овсянников, Ортега-и-Гассет, Оруэлл...П: Павлов, Панова, Пахомкина...Р: Радек, Рассел, Рассоха...С: Савельев, Савинков, Сахаров, Север...Т: Тарасов, Тарнава, Тартаковский, Татищев...У: Уваров, Усманов, Успенский, Устрялов, Уткин...Ф: Федоров, Фейхтвангер, Финкер, Флоренский...Х: Хилльгрубер, Хлобустов, Хрущев...Ц: Царегородцев, Церетели, Цеткин, Цундел...Ч: Чемберлен, Чернов, Чижов...Ш, Щ: Шамбаров, Шаповлов, Швед...Э: Энгельс...Ю: Юнгер, Юсупов...Я: Яковлев, Якуб, Яременко...Родственные проекты:ХРОНОСФОРУМИЗМЫДО 1917 ГОДАРУССКОЕ ПОЛЕДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАПОНЯТИЯ И КАТЕГОРИИ |
Феликс ЮсуповВоспоминанияКонец РаспутинаXIIIВойдя в дом, я услышал голоса моих друзей. Покрывая их, весело звучала в граммофоне американская песенка. Распутин прислушался. - Что это - кутеж? - - Нет, у жены гости, они скоро уйдут, а пока пойдемте в столовую выпьем чаю. Мы спустились по лестнице Войдя в комнату, Распутин снял шубу и с любопытством начал рассматривать обстановку. Шкаф с лабиринтом особенно привлек его внимание. Восхищаясь им, как ребенок, он без конца подходил, открывал дверцы и всматривался в лабиринт. К моему большому неудовольствию, от чая и от вина он в первую минуту отказался. "Не почуял ли он чего-нибудь? - подумал я, но тут же решил - Все равно живым он отсюда не уйдет". Мы сели с ним за стол и разговорились. Перебирали общих знакомых, вспоминали царскую семью, Вырубову, коснулись и Царского Села - Григорий Ефимович, а зачем Протопопов к вам заез жал? Все боится заговора против вас? - спросил я. - Да, милый, мешаю я больно многим, что всю правду-то говорю. Не нравится аристократам, что мужик простой по царским хоромам шляется, - все одна зависть да злоба. Да что их мне бояться? Ничего со мной не сделают загово рен я против злого умысла. Пробовали, не раз пробовали, да господь все время просветлял. Вот и Хвостову не удалось - наказали и прогнали его. Да, ежели только тронут меня - плохо им всем придется. Жутко звучали эти слова Распутина там, где ему готовилась гибель. Но ничего не смущало меня больше. В течение всего нашего разговора одна только мысль была в моей голове за ставить его выпить вина из всех отравленных рюмок и съесть все пирожные с ядом. Через некоторое время, наговорившись на свои обычные темы, Распутин захотел чаю. Я налил ему чашку и придвинул тарелку с бисквитами. Почему-то я дал ему бисквиты без яда. Уже позднее я взял тарелку с отравленными пирожными и предложил ему. В первый момент он от них отказался. - Не хочу - сладкие больно, - сказал он. Однако вскоре взял одно, потом второе. Я не отрываясь смотрел, как он брал эти пирожные и ел их одно за другим. Действие цианистого калия должно было начаться немедленно, но, к моему большому удивлению, Распутин продолжал со мной разговаривать как ни в чем не бывало. Тогда я решил предложить ему попробовать наши крымские вина. Он опять отказался. Время шло. Меня начинало охватывать нетерпение. Я налил две рюмки, одну ему, другую себе, его рюмку я поставил перед ним и начал пить из своей, думая, что он последует моему примеру. - Ну давай, попробую, - сказал Распутин и протянул руку к вину. Оно не было отравлено. Почему и первую рюмку вина я дал ему без яда - тоже не знаю Он выпил с удовольствием, одобрил и спросил, много ли у нас вина в Крыму. Узнав, что целый погреб, он был очень этим удивлен. После пробы вина он разошелся. - Давай-ка теперь мадеры, - попросил он. Когда я встал, чтобы взять другую рюмку, он запротестовал: - Наливай в эту. - Ведь нельзя. Григорий Ефимович, невкусно все вместе - и красное и мадера, - возразил я. - Ничего, говорю, лей сюды... Пришлось уступить и не настаивать больше. Но вскоре мне удалось как будто случайным движением руки сбросить на пол рюмку, из которой пил Распутин; она разбилась. Воспользовавшись этим. я налил мадеры в рюмку с цианистым калием. Вошедший во вкус питья, Распутин уже не протестовал. Я стоял перед ним и следил за каждым его движением, ожидая, что, вот сейчас наступит конец. Но он пил медленно, маленькими глотками, с особенным смаком, присущим знатокам вина. Лицо его не менялось. Лишь от времени до времени он прикладывал руку к горлу, точно ему что-то мешало глотать, но держался бодро, вставал, ходил по комнате и на мой вопрос, что с ним, сказал, что - так, пустяки, просто першит в горле. Прошло несколько томительных минут. - Хорошая мадера. Налей-ка еще, - сказал мне Распутин, протягивая свою рюмку. Яд не оказывал никакого действия: "старец" разгуливал по столовой. Не обращая внимания на протянутую мне рюмку, я схватил с подноса вторую с отравой, налил в нее вино и подал Распутину. Он и ее выпил, а яд не проявлял своей силы... Оставалась третья и последняя... Тогда я с отчаяния начал пить сам, чтобы заставить Распутина пить еще и еще. Мы сидели с ним друг перед другом и молча пили. Он на меня смотрел, глаза его лукаво улыбались и, казалось, говорили мне: "Вот видишь, как ты ни стараешься, а ничего со мною не можешь поделать". Но вдруг выражение его лица резко изменилось: на смену хитро-слащавой улыбке явилось выражение ненависти и злобы. Никогда еще не видел я его таким страшным. Он смотрел на меня дьявольскими глазами. В эту минуту я его особенно ненавидел и готов был наброситься на него и задушить. В комнате царила напряженная зловещая тишина. Мне показалось, что ему известно, зачем я его привел сюда и что намерен с ним сделать. Между нами шла как будто молчаливая, глухая борьба; она была ужасна. Еще одно мгновение, и я был бы побежден и уничтожен. Я чувствовал, что под тяжелым взглядом Распутина начинаю терять самообладание. Меня охватило какое-то странное оцепенение: голова закружилась, я ничего не замечал перед собой. Не знаю, сколько времени это продолжалось. Очнувшись, я увидел Распутина, сидящего на том же месте: голова его была опущена, он поддерживал ее руками, глаз не было видно. Ко мне снова вернулось прежнее спокойствие, и я предложил ему чаю. - Налей чашку, жажда сильная, - сказал он слабым голосом. Распутин поднял голову. Глаза его были тусклы, и мне показалось, что он избегает смотреть на меня. Пока я наливал чай, он встал и прошелся по комнате. Ему бросилась в глаза гитара, случайно забытая мною в столовой. - Сыграй, голубчик, что-нибудь веселенькое, - попросил он, - люблю, как ты поешь. Трудно было мне петь в такую минуту, а он еще просил что-нибудь веселенькое. - На душе тяжело, - сказал я, но все же взял гитару и запел какую-то грустную песню. Он сел и сначала внимательно слушал. Потом голова его склонилась над столом, я увидел, что глаза его закрыты, и мне показалось, что он задремал. Когда я кончил петь, он открыл глаза и посмотрел на меня грустным и спокойным взглядом: - Спой еще. Больно люблю я эту музыку, много души в тебе. Я снова запел. Странным и жутким казался мне мой собственный голос. А время шло - часы показывали уже половину третьего ночи... Больше двух часов длился этот кошмар. "А что будет, если мои нервы не выдержат больше?" - подумал я. Наверху тоже, по-видимому, иссякло терпение. Шум, доносившийся оттуда, становился все сильнее. Я боялся, что мои друзья, не выдержав, спустятся вниз. Что так шумят? - подняв голову, спросил Распутин. - Вероятно, гости разъезжаются, - ответил я, - пойду посмотреть. Наверху, в моем кабинете, великий князь Димитрий Павлович, Пуришкевич и поручик Сухотин с револьверами в руках бросились ко мне навстречу. Они были спокойны, но очень бледны, с напряженными, лихорадочными лицами. Посыпались вопросы: - Ну что, как? Готово? Кончено? - Яд не подействовал, - сказал я. Все, пораженные этим известием, в первый момент молча замерли на месте. - Не может быть, - воскликнул великий князь. - Ведь доза была огромная! - А он все принял? - спрашивали другие. - Все! - ответил я. Мы начали обсуждать, что делать дальше. После недолгого совещания решено было всем сойти вниз, наброситься на Распутина и задушить его. Мы уже стали осторожно спускаться по лестнице, как вдруг мне пришла мысль, что таким путем мы погубим все дело: внезапное появление посторонних людей сразу бы раскрыло глаза Распутину, и неизвестно, чем бы тогда все кончилось. Надо было помнить, что мы имели дело с необыкновенным человеком. Я позвал моих друзей обратно в кабинет и высказал им мои соображения. С большим трудом удалось мне уговорить их предоставить мне одному покончить с Распутиным. Они долго не соглашались, опасаясь за меня. Взяв у великого князя револьвер, я спустился в столовую. Распутин сидел за чайным столом, на том самом месте, где я его оставил. Голова его была низко опущена, он дышал тяжело. Я тихо подошел к нему и сел рядом. Он не обратил на мой приход никакого внимания. После нескольких минут напряженного молчания он медленно поднял голову и взглянул на меня. В глазах его ничего нельзя было прочесть - они были потухшие, с тупым, бессмысленным выражением. - Что, вам нездоровится? - спросил я. - Да, голова что-то отяжелела и в животе жжет. Дай-ка еще рюмочку - легче станет. Я налил ему мадеры; он выпил ее залпом и сразу подбодрился и повеселел. Обменявшись с ним несколькими словами, я убедился. что сознание его было ясно, мысль работала совершенно нормально. И вдруг неожиданно он предложил мне поехать с ним к цыганам. Я отказался, ссылаясь на поздний час. - Ничего, они привыкли. Иной раз всю ночку меня поджидают. Бывает, вот в Царском-то задержат меня делами какими важными али просто беседой о боге.. Ну а я оттудова на машине к ним и еду. Телу-то, поди, тоже отдохнуть требуется... Верно я говорю? Мыслями с богом, а телом-то с людьми. Вот оно что! - многозначительно подмигнув, сказал Распутин. В эту минуту я мог от него ожидать всего, но ни в коем случае не такого разговора... Просидев столько времени около этого человека, проглотившего громадную дозу самого убийственного яда, следя за каждым его движением в ожидании роковой развязки, мог ли я предположить, что он позовет меня ехать к цыганам? И особенно поражало меня то, что Распутин, который все чуял и угадывал, теперь был так далек от сознания своей близкой смерти. Как не заметил он своими прозорливыми глазами, что за спиной у меня в руке зажат револьвер, который через мгновение будет направлен против него. Думая об этом, я почему-то обернулся назад, и взгляд мой упал на хрустальное распятие; я встал и приблизился к нему. - Чего ты там так долго стоишь? - спросил Распутин. - Крест этот люблю; очень он красив, - ответил я. - Да, хорошая вещь, должно быть, дорогая... А много ли ты за него заплатил? Он подошел ко мне и, не дожидаясь ответа, продолжал: - А по мне, так ящик-то занятнее будет... - и он снова раскрыл шкаф с лабиринтом и стал его рассматривать. - Григорий Ефимович, вы бы лучше на распятие посмотрели да помолились бы перед ним. Распутин удивленно, почти испуганно посмотрел на меня. Я прочел в его взоре новое, незнакомое мне выражение: что-то кроткое и покорное светилось в нем. Он близко подошел ко мне, не отводя своих глаз от моих, и казалось, будто он увидел в них то, чего не ожидал. Я понял, что наступил последний момент. "Господи, дай мне сил покончить с ним!" - подумал я и медленным движением вынул револьвер из-за спины. Распутин по-прежнему стоял передо мною не шелохнувшись, со склонившейся направо головой и глазами, устремленными на распятие. "Куда выстрелить, - мелькнуло у меня в голове, - в висок или в сердце?" Точно молния пробежала по всему моему телу. Я выстрелил. Распутин заревел диким, звериным голосом и грузно повалился навзничь, на медвежью шкуру. В это время раздался шум на лестнице - это были мои друзья, спешащие мне на помощь. Они второпях зацепили за электрический выключатель, который находился на лестнице у входа в столовую, и потому я вдруг очутился в темноте... Кто-то наткнулся на меня и испуганно вскрикнул. Я не двигался с места, боясь впотьмах наступить на тело. Наконец зажгли свет. Все бросились к Распутину. Он лежал на спине; лицо его подергивалось, руки были конвульсивно сжаты, глаза закрыты. На светлой шелковой рубашке виднелось небольшое красное пятно; рана была маленькая, и крови почти не было заметно. Мы все, наклонившись, смотрели на него. Некоторые из присутствующих хотели еще раз выстрелить в него, но боязнь лишних следов крови их остановила. Через несколько минут, не открывая глаз, Распутин совсем затих. Мы осмотрели рану: пуля прошла навылет в области сердца. Сомнений не было: он был убит. Великий князь и Пуришкевич перенесли тело с медвежьей шкуры на каменный пол. Затем мы погасили электричество и, закрыв на ключ дверь столовой, поднялись все в мой кабинет. Настроение у всех было повышенное. Мы верили, что событие этой ночи спасет Россию от гибели и позора. | Предисловие | I | II | III | IV | V | VI | VII | VIII | IX | X | XI | XII | XIII | XIV | XV | XVI | XVII | XVIII | XIX | XX | XXI |
|
|
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
|
Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании всегда ставьте ссылку |
