...Проходит день, и наступает ночь. И мои мысли вертятся вокруг волшебных сновидений. Мне кажется, что это все сон и я скоро проснусь в своей постели дома и ужаснусь привидевшемуся кошмару. Я даже пытаюсь потрогать стену и железную стойку нар. Но нет никакого волшебства, как нет и преступления. Я лежу с открытыми невидящими глазами, а события мелькают в памяти, как кадры фильма.

...В мае 1981 года я начал ходить на новое место работы к девяти утра, а чаще и раньше. Поднимаюсь на восьмой этаж в маленькую с затхлым воздухом комнату, от пола до потолка обклеенную синтетикой. В эти теплые майские дни кондиционер гонит тяжелый воздух, как будто сотни людей уже дышали им и вот, наконец, кое-что досталось и мне. Я открываю четвертинку окна, хотя это и не рекомендуется, и берусь за бумаги. Надо влезть в детали сельскохозяйственного производства, в то, что мной порядочно подзабыто, поскольку я занимался вопросами экономики и политики, довольно удаленными от собственно сельскохозяйственного производства.

Теперь передо мной лежат таблицы со структурой посевных площадей различных культур, балансы кормов и многое другое, чем правильнее было бы заниматься в Министерстве сельского хозяйства, а еще лучше в его органах на местах. Но сельхозотдел ЦК — огромный аппарат, насчитывавший в своих рядах десятки агрономов, зоотехников, агрохимиков, экономистов, инженеров и других специалистов, которые сами долго работали в хозяйствах, а теперь давали советы крестьянам.

Возглавлял отдел В.А. Карлов, человек умудренный, битый и "ссылавшийся" в прошлом в Узбекистан, правда, вторым секретарем ЦК. Теперь он возглавляет этот маховик в ЦК КПСС и в значительной мере определяет аграрную политику на селе. Подвластный ему аппарат диктует все повороты и зигзаги в развитии сельского хозяйства, подбирает руководящие кадры во все земельные органы в центре и на местах, руководителей сельхозотделов в партийных структурах республик, краев и областей.

И я незаметно втягиваюсь в работу этой махины, увлеченный ее интересами, и несусь в фарватере решений, выпестованных за десятилетия существования ее структуры и кадров. Словно мелкая песчинка, скольжу за лавиной, пытаюсь сопротивляться, чтобы она не смяла и не уничтожила меня.

1981 год. Засуха, тяжелейшие последствия которой еще будут долго аукаться для наших людей. Она добила экономику села, да и всей страны, опустошила казну.

В Политбюро, Секретариате ЦК, Совете Министров СССР напряженная обстановка: изыскиваются средства для закупки зерна. А я покорно и не очень уверенно готовлю различные справки и документы. Контакта и взаимопонимания с Горбачевым пока нет. Он, как и многие другие, втянут аппаратом сельхозотдела в технологические тонкости сельскохозяйственного производства: возделывания культур, новых приемов вспашки, откорма скота, приготовления кормов, еще какие-то детали, которые мне кажутся несущественными, И здесь отсутствует взаимное понимание, по-моему, проскальзывает какое-то пренебрежительное отношение. У меня потому, что он копается в рационах свиней и кур, у него потому, что я считаю эту работу бесполезной тратой времени даже для себя, не говоря о члене Политбюро ЦК. Я видел другие причины неурядиц в развитии села.

Однажды в "Правде" меня пригласил Юрий Жуков, кандидат в члены ЦК, политический обозреватель газеты, на серьезный разговор о положении в сельском хозяйстве. Он получал много писем и спросил, почему остановился рост производства, почему люди уходят из села. Что нужно делать? Я согласился, что в деревне действительно работают не лучшим образом, нет должной заинтересованности у крестьян. Кроме того, не хватает почти всего, что нужно хлебопашцу, но главная причина не в сельском хозяйстве, а в состоянии экономики в целом, в экономической политике государства. Общество не заинтересовано в развитии производства, деньги, которые получает крестьянин, ему некуда деть. Он, например, не может купить или построить дом — не хватает стройматериалов. Селянин не в состоянии приобрести холодильник или надежно его использовать. Он продает хлеб, мясо и другие продукты себе в убыток, ибо такова политика цен.

Это суждение было подготовлено многими моими размышлениями и спорами. Один из них связан с публикацией в "Правде" письма Ф. Абрамова, известного писателя-деревенщика.

 

Посетив родные края в Пинежском районе Архангельской области, Ф. Абрамов не нашел ничего лучшего, как через печать "разделать" своих земляков за леность и тунеядство, безделье и равнодушие. Я настолько был шокирован этим письмом к землякам, что выступил на редколлегии с просьбой снять его и не позорить известного писателя. Говорил, что дело не в людях, что со времен Ломоносова они не стали хуже. Хуже сделали их мы, отчуждая землю, отстраняя от живого интереса. Автор писал, что рядом люди в Финляндии получают в два-три раза больший урожай, надаивают много больше молока, завалены мясом, а крестьянин-пинежец едет за колбасой в город. Все это так и не так. Создайте условия для работы и интерес такой же, как у финнов, и вы увидите, что архангельский мужик работает не хуже.

По тому времени мое заявление было довольно смелым. Меня многие поддержали на редколлегии, однако письмо опубликовали. Единственное, что сделал Афанасьев, — смягчил критику Абрамова в адрес своих земляков. Это потом вызвало волну скандальной переписки между писателем и "Правдой". Но дело было сделано. Все это меня сильно раздосадовало. Я увидел бездну непонимания многими руководителями истинного положения дел и тогда, посоветовавшись с товарищами, которые разделяли мои мысли, решил организовать серию публикаций, в которых со всей определенностью говорилось, что производственные отношения, наше дремучее представление об экономике загнали деревню в безысходность.

Эти статьи были злы, откровенны и многими замечены.

Положение в экономике осложнялось и тем, что люди перестали верить своим руководителям. Что же произошло в стране буквально за пять лет деятельности нового руководства, сменившего Н.С. Хрущева?

Приход Брежнева на политическую арену, отказ от многих неплодотворных идей его предшественника позволил уже в первые годы работы нового генсека сделать довольно серьезный рывок в развитии экономики страны, повышении благосостояния людей. Давно подмечено, что смена лидеров, приход новой команды в аппарат управления способствует оздоровлению обстановки.

Так случилось и в 1964 году, когда были опрокинуты многие догмы. В ЦК КПСС и Совете Министров СССР, а также на местах появились достаточно инициативные люди, которые хорошо понимали современное производство, были готовы к осуществлению реформ. Многие из них, кстати, и сегодня сохраняют ключевые посты в экономике.

Прежде чем та или иная идея бывает материализована, она проходит сложный путь обкатки в умах ученых и специалистов. Вот почему в команде Косыгина созрели идеи хозяйственной реформы перевода предприятий на хозрасчет и самоокупаемость. Это была удивительная пора новаторских решений в экономике и социальной жизни общества. Особенно в сельском хозяйстве. Я бы и сегодня назвал мартовский Пленум ЦК 1965 года одним из ключевых в подъеме сельского хозяйства, примером нового мышления в аграрной политике.

К сожалению, это была очень короткая пора своеобразного ренессанса. Буквально через несколько лет рост производства сначала замедлился, а потом и вовсе остановился. После событий в Чехословакии возобладали консервативные настроения. Выхолащивались идеи хозяйственной реформы.

Ради справедливости, разумеется, надо сказать, что застой и деградация производства были далеко не во всех регионах и не во всех отраслях. В эти же годы во многих областях быстро росло промышленное и сельскохозяйственное производство, активно велось жилищное и социально-бытовое строительство. Сооружался БАМ, новые атомные и гидроэлектростанции. По многим направлениям знаний наука добилась выдающихся результатов, развивалась культура, совершенствовалось образование. Как никогда стремительно росло производство в топливно-энергетических отраслях, добыче нефти и газа. К сожалению, развитие базовых отраслей не слишком улучшало показатели эффективности экономики.

Страна имела крайне запущенное финансовое хозяйство, значительная часть промышленных и строительно-монтажных организаций несли убытки. Техническое состояние парка машин было катастрофическим: более 40 процентов его имело степень износа свыше 50 процентов. Росла текучесть кадров, падала фондоотдача, в результате чего государство ежегодно теряло более чем на 1 миллиард рублей продукции. Царила бесхозяйственность и безответственность. В середине 80-х годов на промыслах ежегодно сжигалось в факелах и выбрасывалось в атмосферу свыше 13 миллиардов кубометров попутного газа. Росли объемы неустановленного отечественного и импортного оборудования, значительная часть которого уже потеряла всякие гарантии.

Дисциплина труда была крайне низка. Сотни тысяч человек ежедневно не выходили на работу. При этом надо сказать, что с каждым годом падало качество продукции, обесценивающее огромное количество трудовых и материальных ресурсов. Село получало технику в таком виде, что без дополнительных затрат труда не могло ее использовать. В результате потери продукции достигали трети биологического урожая.

Люди видели безобразие и бесхозяйственность, и это не прибавляло им энтузиазма в работе. Нехватка товаров, инфляционный процесс вели к тому, что рабочие и служащие больше тратили времени в поисках дефицита, чем работали на производстве. В стране складывалась ситуация, чреватая самыми серьезными последствиями. Нужны были решительные и очень взвешенные меры, чтобы исправить положение, оздоровить экономику страны.

Но существующее руководство сделать ничего не могло. Все видели деградацию, беспомощность Брежнева и его окружения. Шел моральный распад, охвативший ряд крупных партийных организаций и даже некоторые слои общества. Тяжелые последствия повлекли принявшие массовый бесконтрольный характер застолья, сопровождавшиеся обильными возлияниями. Поездки мои по стране показывали, что любые гости были желанными. Для них организовывали застолья, не обращая внимания на приезжих, пили сами, дарили подарки, не забывая себя. Нельзя было быть уверенным, что после поездки в хозяйства в багажнике автомашины не окажется какой-то "привет" на память о посещении предприятия. М.С. Горбачев, уже будучи генсеком, не раз вспоминал, как было трудно принимать многочисленных гостей, прибывающих на отдых, и искать способы их ублажать и одаривать.

Бороться против нарушений законности становилось крайне трудно. Как-то к заседанию Секретариата ЦК была разослана записка Медунова, в которой он жаловался на прокуратуру, обвинив ее в предвзятости по отношению к кубанцам. Вопрос рассматривался на секретариате ЦК, и я, зная, что многие секретари склонны поддержать Медунова, по наивности пошёл к Горбачеву и рассказал все, что знал о проделках руководства этого курортного края. Он выслушал меня, но ничего не сказал. Все это он, несомненно, знал, но, как говорится, "высовываться" не хотел. Разумеется, обстановка в Краснодарском крае тогда была неблагополучной, и Прокуратура СССР во многом была права. Но поддержать ее члены Секретариата, и прежде всего Суслов, не хотели.

Эта история оставила тяжелый осадок, тем более, что через некоторое время подозрения относительно злоупотреблений в крае, взяточничества подтвердились. Такие явления наблюдались во многих областях и республиках и стали в последующем одной из причин потери доверия народа к партии.

В общем, в этих условиях был нужен поиск путей выхода из сложившегося положения. Требовались иные принципы работы, иные отношения.