Итак, когда все поколения, живущие в войлочных кибитках, были соединены под одну власть, собрались они в год Барса (1206-м) при истоке реки Онона и, воздвигнув девятиножное белое знамя, дали Чингису титул хана. Сейм этот, курултай, подтвердил только то, что было уже сделано несколько лет перед тем небольшой группой аристократов, - провозглашение Темучина Чингис-каганом, императором монгольского народа (Монгол улус). Долго лелеемая мечта Темучина теперь осуществилась: он стал во главе своего рода, который теперь, благодаря своему предводителю, делается господствующим над всеми «поколениями, живущими в войлочных кибитках». Все нояны, багатуры, беки, тегины, вся аристократия - предводительница различных родов, становится теперь в вассальное положение рода Монгол и получает его имя. Таким образом, объединенный монгольский народ впервые получает общее имя, причем имя столь блестящее, что вскоре все начинают с пробуждающимся национальным чувством гордости, добровольно уже, именовать себя монголами.
Есть много оснований думать, что на курултае 1206 года значительную роль сыграл волхв-шаман Кэкчу, сын Мунлика, вызывавший суеверное поклонение монголов. Кэкчу объявил, что Чингисхан ниспослан самим Небом. В «девятиножное белое знамя» вселяется хранитель-гений (сульде) рода Чингиса, этот «сульде» будет оберегать его войска, водить их к победам, покорит все страны, потому что Чингисхану Вечное Синее Небо повелело «править всеми народами». Монголы до сих пор хранят и чтут это белое знамя - сульде, которое, по их поверью, то самое, которое ходило с войсками Чингисхана от победы к победе; монголы только верят, что душа самого Чингиса вселилась в это знамя-сульде, потому что он сам стал гением-хранителем своего славного рода, до сей поры правящего монголами.
Чингисхан с необыкновенным искусством и знанием людей выбирал себе помощников, назначал на разные должности; в этом особенно наглядно проявлялась его гениальность. Поэтому он, требуя многого от своих подчиненных, всегда очень заботился о лично ему знакомых. Отправляя, например, в поход Субеедей-багатура с войском преследовать детей меркитского Токтоа, Чингисхан дал ему такое наставление: «Кто ослушается приказов, того приведи сюда, если он известен мне, если же нет, то казни на месте».
Все монгольские войска, а значит, и все монголы, по старому степному обычаю, были разделены Чингисом на три части: центр (кэль), средняя рать, во главе которой был поставлен Ная; войска левой стороны - восточной (джунгар), под началом Мукали, и войска правой - западной стороны (барунгар), которыми командовал Богурчи. «Избавляю тебя от наказаний за девять преступлений, - сказал Чингисхан Богурчи, назначая его начальником «правой рати», - будь темником и управляй этой западной страной до Золотых гор (Алтая)». «Будь темником левой руки, - сказал он тогда же Мукали, - и управляй восточной стороной до гор Караун; твои потомки будут наследственны в этом достоинстве».
Чингисхан везде, на всем пространстве своей державы, хочет иметь полководцев, лично им избранных, индивидуальные особенности которых ему хорошо были бы известны, хочет всегда сам непосредственно руководить ими. «Нояны (военачальники) тьмы, тысячи и сотни, - объявляет он, - приходящие слушать наши мысли в начале и в конце года и возвращающиеся назад, могут начальствовать войском; состояние же тех, которые в своей юрте и не слышат мыслей, походит на камень, попавший в большую воду, или на стрелу, пущенную в тростниковое место... Таким людям не подобает командовать».
В империи Чингисхана монгольская аристократия служила в гвардии и состояла на разных должностях при ханских ставках, которых было четыре, по числу старших жен Чингиса, а также при ставках ближайших родственников кагана.
Организовав так степную аристократию, Чингисхан позаботился и об устройстве гражданского управления, наладить которое, быть может, было для Чингиса еще труднее, чем военное. Сам Чингисхан никогда не знал грамоты, как не знал и ни одного языка, кроме своего родного монгольского. По-видимому, с самим явлением грамоты Чингис познакомился только после победы над найманами, когда монголами был захвачен уйгур Тататунга, состоящий на службе Таянхана и бывший у него хранителем печати. Этот Тататунга и явился первым учителем монголов. Чингисхан сам так и не выучился грамоте, но со своей oбычной прозорливостью сейчас же оценил ее великое значение, и прежде всего для нужд создаваемого им государства. Поэтому Чингис приказал учиться грамоте своим родственникам и другим сподвижникам. Приемный брат Чингиса, Шиги-Кутуку, сделал особо быстрые ycпeхи в этом деле, и вообще, по-видимому, оказался наиболее гибким для восприятия чужой - уйгурской - образованности и культуры. Чингис поэтому поставил его главным судьей, дав ему такое характерное постановление: «Теперь, когда я только что утвердил за собой все народы, ты будь моими ушами и очами. Никто да не противится тому, что ты скажешь. Тебе поручаю судить и карать по делам воровства и обманов: кто заслужит смерть, того казни смертью; кто заслужит наказание, с того взыскивай; дела по разделу имения у народа ты решай. Решенные дела записывай на черные дощицы, дабы после другие не изменяли».
Чингисхан воспользовался только что заимствованной грамотой для записи своих «Изречений» «Билик» и своих «Постановлений» «Джасак» или «Ясак-Яса», представлявших из себя кодификацию монгольского обычного права и народных обычаев и воззрений. Как «Билик», так и «Джасак» Чингисхана составлялись им не в одно время, не сразу: они составлялись и пополнялись в течение долгого времени и были делом жизни Чингисхана, который придавал созданию «Джасака» первенствующее значение. «Великая Яса» - «Джасак» был обязателен не только для всех, но и для самого кагана. Чингисхан полагал дать вечные, непреложные законы, которыми могли руководствоваться как его современники, так и потомки на вечные времена. Эти непреложные законы он искал не в постановлениях более культурных народов, с которыми ему пришлось столкнуться и которые он сумел оценить по достоинству, и не в откровениях своего мощного духа, которые он тоже признавал, но в древних преданиях, обычаях и воззрениях своего народа. Так как «Джасак» действовал с неумолимой строгостью, то в империи Чингиса скоро установился образцовый порядок; убийства, грабежи, ложь и прелюбодеяние сделались в среде самих монголов редким явлением.
Закончив организацию военного и гражданского управления, Чингисхан установил должность беки, желая иметь государственного первосвященника, облеченного властью, признаваемой официально. Титул, или сан беки был известен издавна, и его часто носили предводители отдельных родов и племен, преимущественно лесных, которые совмещали светскую власть князя и духовный авторитет волхва, связанного с былым родоначальником и с духами-покровителями. Чингис теперь установил должность такого государственного волхва, причем назначил беки старика Усуна. «Усун, - сказал ему Чингисхан, - ты старший потомок Баарина: тебе следует быть беки; будучи беки, езди на белой лошади, одевайся в белое платье и в обществе садись на высшее место; выбирай добрый год и луну».
В 1207 году Чингисхан продолжает свои завоевания, причем действует почти исключительно при помощи своих полководцев. Так, он отправил своего старшего сына Джучи с войсками правой стороны против «лесных народов», ойратов и киргизов, народа уже не монгольского происхождения, жившего по Енисею. Чингисхан хотел, завоевывая эти места, обезопасить себя от внезапных нападений, а также взять в свои руки торговые пути к Енисею, где в то время сеяли много хлеба, который и вывозился при содействии мусульманских и уйгурских купцов в Монголию; кроме того, страна «лесных народов» была богата соболями и другой пушниной, оттуда же привозили охотничьих соколов. Джучи очень успешно выполнил поручение отца.
Около этого времени Чингисхану подчиняется добровольно Уйгурия; уйгурский государь, носивший титул идикут, отправил вначале посольство к монгольскому хану, затем прибыл лично к Чингису в качестве его вассала. Чингисхан выдал за него свою дочь, Алчалтун.
В 1211 году северная часть Семиречья была завоевана полководцем Чингисхана Кубилай-нояном. Таким образом, власть монгольского императора, владыки кочевого государства, распространилась и на старые культурные области, значительная часть населения которых жила оседло.
Чингисхану в ту пору было пятьдесят с небольшим лет, он обладал, по-видимому, хорошим здоровьем и смело глядел в будущее, чувствуя над собой покровительство и помощь Вечного Неба, которое хочет отдать весь мир ему, его славному роду.