Алексей ТЫЦКИХ
ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ РОССИИ В РОССИЮ
Автопробег в моём варианте был лишь частью весьма замысловатого летнего путешествия. Вот его маршрут: Норильск – Владивосток – Хабаровск – Владивосток – города Китая – Владивосток – Новосибирск – Казахстан – города Сибири – Норильск. И поскольку всё смешалось в голове – всякий эпизод вызывает ассоциацию, а та тянет за собой другую – автопробег воспринимается как часть многослойного пирога, горечь и сладость которого можно ощутить лишь, когда пуста вся тарелка.
Так и вспоминается. Запустил руку в карман с мелочью, достал монетку: что там? Рубль? Юань? Тенге? Ага… а вот был случай…
ИНОСТРАНЦЫ
Машина у барда Серёги Сидоренко самая дрянненькая не только среди участниц автопробега, но и на всей трассе.
Сорок первый москвич, латанный-перелатанный хозяином. По всему видать, у того не только душа ладная, но и руки тоже. Особенно мне нравится Сергей тем, что неприхотлив. Хочет есть всегда, но может не есть совсем. Рад любой сигарете без разбору. Такие и сами поделятся с первым встречным табачком. После утомительного многочасового возвращения во Владивосток разгрузился и, даже не перекусив, айда назад, за сотни километров, в ночь.
Я еду в командорской машине, рядом с водительским креслом, в котором руководитель автопробега Владимир Михайлович Тыцких. А иначе и быть не могло, потому что это для кого-то он писатель, лауреат, заслуженный работник, отставной кавторанг-подводник, а для меня самый что ни на есть родной брат Володька. И не только по крови. У нас схожие взгляды на жизнь, историю, Родину, на судьбу русского народа, неотъемлемой частицей которого себя числим, на русскую родниковую речь, которой и посвящён, собственно, этот автопробег.
А ещё нас крепко связывают память о детстве. Вот и сейчас в полудрёме вдруг вспоминаются то какое-то потаённое место в подвале, куда мы мальцами прячем «гранаты» – свинченные бог весть где электрические лампочки, то берег Ульбы, где промокшие до нитки под проливным дождём зарываемся в ниши обрывистого глинистого берега, то чердак дома в Усть-Каменогорске, где палим по мишеням из самодельного, преступно хранимого мелкокалиберного пистолета. Почему-то вот именно это вспоминается, а ни какие-нибудь там марки, рыбки, фотки, спортзалы, наконец, которые тоже имели место быть в нашей детской жизни. Родина наша теперь заграница, а мы с Володей, стало быть, и для неё, и для третьего нашего братишки Сергея, живущего в городе детства, – иностранцы.
Сейчас же я, укачанный мягким ходом «японки», почти засыпаю и с этим усиленно борюсь, потому что чувствую себя без вины виноватым: брат вот уже который час за рулём, но сменить его я не могу. А ведь как надеялся! Не знал, что даже рядом с владельцем сесть за руль не имеешь права, если не вписан в страховой договор ОСАГО. Ещё большая дискриминация ждала потом в родном Усть-Каменогорске, расположенном в независимом государстве Казахстан и имеющем теперь нелепое имя-дубликат – Оскемен. Там мне поведали: иностранцам местную машину водить вообще заказано. А второго гражданства в республике, где родился, тоже не получить – Конституция не велит.
В своё время мне пришлось вопреки желанию продать в Усть-Каменогорске и бронированную квартиру, и машину (каждую за тысячу с небольшим долларов), а только что отстроенный кооперативный гараж вообще бросить. Ах, Оскемен, Оскемен… Сопротивляясь всем своим нутром, перестаёшь ты быть русским городом, заложенным здесь ещё посланцами Петра. Но зато расширяешь свои владения. Не так давно в Восточно-Казахстанскую влилась Семипалатинская область. А вот её центру, Семипалатинску, не повезло. Город С-е-м-и п-а-л-а-т (как красиво звучит! почти поётся) теперь именуется – Семей. Слава богу, хоть Павлодар остался Павлодаром. По всему видать, освободившийся казахский народ против русского царя ничего не имеет. Хотя бы пока.
НИКУДА НЕ ДЕТЬ ПЕЧАЛИ
Сегодня в Ростове-на-Дону похоронили Олега Охнянского. Лучшего из друзей, подаренных судьбой уже в зрелом возрасте. Какой журналист… Человек какой… Как пережить. Как жить?
В Норильске он был, безусловно, одним из лучших в нашей профессии. Уехал преждевременно, я чувствовал: уезжать не хотел. Но городская газета в девяностые из-за экономических и политических передряг разделилась на две. Олег волею случая попал в корпоративную, принадлежащую «Норильскому никелю». Это гигантское производство, по сути конгломерат металлургических комбинатов и рудников, энергетических, транспортных и прочая, прочая предприятий, с собственной железной дорогой, морским портом, крупнотоннажным флотом создавалось многими поколениями советских людей, принадлежало государству и едва ли не в одночасье стало собственностью одного-единственного человека с фамилией Потанин, который, скорей всего, поначалу и не осознавал, самодержцем какой промышленной империи он стал, поскольку вряд ли до этого вообще бывал в Норильске, а уж тем более имел представление, как добывается руда и плавится металл. Впрочем, о миллиардных прибылях знал наверняка. Иначе, будучи вице-премьером правительства, не исхитрился бы придумать под себя эту штуковину – залоговый аукцион. И не мысли, читатель, пожалуйста, под этим названием чего-то мудрёного. Оно означает всего лишь: взять у государства денежный кредит и под его залог выкупить у него же громадное богатство, причём за бесценок. А залог? Тьфу-у…Денег хватит от продажи за рубеж первой крупной партии металла. Большие кудесники эти ельцинские реформаторы, великий комбинатор содрогнулся в гробу.
В газете «Заполярный вестник», где работал Олег Охнянский, основной задачей, как я полагаю, было воспитание чувства корпоративной солидарности, а так же верности, преданности и, естественно, благодарности.
А иначе зачем капиталисту тратить деньги на этих щелкопёров и бумагомарак. В редакции Олег был нужным как мастер и как пахарь, но чужим, потому что прям и упрям. Терпелось, перемалывалось, искрилось, но не срослось. И он уехал на родину, в Ростов-на-Дону, хотя и не хотел. А как не хотела его жена – замечательная, добрейшая, сердечнейшая Ниночка!
Она умерла первой. Олег держался. Я уверен, что в этом ему чуть-чуть помог и Дальний Восток. Да, да! И вовсе не потому, что детство он провёл на Сахалине, среди пограничников, и там получил определённую физическую и моральную закалку на всю последующую жизнь. Чуток воспрянул он с помощью брата моего, Владимира.
Дело в том, что пробег, как я его понимаю, хотя и проходит уже в восьмой раз, является лишь частью культурной и литературной деятельности дальневосточников, которая включает в себя и издательскую программу «Народная книга», и выпуск альманаха «Сихотэ-Алинь», и многообразную – уже в течение десятка лет – работу литературной студии «Паруса»…
Так вот, брат мой дважды помещал в «Сихотэ-Алине» произведения Охнянского: сначала пару автобиографических рассказов, потом – очерк об Ирине Родниной. Первая из этих публикаций, как мне кажется, стимулировала Олега на выпуск «Микст-Зоны» – книги спортивного обозревателя, в качестве которого он был мало с кем в стране сравним. Вот-вот должна была выйти (а может, уже и вышла) книга рассказов и очерков, которую он дорабатывал уже будучи собкором «Известий». И вдруг как гром среди ясного неба – звонок дочери: папы не стало…
Эх, Олежек, Олежек… Давно ли я читал в Анапе в день твоего рождения посвящённое тебе стихотворение, давно ли уже в Норильске в твоём отсутствии повторил его твоим почитателям:
Вино снегов
Надолго опьянило
И не заметил –
Жизнь почти прошла.
Неужто всё, что здесь
Со мною было,
Вот это всё –
И жизнь сама была?
Эх, ни к чему
Нам сетовать и злиться.
Дай бог другим
Хоть годик так прожить,
Не скурвиться, не сдрейфить и не спиться,
По полной оттужить и отдружить.
И отлюбить по полной.
Нет, не женщин –
У нас о них отдельная строка, –
А ремесло –
Не больше и не меньше
Нам ставшее,
Как Норильлаг зэка.
Поморщась от нескромного сравненья,
Читатель мой, поверь,
Что точен, прав
И искренен я до остервененья,
Доселе не единожды солгав.
Нам никуда не деть свои печали,
Неизлечимо прошлым мы пьяны.
И в нас штормит бессонными ночами
Вино снегов, а в нём снега вины.
Отштормило, Олежек. Штиль. Закат. Спи спокойно.
ЧТО СОЗДАЛИ АБРАМОВИЧ С БЕРЕЗОВСКИМ?
Да что за чёрт! Опять печальное известие. И хотя покинул этот мир человек лично мне не знакомый, да и никому из вас, пожалуй, тоже, уход его – потеря для всех нас, для всего человечества. Потому что ваша жизнь, вполне возможно, поблекла бы без планшетного компьютера. И уж наверняка все без исключения не мыслят её без современного мобильника. Да вот и в нашем автопробеге: как бы нашли мы друг друга, заплутав на трёх машинах под проливным дождём в сумеречном Хабаровске и отстав от непутёвого проводника? Как бы узнали, где нас ждёт ночлег, где встречаемся утром перед выступлением? Но мобильники – ладно. Имелись бы и без Стива Джобса. А компьютеры-планшетники? Существовали бы они в теперешнем виде, если бы не этот гениальный парень, ставший уже в 25 лет миллионером, благодаря их созданию? Но не только компьютерами и уж совсем не долларами ценен Стив для людей. Возглавляя им же созданную крупнейшую в мире компанию «Эпл», он установил себе зарплату в 1 доллар! И вовсе не для книги рекордов Гиннесса, где тут же и очутился. Его светлой голове и, по всему видать, чистой душе по лампочке были и шальные деньги, и яхты, и дворцы, и бриллиантовая пыль.
А что создал Абрамович? И знает ли он вообще, как качают нефть, на которой разбогател? А Березовский? Кто что-нибудь слышал хоть о маломальском изобретении этого в прошлом младшего научного сотрудника? А иже с ними? Да как же мы, братцы, допустили, что эта шваль нас ограбила, и доколе готовы паразитов на теле России терпеть? И тандему нашему пора уже перейти от слов к делу – у него теперь, почитай, на 12 лет карт-бланш. А пока президент и премьер лишь красиво говорят, предлагая только полумеры, ситуация возникла такая: они пугают, а их никто не боится. Всего лишь и надо-то: переломить упорство, продиктованное собственническими интересами, Государственной Думы под угрозой её роспуска, заставить принять пару-тройку законов по борьбе с коррупцией, апробированных в мире. Всем без исключения чиновникам и правоохранителям, не доказавшим законное происхождение своих богатств, их супругам и детям – конфискация. Оставлять только квартирку по существующим нормам (18, кажется, метров на человека?) и необходимый в ней скарб. А сажать не обязательно и даже «на химию» не надо отправлять, зачем их там опять за народный счёт кормить? Пусть принудительно отрабатывают срок по месту жительства – собственные дворы, например, метут. Глядишь, попутно и проблему гастарбайтеров частично решим.
Жаль, что тех, кто на неправедной приватизации озолотился, раскулачивать поздно, всё ведь было якобы по закону. Необходим практикуемый почти во всём цивилизованном мире закон о прогрессивном налогообложении. Пусть и господин Прохоров, и Дерипаска, и вся их компания олигархов, создавшая своими руками в подпольных цехах лишь джинсы-варёнки из китайского ширпотреба, платят, как, например, в благополучной Норвегии, 90% налогов от своих дивидендов. И рядовые акционеры не пострадают, и будет чем помочь и селу, и мелкому бизнесу, и новому производству.
Всё, что здесь сказано, ведомо любому более-менее подготовленному в вопросах экономики и права человеку. И уж тем более известно первым руководителям нашего государства. Так что дело стало лишь за проявлением их политической воли. А наш с вами, читатель, долг – проявить волю гражданскую, чтобы пробудить решимость своих правителей.
КОМУ НУЖНА РОДНАЯ РЕЧЬ?
Отдельные яркие впечатления от автопробега в моей памяти сохранились. Но они, к сожалению, почти не касаются самих встреч с читателями – ценителями литературы и языка. Почему? Да потому что уж очень мал отряд этих самых ценителей.
Мы, конечно, не евтушенки, но, думаю, и Евгений Александрович не собрал бы сегодня полного клуба где-нибудь в Арсеньеве или Уссурийске.
Как понятна мне эта ситуация! Читая лекции в университете, я попадал в неё применительно к студентам. Ну, нет тяги к книгам! Не у всех, но у многих. И жажды к чистому русскому языку – нет. И к хорошему английскому. И к истории. И к экономике. А к философии и подавно. И это на факультете журналистики! Да ведь без перечисленного нельзя состояться в профессии! Без этого только в жёлтую газетёнку или в пиарщики к какому-нибудь мошеннику, стремящемуся в депутаты местного разлива. И не надо мне пенять – мол, ваш Стив Джоб со своим компьютером в этом и виноват. Ныряют они, конечно, в сеть по уши, да только совсем иные сайты у них на крючке. А главное – ценности в мозгах иные. И не брюзга я вовсе: мол, хуже стала молодежь, глупее, безнравственнее. Нет, тысячу раз нет. Такая же. Или капельку лучше, чем мы. Так было во все времена. И задачи у нас на старте одинаковые: жизненный успех и материальное благополучие. Но вот ведь нюанс какой – местами задачи поменялись. Мы устремлялись к жизненному успеху, попутно решая проблемы достатка, а они рвутся к материальному благополучию, именно его считая жизненным успехом. Вспоминается, что пару лет назад красноярский университет с трудом набрал ребят на некоторые инженерные факультеты, а на коммерческом таможенном – семь человек на место! Да ведь Красноярск в центре России, там границ поблизости сроду не было!
Вполне осознанно, с юных лет готовятся к воровству, стыда не испытывают, воспринимают взятки как привилегию чиновника.
Такими их сделало последнее двадцатилетие. Неведомая прежде человечеству модель общественного развития, которую я обозначаю следующим термином: государственно-воровской капитализм.
Потому-то среди наших слушателей – в тех аудиториях, где мне пришлось работать – молодёжи практически нет. Если не считать, конечно, солдатиков в воинской части. Литература новому поколению малоинтересна: дороги к золотому тельцу не мостит ни её чтение, ни занятие ею. Вспоминаю, как Володя много лет назад цитировал какого-то собрата-литератора: поэзия поит, а проза кормит. Увы, уже и проза не кормит, за исключением редких талантов или умелых проныр. Да, пожалуй, отдельных сочинителей детективов – живём, чай, в криминальной среде. Но ведь и к этому чтиву можно относиться по-разному. Моя жена Ольга, которая, кстати, тоже участвовала в автопробеге в качестве заинтересованного наблюдателя, хотя и оставила студенческие годы уже далеко позади, а в шкафу два диплома, как только натолкнётся на незнакомое слово, понятие, фамилию или географическое название, так тут же тянется к Далю, энциклопедическому словарю или атласу. Ну как тут не вспомнить многих студентов журфака, которые так и не удосужились, доковыляв до диплома, хотя бы пробежать глазами томик Владимира Гиляровского – никем, на мой взгляд, доселе не свергнутого короля русских репортёров.
И всё же не утратила пока актуальности старая поговорка: не бывает правил без исключения. Пример редкий, можно сказать, эксклюзивный, оттого, наверное, особенно ценный – Эльвира Кочеткова. Кандидат физико-математических наук, доцент кафедры физики Морского университета, после окончания аспирантуры при МГУ имени Ломоносова легко могла осесть в столице. Там, известно, не всем предлагали остаться, а ей предложили не просто место, а место хорошее, с перспективой. Не поняла своей выгоды, вернулась на Дальний Восток. После многих лет преподавательской работы – поворот в судьбе, которого и сама не ожидала. Пришла в литературную студию «Паруса», две пятилетки назад организованную моим братом, со слабенькими, говорят, стишками. И вот она уже автор добротной поэтической книги, следом выходит книга публицистики – живая, эмоциональная, во всех смыслах убедительная. На встречах народ принимает её очень тепло, не всякого профессионального писателя так принимают. Да, собственно, она от профессионала тем только отличается, что не имеет членского билета Союза писателей. Но притом кое-кому, кто этот билет имеет, запросто даст фору. Организаторская работа Эльвиры на маршруте – тема отдельная. Недаром Эльвиру Васильевну мы называем начальником штаба автопробега. Точно – начальник штаба, этим всё сказано.
ВЕРНЁМСЯ ВПЕРЁД?
Хабаровск подарил знакомство с удивительным и замечательным человеком Юрием Салиным, который не только присутствовал на встрече с ценителями русской словесности, но и стал гостеприимным хозяином, приютившим меня с Ольгой и братом на три дня в своей скромной двухкомнатной профессорской квартирке.
Салин – геолог с полувековым стажем, доктор наук в этой области. Но чертовски одарён и как публицист. Около двадцати книг, да каких! Жаль, очень жаль, что лишь три вечерних чая выкроились для душевных споров. А дискутировать было о чём. О том, что человечество придёт таки – если, конечно, выживет, – к социалистическим отношениям, во всяком случае, в области распределения, я тоже не сомневаюсь. Поскольку считаю этот строй вполне совместимым с рыночными, конкурентными моделями в экономике. Но о том, каким путём идти к светлому будущему, наши думки расходятся. Как во многом они расходились с властью советской и расходятся с властью теперешней, балансирующей, как эквилибрист на канате, на взаимоисключающих интересах производителей материальных и духовных благ по одну сторону шеста и вороватого чиновничества в обнимку с откровенным жульём – по другую. Если предельно упростить тезис Юрия Салина, он предлагает путь к самоограничению, к утолению лишь естественных человеческих потребностей и даже подаёт нам неуклюжий пример, время от времени убегая от цивилизации в прихабаровскую тайгу. Правда, потом возвращается и пишет свои книги на компьютере. Быть может, его лозунг нужно обозначить парадоксально: «Вперёд – к природе!»? Но ни назад, ни вперёд к природе – невозможно. Эволюционировать можно только вместе с нею, а кто будет на этом пути поводырём – Бог или дьявол, в определённой степени зависит от нас, грешных. Чтоб эквилибрист не разбился, производителям материального и духовного надо занять и вторую половину шеста, которая сейчас явно перетягивает своими ожиревшимивисяками. От них никуда не денешься, таков мир, но их место не под куполом, их место внизу, вкруг арены, среди зрителей, к тому же купивших билет за свои кровные, а не просочившихся по халявной контрамарке.
Три своих книги подарил мне в Хабаровске незабвенный, ставший дорогим моему сердцу человек – Юрий Салин. Даже дарственные надписи на них весьма красноречивы: от «Алексею и Ольге на память о встрече и дискуссиях» до «Найдём путь – победим!» А особенно приятной стала надпись на четвёртой книге «Кризис цивилизации», присланной уже в Норильск двумя месяцами спустя: «Дорогому Алексею Тыцких – поэту, артисту, организатору – от автора на память о Дальнем Востоке». Две последних ипостаси мне явно не по заслугам, но поскольку Юрий Сергеевич присутствовал на творческой встрече и именно так оценил моё выступление, могу себе позволить считать, что моё участие в автопробеге не было напрасным.
ЧТО У ВАС НА ЗАКУСКУ?
Чугуевка, где мы гостили у Геннадия Васильевича Бабкова аж два дня и трижды вечеряли, запомнилась, по крайней мере, двумя обстоятельствами.
Во-первых, я, наконец, расставил точки на своём мнении об Александре Фадееве.
Хотя много читал и его самого и о нём, как-то даже прилетал из Норильска во Владивосток в командировку и снимал материал о тамошнем периоде жизни писателя, истинные обстоятельства его гибели мне были не совсем ясны. Предсмертное письмо в ЦК, прочитанное в музее Фадеева, поставило точку над «i». Писатель осознал дикие противоречия сталинской эпохи, не только её величие, но и трагизм. Ушёл терзаемый совестью и бессилием что-либо изменить. А может быть думал, что смертью своей, самоубийством, письмом этим как раз что-нибудь да изменит.
Но что значит писатель для всякого политического колосса?! Ведь были уже Мандельштам, Есенин, Павел Васильев, Булгаков, были и другие, раньше и после, менее известные, но не менее гонимые и гнобимые.
А пьянство Фадеева, на которое хотели всё списать власть имущие? Скольких моих собратьев журналистов, да и меня порой под этим предлогом отодвигали со своего пути партийные карьеристы или твердолобые болваны.
Вообще миф о запойном образе жизни русского народа слишком раздут и очень замшевлен. Воочию убедился, как принимают на грудь французы и испанцы, немцы и финны. А как пьют японцы! Замечательно мы заканчивали вечера, работая с многочисленной группой телевизионщиков из компании «ЭН-ЭЧ-КЭЙ» во время съемок на Таймыре двенадцатисерийного фильма «Арктика». Японские операторы не только пили на равных, но давали нам фору, порой подогревая водку, как своё сакэ.
Другое дело, что травили русский народ почти всегда, чем попало. Не знаю, как уж там при царе-батюшке, а на моей памяти было так. В Кремле и на обкомовских дачах – армянский коньяк и особая беспохмельная водка завода «Кристалл» (демократы перешли на французский и виски), а у народа то «Солнцедар», то «Андроповка», то спирт «Ролльял», то сухой закон с его суррогатами, то палёнка 90-х.
Удобное это дело – сваливать на пьющий народ свои просчёты, а порой и бездарность во внутренней и внешней политике. «Почему теперь хлебом Европу не кормим, а закупаем пшеницу в Канаде и США? Да пьёт же деревня!» «А на закусочку у нас что? Канапе с паюсной икрой?» А ведь для электората-то нашего она запрещена, да и не по карману ему – это уже из дня сегодняшнего.
СКОЛЬКО СТОИТ КУЛЬТУРА?
В Чугуевке встреча с читателями состоялась в библиотеке, в бывшем районном доме культуры, не знаю, как он теперь называется. Зал был вроде полон, но зал-то небольшой, так что, если честно сказать, читателей пришло немного. Я вообще вполне серьёзно думаю, что большие полные залы сейчас собирает лишь Михаил Задорнов, а он, как известно, занимается сатирой на нашу и американскую действительности. Впрочем, и среди нас есть сатирик: Володя Нарбут взял в автопробег сборник своих эпиграмм на политических фигур последнего двадцатилетия. И, как мне кажется, везде имел успех у публики.
Возвращусь к уже затронутой теме. Печально, конечно, что у нынешней молодёжи практически исчез интерес к литературе. Не менее печально, что он исчез к отечественной, да и мировой истории. К истории объективной, а не политизированной, во многом искажённой реформаторами-радикалами, которые, как и большевики, возжелали «до основанья, а затем...».
Преклоняю голову перед теми людьми, что ещё служат на гуманитарном поприще. Спросил у директора музея о её окладе, оказалось – тысяч тридцать. Это очень хорошо для глубинки. Однако всё дело в том, что её жалование удвоено за счёт персональных надбавок, в том числе благодаря недавно полученному званию заслуженного работника культуры. Другие квалифицированные сотрудники получают тысяч по десять. В библиотеках, наверное, и того меньше. А в провинциальной центральной России, где нет районных коэффициентов, и вовсе с гулькин нос.
Так само государство ценит свою литературу и свою историю.
«ЩЕПКИ» ЛЕТЯТ
Вторым запавшим иголкой в душу обстоятельством в Чугуевке для меня стала рыбалка. Точнее, не сама она, а попутные наблюдения. А рыбалка как рыбалка – не клевало, но пару хариусов я всё же поймал и холоднючей воды в порезанный гидрокомбинезон набрал до пояса. К тому же огорчил одного из местных проводников тем, что не захватил с собою водки. Благо у Нарбута, как всегда, нашлась небольшая «лечебная» фляжка.
Рыбачили мы на одном из притоков Уссури, брат говорит: скорее всего, на Извилинке, но его не было с нами, гостями издалека – приморская часть нашей команды работала в Чугуевке по программе праздника. А мы сначала ехали несколько десятков километров по асфальту, потом свернули с трассы и – несколько километров грунтовкой. Дальше вдоль речки, которая временами проблескивала сквозь частокол прибрежных деревьев. Даже и на джипе продвигались с трудом – дорога искорёжена тяжёлой техникой. Ближе к месту лова всё прояснилось – совсем недавно здесь велись лесозаготовки: свежевырубленные просеки, беспорядочно сваленные, но ещё не вывезенные стволы. Всё бы ничего – картина хоть и неприглядная, но известная – да «наляпана» она у самой реки, а значит, в природоохранной зоне. По всему видно: валили лес в открытую, не таясь, никого и ничего не опасаясь. Да и вон только что на пересечении грунтовки с трассой у моста через реку нас встретил пост ГИБДД, по виду очень страждущий опохмелиться после вчерашнего праздника – 12 июня, Дня... до сих пор не знаю, как его правильно именовать. «День принятия декларации о независимости?» Но тогда скажите мне, от кого мы были зависимы до беловежской посиделки «на троих»?
И до Чугуевки, и после, на протяжении всех поездок по Хабаровскому краю и Приморью мы то встречали, то обгоняли натужно ревущие на подъёмах лесовозы, доверху гружёные не переработанным круглым лесом.
А потом, у границы с Китаем, перед таможней я увидел их целую колонну, ожидающую перехода перед закланием под острыми ножами лесопилок, деревообрабатывающих заводов и мебельных фабрик соседней страны.
Сразу вспомнился давний горький репортаж Владимира Цветова из Японии в программе «Время». Он рассказывал, как используется в Стране восходящего солнца пиломатериал из Игарки. «Из лучшего мы делаем мебель, – говорил коллеге японский собеседник, – кое-что используем на строительные конструкции, а оставшиеся обрезки и опилки пускаем на изготовление древесно-волокнистых плит». И тут Цветов задает глупый, на первый взгляд, вопрос: «А на сколько процентов вы используется наш брус?» Японец отвечает, кажется, ещё глупее: «На 110» – «???» – «А вы взгляните на эти пакеты пиломатериалов. Для транспортировки на палубах сухогрузов они намертво перетянуты высококачественной проволокой – она идёт в переплавку, а затем на детали автомашин».
Вот и этот, сейчас необработанный, лес вернётся в Россию уже дорогим в виде китайских мебельных гарнитуров, бумаги, хлопушек и чёрт знает чего ещё, на что способны, кажется, одни лишь китайцы, ну может быть ещё корейцы, вьетнамцы, индийцы, пигмеи Австралии, наконец, но только не наш бизнес. Он хорошо усвоил лишь понятие «краткосрочная прибыль», но и думать не желает о понятии «долгосрочные инвестиции».
МАЛЕНЬКИЕ ОТКРЫТИЯ В БОЛЬШОЙ СТРАНЕ
Китай вблизи нашей границы преобразился и продолжает строиться. Мы ездили по хорошим дорогам, но рядом возводились ещё лучшие. Эти дороги пролегали вдоль опрятных, ухоженных полей, и рядом с полями были уже не ветхие хижины, а аккуратные посёлки с антеннами на крышах, порой и с кондиционерами в форточках. По дорогам наряду с китайскими ещё мчались «Тайоты», «Ниссаны» и «Фольксвагены», но изготовлены они уже были в Китае, причём руками, которые совсем недавно держали только мотыгу.
Понимаю, что далеко не везде в этой стране уже так, что в ней ещё много бедных. Но, думаю, что в ней уже нет голодных, бездомных и беспризорных.
И в демографии наши положения перпендикулярны. Мы гадаем, как спасти народонаселение, а они – как сдержать его рост. Одним из самых ярких впечатлений о Китае для меня стало знакомство в Пекине с переводчицей-гидом Асей. Вообще-то, Асей она представляется нашим туристам, выбрав это имя по своему вкусу. На самом деле имя её позамысловатей, на русский переводится как «Спасибо сестре». И жительницей Пекина она была не всегда, а родом с юга, «из деревни», как сама говорит, хотя уже и закончила институт в столице.
Ася для своих родителей-крестьян очень дорогая дочка. Не только потому, что младшая – а они, как правило, самые любимые – и даже не потому, что ещё ежемесячно посылает родителям 500 юаней, нет, вовсе нет, она в самом прямом смысле дорогая – её появление на свет стоило родителям огромных для деревни денег. Дело в том, что рождение второго ребёнка в Китае допустимо, если первый ребёнок – девочка. И то – только для отдельных, довольно ограниченных категорий населения. Горожанам разрешён лишь один-единственный ребёнок. А у родителей Аси до неё уже были и дочь, и сын. Третьего ребёнка в Китае заводить не рекомендуется, а если он появляется, то положено платить большой налог. В Асином случае он составил примерно 250 тысяч рублей в пересчёте на наши деньги. Родители отдали все свои накопления, продали мебель, залезли в долги, и дорогое чадо появилось на свет. Конечно, рожать не запретишь, в кутузку за это в Китае не сажают, но без налога Асе не выдали бы даже свидетельства о рождении.
А сейчас она полноценная гражданка, с высшим образованием, лучше всех других экскурсоводов, работавших с нами, владеет русским, миниатюрно обаятельная и привлекательная, и очень много трудится, чтобы достойно существовать в мегаполисе. За год – больше ста экскурсий (каждая – не менее 3-х дней) за 3 тысячи юаней (12-15 тысяч рублей) в месяц.
Нет, не олимпийский комплекс в Пекине, не небоскребы Даляня и даже не Великая Китайская стена удивляли меня. А удивляли водители такси (нередко – молодые женщины) в белых по локоть перчатках, один из которых, привезя нас на пляж, отказался от двух юаней сверх оплаты по таксометру; удивляла чистота, ухоженность и незримое почтение на кладбищах российских моряков, офицеров, солдат времен и второй мировой, и Порт-Артура.
Как редко подобное встречается сейчас у меня на родине, в России...
Но мне пора, пора туда возвращаться. Ведь мой пробег, посвящённый первопроходцам великой русской письменности, языку родному, литературе, несколько дней назад во Владивостоке не закончился.
Он начинался давным-давно, с застольных песен на стихи Сергея Есенина и поэм Дмитрия Кедрина, исполняемых моим батей, и лишь Господу известно, когда прервётся на раскрытой странице книги или газеты, а быть может, на белом, заснеженном поле исчерченного мной листа.
г. Норильск