Уезжали в Россию в декабре месяце, в Иране на деревьях все еще висели лимоны, апельсины. Вывозить с собой ничего не разрешалось, поэтому при погрузке на пароход была тщательная проверка. Но мы под видом медицинского имущества провезли два больших ящика лимонов и апельсинов. Погода благоприятствовала нашему пути, были солнечные, тихие дни, море чуть-чуть колыхалось, все радовались. Прибыли в Красноводск, перегрузились на другой пароход, отправились в Баку. В Баку пробыли несколько дней, дожидаясь погрузки на железной дороге. Все спокойно, как будто и войны нет. По железной дороге доехали до Сухуми, отсюда пошли пешком по горам на Сочи, Туапсе, делая большие привалы для отдыха солдат. Перешли знаменитую «священную» гору Афон, о которой поется в церковных песнопениях православных: «Гора Афон, гора святая, не знаю я твоих красот». Действительно, вид чудесный! А на горе высится высокое древнее здание – монастырь, окруженный деревьями.
В Туапсе уже мы узнали, что война все идет; здесь мы пробыли несколько дней, разместившись в полуразрушенных зданиях и подвалах без окон и дверей. Жителей почти не осталось, ушли в горы от бомбежки. Каждый день и ночь немцы бомбили порт и город, разрушая последние, случайно оставшиеся дома. Мы с Федором Ильичом (врач) днем пошли искать более уютную квартиру для санчасти, ибо у нас было несколько человек больных. В одном из полуразрушенных домов с забитыми наглухо окнами и дверями мы обнаружили комнату, заставленную в беспорядке мебелью. Здесь в углу была рояль, заставленная гардеробом, буфетом, большим книжным шкафом, на полках которого было множество книг. Были здесь медицинские справочники, сочинения Пушкина, Гоголя, Некрасова, Гончарова, Короленко, Чехова и проч. русских и зарубежных писателей. Очень богатая библиотека! Все это было брошено на произвол судьбы, обладатель этого имущества бежал в горы от фашистских стервятников, спасая свою жизнь. Даже в таком далеком тылу не было покоя.
Весна начинается, хотя только вторая половина января 43 года. В горах и предгорьях Кавказа ехали на машинах, там была каменистая дорога. Началась кубанская необъятная равнина с ее плодородной черноземной землей.
Наши советские боевые части на Южном фронте вели наступление, весна 1943 года подвела немцев на кубанских просторах. В насыщенной водой черноземной земле немецкие машины, танки тонули, буксовали. Немцы бросали всю технику и драпали в Крым. По дорогам Северного Кавказа, Кубани сотни танков, тысячи машин, сожженных и оставленных немцами в связи с распутицей. Но немцы оставили следы своих кровавых рук в Кубанских станицах. Многие из них были разрушены до неузнаваемости. Например, станицы Анастасиевская, Крымская, Курчанская и другие. Много расстреляно стариков и детей. В Белореченской станице мне пришлось встретиться с одним стариком, у которого 5 сыновей погибло в начале войны, он остался со старухой вдвоем. При оккупации немцами этой станицы была убита старуха его за то, что немцу не дала молока. Старик со слезами рассказывал эту трагедию, происходящую на его глазах.
В одном разрушенном армянском селе, названном именем Шаумяна, одного из 26 комиссаров, расстрелянных англичанами при участии эсеров-меньшевиков в 1918 г., нам пришлось ночевать. Село представляло из себя груды камней, золы, кое-где торчали полуразрушенные дымоходные кирпичные трубы. Сколько здесь было домов до прихода немцев – неизвестно, но в данный момент не осталось ни одного дома, в котором можно было заночевать. Живых людей не было ни одной души. В дороге мы после узнали судьбу этого села. Насколько это достоверно, но жители других сел рассказывали, что в этом селе было много местных жителей-предателей, которые работали на пользу немцев. В результате этого немецкие десанты находили здесь приют и помощь. При уничтожении десантов нашей артиллерией и бомбардировщиками было уничтожено все село.
В марте месяце 1943г. мы пришли в Краснодар, где наша часть получила задание по восстановлению разрушенной связи. Подразделения были разбросаны по станицам в радиусе до 200 километров от Краснодара. Для медобслуживания были выделены санинструктора, периодический надзор был возложен на меня. Так что все время приходилось быть в дороге. Сообщение (транспорт) было железной дорогой, автомашиной и пешком.
В начале апреля месяца получили сообщение от командира одного подразделения, работавшего на линии Краснодар – Кропоткин о случае заболевания двух бойцов сыпным тифом. Автомашины не ходили вследствие распутицы. Железная дорога была разобрана, и рельсы немцами увезены в Германию. Приказ есть приказ. Надо мне быть на месте в том подразделении, где выявлено заболевание, провести санобработку, проводить ежедневный осмотр бойцов и при малейшем подозрении на заболевание изолировать больного до выяснения диагноза. Место расположения данного подразделения было в железнодорожном поселке в 138 километрах от Краснодара.
Я отправился в путь. Шел сильный дождь, по дороге непролазная грязь, лужи воды. Промокший до костей, уставший до изнеможения, я добрался к вечеру до населенного пункта. На другой день дождь прекратился, но дорога была еще хуже, грязь сделалась вязкая, как глина, тащилась за ногами пудовой тяжестью. Транспорта по дороге никакого нет. За 3 дня я с трудом добрался на место, ноги были в больших водянистых мозолях.
Выяснив положение дела, обследовав бойцов, дал задание старшине оборудовать примитивную дезкамеру из железной бочки и прожарить белье, произвести в бане мытье бойцов. Два бойца больные были госпитализированы в станицу от Кропоткина 50 километров. Через десять дней приехали из Краснодара командир части, комиссар и врач на автомашине. У меня было все в порядке, новых заболеваний не было, а потому на второй день вместе с ними я уехал в Краснодар. В дороге нас настиг дождь, наш «козлик» застрял в грязи, и мы ушли ночевать в село за 8 километров, оставив шофера с машиной. На второй день к вечеру еле добрались в Краснодар.